лагерем. Если вы вернете меня в точку, где произошло крушение, я из нее
упаду на камни и разобьюсь. И этого я не желаю.
-- А может, вы сначала на кроликах попробуете? -- задумчиво произнес
Журба.
-- Зачем? -- спросил полковник. Он сделал вид, что не понял. -- Кролика
не жалко.
-- А вас, думаете, жалко? -- удивился Рай-Райи. -- Почему это я должен
вас жалеть?
-- Да потому, что между людьми есть гуманизм, -- ответила Нинеля. --
Так учит партия. Мы не кролики, мы звучим гордо.
-- Мы допрашивали вас и ваших товарищей, -- полковник поднес ко рту
миску и допил остатки похлебки, потом закончил: -- И поняли, что весь ваш
гуманизм и медйой монетки не стоит. В отличие от кроликов вы истребляли друг
друга миллионами. Так что не вам говорить о жалости.
-- Вы все путаете, -- рассердилась Нинеля. -- Мы уничтожали врагов в
порядке исторической справедливости. Как классовых, так и агрессоров.
-- Вот мы и уничтожим всех вас тоже в порядке справедливости. Должен ли
я думать о вашем гуманизме, если я за ваш счет могу сделать жизнь моих людей
лучше и сытней? Ну, отвечайте.
-- А вот задавать такой вопрос вы не имеете морального права, --
сказала Нинеля. Грейпфруты ее грудей согласно качнулись, и полковник замер,
зачарованный этим зрелищем, благо верхние половинки грейпфрутов поднимались
над вырезом в синем халате, как будто плавали в синем пруду. -- Потому что
наша человеческая жизнь не менее дорога, чем жизни ваших сотрудников.
Нинеля поправила халат, да так неудачно, что правая грудь вовсе
оголилась, и полковник зашелся в кашле.
-- Ладно, -- сказал Рай-Райи, -- наше дело военное -- как прикажут,
туда и стреляем. Пускай ученые изучают, начальство решает, а мы подождем
этих мудрых решений. Что у нас сегодня по плану?
Полковник достал блокнот, открыл его на нужной странице и некоторое
время шевелил губами, вникая в смысл слов.
-- Ясно, -- сказал он и хлопнул блокнотом. -- Значит, так, проводим
медицинский опыт на сексуальную совместимость наших пришельцев. Всем пройти
в душевую, там оставить одежду и остаток дня провести без одежды в
гимнастическом зале...
-- Боюсь, что это старая программа, -- в обалделой тишине произнес
Эдуард Оскарович. -- И если вы справитесь о том у господина Гарбуя или
господина Лея, они выскажут вам свое неудовольствие.
-- А что я могу поделать! -- Полковник вскочил и закричал, словно
призывал всех идти в атаку. -- Что я могу поделать, когда приказов десятки,
начальства в тысячу раз больше, чем вас, а я за все в ответе! Гарбуй и его
люди требуют, чтобы мы проводили исследования и опросы. Мое начальство
требует готовить вас к диверсиям! А я как мышь в плоскогубцах! С меня весь
спрос. Вы что думаете, мне нужно, чтобы вы голыми тут бегали и свальный грех
по углам устраивали? Раздевайтесь по плану!
-- Господин полковник, я вас призываю к разуму! -- рассердился Эдуард
Оскарович.
-- Ладно, запишем, что провели. Этим ученым недолго осталось здесь
командовать. Все свободны. А вы, госпожа Нинеля, останьтесь для разговора.
-- Ну вот, еще чего не хватало! -- воскликнула Нинеля с таким
наслаждением в голосе, что Журба произнес: -- Эх, вкатил бы я тебе десяток
розг! -- Помолчите, а то самому достанется, -- отпарировала Нинеля.
Вторая половина дня оказалась насыщенной событиями.
Но поначалу ничто не предвещало перемен. Если не считать того, что
тягостная жара постепенно превращалась в духоту, которая бывает перед
сильной грозой. В небе все густели облака, и порой солнце отыскивало в них
прореху, чтобы обжечь и без того измученные жарой тела людей, но затем все
заволакивало движением мрачнеющих туч, и уже погромыхивало где-то в
немыслимой дали над морем, словно там, за горизонтом, разгорелся морской
бой.
