низкими нарами. Единственная тусклая лампочка под потолком осветила еще
одного обитателя подземелья -- им оказался Покревский. На скуле ротмистра
темнел кровоподтек, рукав халата был оторван и держался на нескольких
нитках, волосы встрепаны и взор дик.
-- Что с вами случилось? -- кинулась к ротмистру Кора. -- Вас били?
-- Меня били, -- согласился ротмистр. -- И я лишен возможности снова
покончить с собой.
-- Но кто позволил себе такое отношение к вам? -- возмутился профессор.
-- Мы являемся подданными другой планеты, и они не имеют права...
-- Они взяли это право в собственные руки, -- горько воскликнул
Покревский и, упав на нары, закрыл голову руками.
-- И все же вы должны рассказать нам, что произошло. И я обещаю вам,
что не оставлю этот инцидент безнаказанным, -- настаивал профессор.
-- Тем более, -- добавила Кора, -- что за нами стоит Земля и вся
Галактическая Федерация, в том числе комиссар Милодар. А с ним шутки плохи.
-- Какая еще федерация, -- воскликнул ротмистр, -- за мной не стоит
ничего. Я видел, как последний пароход взял курс на Стамбул! Врангель бросил
нас...
-- Рассказывайте, -- сказал Эдуард Оскарович тоном, которому нельзя
было не подчиниться.
-- Утром я увидел... -- Глухой голос ротмистра с трудом пробивался в
щель между тюфяком и губами. -- Всю ночь ее не было... а утром она вышла из
его апартаментов!
-- Попрошу вас, -- произнес профессор, -- если можно, употребляйте
имена действующих лиц. Порой вам известно нечто, скрытое от нас. Но вы не
идете нам навстречу.
-- Господи! -- взвился ротмистр и уселся на нарах. -- Неужели
непонятно? Принцесса Парра вышла утром из комнаты полковника Рай-Райи. Как
ни в чем не бывало!
-- А может, ничего и не бывало? -- осторожно спросил Эдуард Оскарович.
-- Бывало! Вы бы видели, какая улыбка играла на ее блудливых губах! --
А вы? -- спросила Кора. -- А я кинулся к ней, чтобы убить! -- И не убили? --
У меня не поднялась рука.
-- А она? -- спросила Кора, которой эта сцена привиделась в несколько
комических красках, но следовало сдерживаться, чтобы не обидеть влюбленного
Покревского. -- Она хохотала! Как шамаханская царица. Вы читали? -- Я
проходила. В детстве, -- гордо ответила Кора. -- Это написал один поэт в
Азербайджане.
Профессор взглянул на Кору, чуть склонив голову, и если бы девушка
увидела в тот момент его взгляд, она удивилась бы печали, присутствовавшей в
нем. Профессор думал о своих отдаленных потомках. Очевидно, на пути
цивилизации в будущее кое-чем приходится жертвовать.
-- Это написал Пушкин! -- воскликнул ротмистр, на секунду даже забыв о
собственном горе. -- Не может быть, чтобы вы считали его азербайджанским
поэтом!
-- Извините, -- сказала Кора, не желая вступать в исторический спор. --
Что случилось дальше?
-- Простите, но если вы считаете Пушкина азербайджанским поэтом, я не
могу продолжить.
-- Я никогда этого не говорила! -- возмущенно ответила Кора. --
Азербайджанским поэтом был Низами, который родился в Гяндже в 1141 году, где
и скончался на руках своей половецкой жены, выкупленной им из неволи в 1189
году. Сказка о шамаханской царице, обитавшей якобы в соседней с Гянджей
Шемахе, была открыта среди рукописей Мадридской библиотеки лет десять назад.
Неизвестная поэма Низами вызывала сенсацию среди специалистов и просто
любителей поэзии, так как открыла человечеству новые грани таланта великого
азербайджанского поэта. Если вы хотите, я могу прочесть несколько двустиший
из этого шедевра, однако учтите, что я не сильна в арабском, на котором была
написана "Шамаханская царица", и мое произношение будет несколько хромать...
