Покревский.
-- Нет, -- сказала Нинеля, которая ела вторую миску каши,
предназначавшуюся, видно, Мише Гофману, -- Влас Фотиевич от страха никогда
бы предавать не стал. Только если по указанию свыше.
-- Вот именно, -- согласился Журба. -- По указанию свыше я на все
пойду.
-- Это и есть страх, -- заметил Эдуард Оскарович. -- Только
превратившийся в безусловный рефлекс.
-- Тоже мне, академик Павлов, -- фыркнула Нинеля, которая, видно, в
свое время изучала газетные статьи о наших приоритетах в области условных
рефлексов.
Офицер забрал протоколы, даже не посмотрев на них. Журба был
разочарован.
-- Ничего, -- сказал он, -- потом посмотрят и сделают надлежащие
выводы.
Дождь успокоился, он лил мирно, как будто хотел растянуть удовольствие
на несколько лет. -- Как в Макондо, -- сказала Кора, подходя к окну. -- Там
было жарко, -- сказал инженер, который тоже читал Маркеса.
Остальные не поняли. Они были куда старше колумбийского писателя
Маркеса.
.Вошел полковник Рай-Райи. Вошел быстро, наткнулся на стол и замер,
выстукивая пальцами нервную дрожь по его краю.
-- Тишина! -- приказал он. -- Важное сообщение! Все подошли ближе. Лица
были серьезными и напряженными -- судя по всему, добра ждать не следовало.
-- Тяжкая трагедия обрушилась на наше государство, на нашу родину, --
отчеканил по-дикторски полковник. -- Сегодня на пути из отпуска в столицу
самолет нашего высокочтимого президента потерпел аварию и разбился в горах.
Подробности происшествия разбираются правительственной комиссией. Вместе с
президентом погибли члены его свиты. До выборов нового президента, которые
состоятся через месяц, во избежание беспорядков и сепаратистских выступлений
в национальных районах власть возложил на себя чрезвычайный временный совет
в составе командующего армией генерала Лея, начальника службы
государственной безопасности, корпусного генерала Грая, а также госпожи
Куфетти ар Рей, правительницы автономной области Рей-колья.
Кора посмотрела на профессора. Он был бледен. -- А Гарбуй? -- выкрикнул
он. -- Его там не было? -- Советник Гарбуй пока жив, -- осклабился
полковник.
Остальные внимательно слушали, стараясь понять, имеет ли отношение это
событие к их судьбе, и когда полковник кончил читать, Журба спросил: -- Чего
же он поездом не поехал? Никто ему, конечно, не ответил. -- Что, попал в
грозовой фронт? -- спросил Всеволод. -- Мы надеемся, что это не было
диверсией, -- ответил полковник.
-- Кому надо, разберутся, -- сказала Нинеля, -- для этого они
поставлены. Наше дело -- не вмешиваться.
Кора вспомнила ухмылку генерала Лея. Теперь никто не помешает ему
напасть на Землю -- какой бы глупой ни казалась эта акция, к каким бы
жертвам она ни привела!
-- Нам надо написать письмо! -- воскликнула Нинеля. -- Какое письмо? --
не понял полковник. -- Сочувственную ноту, как положено в таких случаях.
Ведь здесь еще нет нашего посольства. Мы должны взять на себя его функции.
Только у нас нет хорошей бумаги. Вы прикажете нам выдать хорошей бумаги?
-- Вы озверели, что ли? -- вдруг озлился полковник. Он стукнул кулаком
по столу. -- Не понимаете?
-- А что? -- спросил Покревский. -- Что мы должны понимать?
-- Что власть перешла к армии. К власти наконец-то пришли здоровые силы
нации. Хватит армии находиться на вторых ролях, подбирая крошки со стола
продажных политиков! Мы намерены навести порядок. -- Включая и Землю? --
спросила Кора. -- Включая и Землю. Какие еще вопросы? -- А нас будут
возвращать домой? -- спросил инженер. -- Ведь вы еще сегодня обещали.
-- Как только я получу инструкции из центра, я доведу их до вашего
сведения. Еще вопросы будут? А то мне пора идти.
-- Я хотела спросить: где Гофман? Куда он пропал? -- спросила Кора.
-- Пришелец Гофман проходит специальные исследования на предмет
возвращения на Землю. -- Он вернется сюда?