Движения неизбежно замедлялись, и каждый шаг приводил к одышке, к поту
и звону в ушах. И тем более странным было увидеть, как стремительно
пересекли двор полковник и следом два доктора, сизолицый Крелий и другой,
незнакомый, с небольшим саквояжем, видно, прибывший недавно. Они исчезли в
административном корпусе. На минуту снова наступила недвижная тишина,
отдаленно загромыхало. Из барака вышел Эдуард Оскарович. Не заметив стоявшую
в стороне Кору, он, делая вид, что прогуливается, направился к кустам, к
известной ей тропинке. Кору посетил было соблазн последовать за профессором,
но мысль о том, что ей придется карабкаться в гору сквозь колючий кустарник,
была настолько отвратительна, что чувство долга тихонько свернулось
клубочком где-то внутри нее и замерло, надеясь, что его не заметят.
-- Будет гроза! -- сказал кто-то так неожиданно, что девушка
отшатнулась.
Это был инженер. Он снял халат и остался в длинных полосатых трусах. У
него было гладкое загорелое тело с плоским жестким животом, без единого
грамма жира. Коре было приятно смотреть на него. В руке инженер держал
длинный прямой прут, который он очищал от коры.
-- Видишь, -- сказал он, -- не могу остановиться. Занимаюсь тем, что
подбираю материалы к новой модели. Глупо, да?
-- Наоборот, -- сказало Кора, глядя на склон горы. Ей показалось, что
она видит, как карабкается по тропинке пожилой неповоротливый Калнин.
-- Мне кажется, что если я построю махолет и поднимусь в воздух, я
смогу улететь из этой чертовой страны. Только надо подняться повыше.
-- Повыше у них летают истребители. Они не очень скоростные, винтовые,
но на тебя хватит.
-- Знаю, -- согласился инженер. -- Но все равно хочется взлететь. Ты
как думаешь, нам удастся вырваться отсюда?
-- Ты тоже об этом думал? -- спросила Кора. -- Я все время об этом
мечтаю. Мы же попали с тобой в какое-то средневековье. Я сначала решил, что
они ищут пути к контакту, что они понимают, какое великое открытие им попало
в руки. Я, наверное, неделю все сомневался... но понял, что попал в стаю
павианов, у них свои интересы, а у тебя человеческие. Знаешь, чего им
хочется? Им хочется завоевать Землю. В их павианьих головках никак не может
вместиться тот факт, что павианам невозможно завоевать Землю людей, потому
что они не умеют говорить.
-- Сейчас у них другая идея, -- сказала Кора. -- Идея налета. Схватить
и унести.
-- Ты знаешь, кто-то должен пройти к нам, вернуться и сказать, чтобы
эту дверь прикрыли. -- А нас захлопнут здесь?
-- Ну кто нас захлопнет здесь! -- рассердился инженер. -- Конечно, нас
сначала вытащат.
Инженер был устроен просто и правильно. В нем было сильно развито
чувство справедливости, он хотел ее восстановить, а потом снова заняться
своим махоле-том. Как, наверно, хорошо и просто иметь такого мужа. Он
обязательно будет тебя любить и защищать, будет гулять с детьми и чинить
дома и на даче все выключатели и тостеры. Потом ты от него убежишь...
-- Главное сейчас наладить связь с нашей Землей, кто-то должен
пробраться туда и предупредить, а то они и на самом деле натворят
чего-нибудь. Но как это сделать?
-- Наверное, надо снова броситься со скалы вниз, -- предположила Кора.
-- Не спеши, -- остановил ее Всеволод. -- Это слишком рискованно. Но я
подумаю. Надо изучить то место...
Бормоча что-то под нос и забыв уже о Коре, он пошел прочь. Но через
двадцать шагов остановился и, обернувшись, громко заявил:
-- Какие мы с тобой дураки, Кора! Там, где мы появились, никакой скалы
нет! Она есть только на нашей Земле.
-- И что это означает? -- спросила Кора. -- Это означает, -- сказал
инженер, -- что, если отсюда есть ход к нам, он совсем иначе устроен. А как
-- я обязан догадаться. Я ведь изобретатель.