Увидев обалделое выражение лица профессора, Кора получила искреннее
моральное удовлетворение -- пожалуй, впервые за это путешествие в
параллельный мир. И она решила никому не признаваться, даже под пыткой, в
том, что произнесенный ею текст она списала со шпаргалки на экзамене по
литературе прошедшей весной и еще не успела забыть.
Ротмистр Покревский сел на нарах. Собственное горе даже потускнело
перед невиданным девичьим талантом. Но Кора быстро вернула его к
действительности.
-- Продолжайте, ротмистр, -- сказала она. -- Рассказывайте, что было
дальше.
-- А что продолжать, -- махнул рукой Покревский. -- Я кинулся к
полковнику Рай-Райи, чтобы вызвать его на дуэль на любом виде оружия --в
конце концов, мне не привыкать к смерти. -- А полковник?
-- Полковник вышел и в грубых выражениях потребовал, чтобы я убирался
прочь. Тогда я поднял палку и крикнул ему: "Защищайтесь, сударь!" -- А он?
-- А он ничего не ответил, потому что из той же двери выскочила ваша
подруга Нинеля. -- Из той же двери? -- удивился профессор. -- Из той же
двери! Она издавала нечленораздельные звуки, она налетела на меня как
злобная фурия, она вырвала у меня палку и начала меня избивать, утверждая,
что не даст в обиду своего любимого. Затем прибежали медсестры и притащили
меня сюда... вот в таком виде. Но я же не мог поднять руку на женщину, даже
если она хамка!
-- Таинственная история, -- сказал Калнин, -- но полагаю, что не такая
уж трагическая, как вам показалось. Если, правда, полковник не забавлялся с
двумя девицами сразу.
-- О, только не это! -- воскликнул ротмистр и сжал ладонями виски,
словно голова его раскалывалась от немыслимой боли.
-- Тогда между ними происходило что-то совершенно невинное, -- заявила
Кора. -- Поэтому Нинеля так на вас рассердилась.
-- Нет, -- твердо возразил капитан. -- Там происходило нечто ужасное.
-- Я вас пытаюсь убедить, -- сказал профессор, -- что принцесса умерла
пятьсот лет назад, что вы погибли полтора века назад, что здесь лишь Кора --
реальное живое существо. Мы же с вами -- привидения, фантомы.
-- Чепуха, -- проворчал ротмистр. Но он был не уверен в своих словах.
-- Есть только этот день и этот миг. За окошком перекликались часовые. --
Что на обед? -- крикнул ближний, второй ответил неразборчиво.
Ротмистр молчал, лежа на нарах. Профессор все мерил камеру шагами. Кора
задумалась -- она пыталась заставить себя поверить в то, что здесь
происходит что-то настоящее, реальное, что это ей не снится. Но убедить себя
трудно, потому что память Коры, как и память По-кревского, отказывалась
перенестись в настоящее. Оставленный ими мир был слишком близок и куда
реальнее этих бараков, этой духоты и уж тем более буйства ротмистра из-за
средневековой готской принцессы.
-- И все же мне все это не нравится. -- Профессор Калнин стоял у стены,
запрокинув голову и вперив взгляд в забранную решеткой щель окошка. --
Генералы что-то задумали. Гарбуй прав, они что-то задумали. Ты обрати
внимание -- они не были реально обеспокоены, в какое время попадут люди при
возвращении на Землю, -- а это для их планов должно быть ключевым моментом.
Если они решились на локальное вторжение и похищение военных машин и
технологий -- это хоть и звучит наивно, но значит, что их план
предусматривает обойти эту опасность. Но как?
-- Но может быть, это просто ловушка, игра -- может, они и не
собираются захватывать наш мир, потому что понимают, что могут лишиться
своего?
Коре было приятно разговаривать на равных с профессором и чувствовать,
что он не старается приспособиться к ней.
-- Интересно, -- сказал Эдуард Оскарович. -- И почему?
-- Потому что, -- сказал вдруг ротмистр, -- им нужна не война, в
которой они могут потерпеть поражение, а лихая подготовка к ней. Нужен образ
врага. Вы слышали об этом?
-- Я понимаю, что вы хотите сказать, ротмистр, -- согласился Калнин, --
пускай будет такая подготовка к войне, что война нам уже не понадобится. Мы
под шумок пересажаем всех смутьянов и заодно скушаем с хреном самого
президента.