-- Когда закончатся исследования. Больше вопросов нет? Больше вопросов
не было.
Профессор Калнин стоял у полковника на пути. -- Я хотел бы связаться с
коллегой Гарбуем. Можно, я позвоню ему?
-- Нет, нельзя, -- ответил полковник. -- Почему? Он болен?
-- Пока не закончится расследование обстоятельств гибели нашего
возлюбленного президента, он останется под стражей, так как был среди тех,
кто последним видел президента перед отлетом из виллы "Радуга".
Полковник резко отстранил профессора и совершил необычное действие. Он
подошел к высокому постаменту, на котором стоял бюст президента, опрокинул
его на себя и, откинувшись от тяжести назад, поволок к выходу из столовой.
Кора вспомнила отвалы бюстов и статуй у горной дороги. Теперь на отвал
будет больше. Заговорили не сразу. Но шумно, бестолково. -- Это заговор!
-- Они убили собственного президента! Как это отразится на нашей
судьбе?
-- Не говорите чепухи! Почему им нужно убивать президента? Вы же
видели, какая гроза -- кто просил его улетать... -- Но они нас отпустят? --
Может, теперь отпустят.
-- А может быть, наоборот -- именно теперь не отпустят.
-- Плохо бунтовать в синих байковых халатах без пуговиц, -- сказал
Эдуард Оскарович.
-- Чепуха! -- возмутился вдруг Покревский. -- У меня есть мундир. Я не
намерен возвращаться в синем халате.
-- Я пойду, -- сказала Кора Эдуарду Оскаровичу. -- Мне нужно увидеть
Мишу Гофмана. Я боюсь, что они сделают с ним что-то плохое.
-- Но там такой дождь... -- растерянно возразил профессор, будто сам
только что возвратился с горы.
-- Подскажите мне, как проникнуть в административный корпус. Я же не
знаю. Они меня схватят.
-- Простите, но я всегда ходил туда через дверь, -- ответил профессор.
-- Кора, душечка, -- сказала Нинеля. -- Хочешь, я тебе подскажу? -- Ты
знаешь?
--А я от полковника уходила, он меня вывел, он тоже не хочет портить
репутацию.
-- Не неси чепуху, Нинеля! -- остановил ее Журба. -- Блудница рода
человеческого. Ты у меня в холодной насидишься!
-- Господи! -- сказал Покревский. -- Как вы мне надоели!
Подошла принцесса, защебетала, Покревский прислушивался. Кора подумала:
как ей объяснить, что пора бы вымыть волосы? Дикие времена, дикие нравы!
Вернее всего, принцесса не выдерживает психологического давления обстановки.
-- Я сейчас не пойду, -- сказала Нинеля. -- Пускай сначала стемнеет и
дождик кончится. Потом я тебе покажу, как туда пройти.
Профессор начал кашлять. Кашель был сухой, нехороший. Кора пошла на
кухню. Медсестры ели курицу. Пахло соблазнительно. На Кору они даже не
оглянулись. Кора поставила котелок, вскипятила воды. За это время никто не
покинул столовую. Все;ждали дальнейших событий. Смерть президента была
каким-то образом связана с их судьбой, обязательно связана -- и это понимали
все. И понимали, насколько они беспомощны. Когда Кора возвратилась с горячей
водой, Нинеля витийствовала -- громко и агрессивно -- видно, от
неуверенности в себе:
-- Я уверена, что нас не оставят, не бросят. Родина никогда не бросает
в беде своих героев. Возьмем, к примеру, эпопею папанинцев, которых посадили
на льдину. Я как сейчас помню восторг всей страны, когда их сняли с такой
вот махонькой льдиночки, негде ножку поставить...
Кора подошла к окну, на улице начинало неуверенно темнеть.
-- Пойдите поспите, -- сказал профессор. -- А вы?
-- Я боюсь пропустить весть от Гарбуя. Он может прислать человека. Его
судьба меня беспокоит.
Кора пошла к себе, прилегла и скоро заснула, безмятежно и глубоко;
хорошо, когда тебе двадцать лет.
Проснулась она как от толчка. За окошком было черно. Занудно шумел
дождик.