Когда инженер исчез. Кора стала снова вглядываться в кусты на склоне.
Но профессора не увидела. Видно, он хорошо спрятался.
На площадке вновь появился Миша Гофман. На этот раз он шел быстро и,
проходя совсем рядом с Корой, не повернув головы, быстро произнес:
-- Если со мной что-нибудь случится, ты должна оставаться здесь как
можно дольше. Не пытайся уйти самостоятельно, даже если тебя будут звать.
Твоя задача все узнать...
Чтобы иметь возможность договорить, Миша присел завязать шнурок на
казенном ботинке.
-- Меня требуют к докторам. Они мне не доверяют. Но я буду и дальше
играть роль дебила. Из столовой выбежала медсестра.
-- Вот вы где, Гофман! -- пробасила она укоризненно. -- Ведь доктор вас
ждет. Неужели это так непонятно?
-- Я не хочу к доктору, -- тупо произнес Миша, глаза его остекленели, в
углу рта появилась слюна.
Медсестра жестко взяла его под локоть и повлекла к административному
зданию.
"Бедный Мишка", -- подумала Кора. Она еще не знала, чем это кончится,
но боялась за него.
Стало темнее. Плотная, почти непроницаемая для лучей света туча тяжело
перевалила через стену гор и, набирая скорость, покатилась по склону к морю.
Она толкала перед собой стену воздуха, та в свою очередь поднимала тучи
пыли, веток, листьев и даже мелкие камешки.
Коре показалось, что со стороны административного корпуса донесся крик.
Но тут же все звуки были сожраны раскатистым и долгим громом, который
вызывали молнии, пока еще не добравшиеся до вершины горы и лишь озарявшие
черную тучу огненными зарницами.
Каково же профессору там, в горах? А что, если он заблудится?
Странно, как меняются человеческие отношения. Три дня назад она
соперничала с Вероникой за сердце инженера Всеволода. Теперь он здесь,
рядом, и сам тянется к ней. И нет соперницы. Но нет, инженер стал
неинтересен -- он был спутником для вольного отдыха в тихом месте, он был
романтической принадлежностью махолета и олицетворением риска...
И оказалось, что ей интереснее всего немолодой очкастый профессор из
середины прошлого века, которому давным-давно лежать бы в могиле. Они с этим
профессором даже ни разу не заговорили на личные темы: не до этого. Она даже
забыла расспросить, как же профессор здесь оказался -- в самом ли деле
вычислил дорогу сюда или шутит? И профессор тоже никакого особого внимания к
Коре не проявлял -- просто он был чудесный.
От шума ветра и пыли Кора не сразу увидела, что в ворота въехал, вернее
ворвался, автомобиль, вроде джипа, синий с зеленой крышей.
Разгоняя радиатором песок и ветки, джип промчался к административному
корпусу. Молния, сорвавшаяся с неба, ударила в землю рядом с джипом, будто
природа была недовольна его появлением. Джип подпрыгнул, но не остановился.
Он развернулся у входа в корпус и только тогда замер. Из джипа выскочил
генерал Лей. Порывом ветра с него тут же сорвало высокую фуражку, и он
побежал за ней.
Фуражку несло к Коре, и той ничего не оставалось, как включиться в
погоню.
Они с генералом настигли фуражку посреди плаца, и их руки столкнулись
над добычей.
-- Спасибо, -- сказал генерал, глядя пронзительными светлыми глазами на
коленки Коры. Та выпрямилась и сделала шаг назад. -- Ты из этих? -- Да, я с
Земли, -- сказала Кора. -- Ага, вспомнил, -- сказал генерал, -- я тебя видел
в лабиринте.
Вблизи он еще более казался солдафоном. Был он приземист, подобен
горилле, его сильные широкие руки опускались до колен. Низкий лоб прикрывала
челка, но глядевшие из глубоких глазниц глаза были живыми и умными, как
бывают у обезьяны.
Они стояли друг против друга -- генерал был ниже ростом, но широк и
уверен в себе, так что Кора чувствовала себя тростиночкой перед пнем.
-- Ну и как? -- спросил генерал, стараясь перекричать шум ветра. --
Домой хочется?
-- Не знаю, -- ответила Кора. -- Если это не опасно, то хочется. -- А