-- А интересно, -- спросила Кора, -- президент это понимает?
-- Мне интереснее, понимает ли Гарбуй. Если понимает он, то сможет
убедить президента, -- сказал Калнин.
Загремел засов, дверь отворилась -- там стоял полковник Рай-Райи.
-- Выходите, -- приказал он, -- обедать пора. Ротмистр Покревский
отвернулся к стене. -- Все выходите, все, -- приказал полковник. -- Вас,
ротмистр, это тоже касается. Но если вы все еще настаиваете на дуэли со
мной, я не возражаю. Вот кончу сегодняшние дела, и после ужина сразимся на
пляже. -- Вы не шутите? -- Покревский вскочил во весь рост.
-- Я вообще не умею шутить, -- ответил полковник. -- Но хотел бы для
ясности сообщить вам, что сегодня все утро в моей комнате две женщины,
которые вам известны, приводили в порядок мой мундир, почти погубленный
вчера, когда я угодил в бетонную ловушку. Это я говорю не для оправдания, а
для сведения некоторых нервных господ. Принцесса же слишком черна и грязна,
чтобы меня соблазнить, и ни слова не понимает по-русски. --- Врете, --
сказал ротмистр.. , . -- А я полагал, что в вашей армии были приняты правила
вежливости между офицерами. Так что вы, ротмистр, остаетесь без обеда за
грубость старшему по званию.
Покревский сделал было движение к двери -- во-первых, он был голоден,
во-вторых, понял, что ведет себя не самым лучшим образом. Но гордость
заставила его остановиться. Так он и стоял -- высокая фигура в синем рваном
халате.
Но сердцу полковника не была свойственна жалость. Когда они поднялись
на второй этаж, он сказал: -- Покревский хотел меня убить и мог убить. Он
был груб со мной, хотя я его пожалел -- что мне стоило пристрелить его? Кто
бы меня осудил за это? Разве что вы, профессор?
--И я в том числе, -- согласился профессор. В столовой уже собрались
все остальные. Маленькая кучка людей с Земли, совершенно разных и чужих друг
другу. Журба прогудел:
-- Где же вы загуливаете, господа, разрешите вас спросить?
-- У тебя, Кора сзади к платью трава прилипла, -- крикнула Нинеля.
Она сделала в халате глубокий вырез и откромсала рукава -- получилось
платье-ублюдок, но, по крайней мере, оно соответствовало климату и
демонстрировало нахальные груди разведчицы.
Кора послушно постаралась отряхнуть платье сзади, раздался хохот Журбы,
ему вторила Нинеля. Миша Гофман криво усмехнулся. Принцесса Парра подвинула
к себе миску и без помощи ложки быстро пила из нее суп. У принцессы был
чудесный аппетит.
Под смех зрителей Кора дошла до стола и уселась на свое место.
Медсестры снабдили пришедших мисками с гороховым супом. Полковнику,
пожелавшему разделить трапезу с пленниками, вместо миски дали большую
фарфоровую тарелку и добавили к гороху кусок грудинки. Ну что же, он здесь
хозяин.
-- Сегодня начнем, -- сказал Рай-Райи, опустошив свою миску, --
собираться домой. -- Затем он протянул миску медсестре за добавкой.
Так как все понимали: не зря же полковник сел за общий стол -- слов его
не пропустили. И поняли молчание как приглашение к вопросам.
-- Возвращение добровольное? -- спросил Эдуард Оскарович.
-- Совершенно добровольное. Желающие остаться у нас могут остаться.
Полковник улыбнулся широко и бессмысленно -- получилась гримаса,
предназначавшаяся специально для профессора.
-- Есть ли какие-нибудь гарантии, что мы останемся живы? -- спросил
инженер Всеволод.
-- А какие могут быть гарантии? -- удивился полковник.
-- Я попал сюда, -- ответил инженер, -- потому что потерпел крушение в
воздухе. Мой махолет сломался. Как мне теперь понятно, падая к земле, он был
подхвачен вашим аппаратом и приземлился на мягкий склон по соседству с