Кора поднялась, в раскаянии от того, что все на свете проспала,
побежала в столовую. Там никого не было, если не считать инженера, который
что-то чертил на листе собственных показаний, которые он не возвратил
офицеру.
-- Что-нибудь случилось без меня? -- спросила Кора.
-- Ты откуда получила сведения? -- Из твоей анкеты, -- соврала Кора,
которая никогда бы не смогла объяснить, почему она подарила Нинеле именно
этот, а не иной чин. Что-то глубоко внутри подсказало ей... потом вспомнила:
Кольский полуостров, железная дорога, тамошний командир -- старший лейтенант
госбезопасности...
-- Не могла ты видеть мою анкету... -- отрезала Нинеля и тут же
спросила: -- Значит, все дела хранятся, а вы операцию готовили? -- Так
пойдешь или нет?
-- Иду, иду, чего кричать! Сержант я, до старлея не дослужилась.
-- Глупый вопрос. Ты ушла, если не ошибаюсь, часов в пять, а сейчас
десять. Радио у нас нет, газет нам не показывают. Все сидят по каютам, ждут
ужина, а вот будет ли ужин, я сомневаюсь, потому что медсестры так и не
появлялись.
-- Ничего, вскипятим чаю, а ты покажешь мне, как залезть в кладовку.
-- Это неприлично, -- сказал инженер и тут же углубился в рисунок
очередного махолета.
Кора пошла к Нинеле. К счастью, Нинеля не спала, а раскладывала пасьянс
из самодельных карт.
-- Влас Фотиевич нарисовал, -- сообщила она, -- сейчас он спит, а мне
дал. Они прошлую ночь с Покревским и инженером в преферанс дулись. Ты не
представляешь -- белогвардейская сволочь, полицмейстер и твой дружок из
коммунистического будущего. Компания!
-- Нет у нас коммунистического будущего, эксперимент не удался, битва
за урожай проиграна.
-- Ну ладно, ладно, я это уже от Мишки Гофмана слышала. Пока они его не
разоблачили. А сам рукам волю дает.
-- А при коммунизме бы не давали? -- Там все иначе, там бы я никому не
отказывала, потому что все люди друзья и братья с сестрами.
Нинеля не была лишена чувства юмора, и вроде бы поражение коммунизма не
нанесло ей травмы. Хотя черт ее знает, где она искренняя, а где
притворяется. -- Ты обещала провести меня к Мише Гофману. -- А он твой
хахаль был? -- Не говори чепухи. Я просто беспокоюсь. -- А не стоит о нем
беспокоиться, -- посоветовала Нинеля. -- Если он на обратном пути к нам
попадет, им наши займутся. -- Пошли? -- Там дождик идет.
-- Не успеешь промокнуть, старший лейтенант госбезопасности, -- сказала
Кора. Нинеля вдруг напряглась.
Нинеля и в самом деле просто и быстро провела Кору через незапертую
дверь с обратной стороны административного корпуса. Дверь вела в подвал к
мусоросборнику, оттуда лестница поднималась на второй этаж. Здесь они
расстались -- Нинеля не хотела рисковать.
В главном коридоре, разделявшем здание пополам, еле-еле светили
плафоны. В боковых ответвлениях было совсем темно.
Впрочем, это и помогло Коре. Миша содержался в подвале, и Кора сразу
догадалась, где это, потому что ход туда перегораживал стол, за столом
сидела мускулистая медсестра и спала, положив голову на скрещенные руки.
Притом мирно похрапывала басом. За спиной медсестры находилась стеклянная
дверь, и Кора открыла ее. Мишу она отыскала в тупике подвального коридора.
Перед боксом был стеклянный тамбур. В боксе Миши горела яркая лампа без
абажура, оттого казалось, что там проводят ремонт. Миша сидел на
продавленной койке на сером одеяле, скрестив ноги и покачиваясь. Кора
попыталась проникнуть к нему, но эта дверь была заперта. Кора тихонько
постучала в стекло. Миша услышал, поднял голову, удивился, потом
обрадовался. Он попытался подбежать к перегородке, но ничего не получилось,
он согнулся в три погибели, схватился за живот. Лицо его исказила гримаса
боли. -- Ты что, Миш, -- спросила Кора. -- Отравился?
Миша подошел к круглому отверстию в стекле, забранному частой сеткой.
