Теперь больше не может. Ебаться с ней я тоже уже не в силах.
Она бегает с этим юнцом зеленым. Я не имею права ее обвинять. Я съехал,
нашел себе комнату. Можем поехать туда и лечь спать, или я один могу
поехать туда и лечь спать, а ты можешь остаться тут, или мы оба можем
остаться тут, мне безразлично.
Кизинг достал пару колес и схавал их.
- Давай оба тут останемся, - предложил я.
- Ну, ты и горазд квасить.
- Больше ничего не остается.
- У тебя, должно быть, кишки чугунные.
- Не очень. Как-то раз лопнули. Но когда все дыры снова срастаются, то
говорят, кишки становятся крепче, чем самая лучшая сварка.
- Ты долго еще прикидываешь протянуть? - спросил он.
- Я уже все распланировал. Загнусь в 2000-м году, когда стукнет 80.
- Странно, - сказал Кизинг. - Я в этом году сам собрался умирать.
2000-й. Мне даже сон такой был. День и час моей смерти приснились. Как бы
то ни было, это произойдет в 2000-м году.
- Славная круглая дата. Мне она нравится.
Мы пили еще час или два. Мне досталась лишняя спальня. Кизинг устроился
на кушетке. Сесилия, очевидно, собиралась его бортануть всерьез.
На следующее утро я поднялся в 10.30. Оставалось еще немного пива. Я
умудрился одно проглотить. Когда вошел Кизинг, я занимался вторым.
- Господи, как тебе удается? Свеженький, как пацан 18-летний.
- У меня бывают плохие утра. Просто сегодня не такое.
- У меня занятия по английскому в час. Надо прийти в себя.
- Глотни беленькой.
- Мне сожрать чего-нибудь надо.
- Съешь два яйца всмятку. Их нужно есть со щепоткой чили или паприки.
- Тебе сварить парочку?
- Спасибо, да.
Зазвонил телефон. Там была Сесилия. Билл немного поговорил, потом
повесил трубку.
- Торнадо идет. Один из самых больших в истории штата. Может сюда
завернуть.
- Вечно что-то случается, когда я читаю.
Я заметил, как потемнело.
- Уроки могут отменить. Трудно сказать. Но лучше поесть.
Билл поставил яйца.
- Я тебя не понимаю, - сказал он, - ты даже с похмелья не выглядишь.
- Я каждое утро похмельный. Это нормально. Я приспособился.
- Ты все-таки неплохое говно пишешь, несмотря на весь этот кир.
- Давай не будем. Может, это из-за разнообразия писек. Не вари яйца
слишком долго.
Я зашел в ванную и посрал. Запор - не моя проблема. Я только выходил
оттуда, когда Билл завопил:
- Чинаски!
И я услышал его уже со двора, он блевал. Потом вернулся.
Бедняге было по-настоящему херово.
- Прими немного соды. У тебя валиум есть?
- Нет.
- Тогда подожди 10 минут после соды и выпей теплого пива. Налей в
стакан, чтобы газ вышел.
- У меня есть бенни.
- Пойдет.
Темнело. Через четверть часа после бенни Билл принял душ. Когда он
вышел, то выглядел уже нормальным. Он съел бутерброд с арахисовым маслом и
резаным бананом. Выкарабкается.
- Ты свою старуху по-прежнему любишь? - спросил я.
- Господи, да.
- Я знаю, что не поможет, но попробуй представить, что так бывало со
всеми нами - один раз, по крайней мере.
- Не поможет.
- Когда тетка пошла против тебя, забудь про нее. Они могут любить, но
потом что-то у них внутри переворачивается. И они могут спокойно смотреть,
как ты подыхаешь в канаве, сбитый машиной, и плевать на тебя.
- Сесилия - чудесная женщина.
Темнело сильнее.
- Давай еще пива выпьем, - предложил я.
Мы сидели и пили пиво. Стало совсем темно, и задул сильный ветер. Много
мы не разговаривали. Я был рад, что мы встретились. В нем очень мало
говна. Он устал - может, вс из-за этого. Ему никогда не везло со стихами в
США. Его любили в Австралии. Может, когда-нибудь его здесь и откроют - а
может, и нет. Может, к 2000-му году. Крутой, приземистый мужичок, видно,
что и вломить может, видно, что он там бывал. Мне он нравился.
Мы тихо пили, потом зазвонил телефон. Снова Сесилия. Торнадо прошел
или, скорее, обогнул нас. Билл собирался на свой урок. Я собирался в тот
вечер читать. Ништяк. Вс работает. Все при деле.
Около 12.30 Билл сложил свои блокноты и что там еще было нужно в
рюкзак, сел на велосипед и покрутил педали в университет.
Сесилия вернулась домой где-то днем.
- Билл отчалил нормально?
- Да, на велике. Выглядел прекрасно.
- Как прекрасно? На говне опять?
- Он выглядел прекрасно. Поел и вс остальное.
- Я его по-прежнему люблю, Хэнк. Просто я больше так не могу.
- Конечно.
- Ты не представляешь, что для него значит твой приезд сюда. Он,
бывало, мне твои письма читал.
- Грязные, а?
- Нет, смешные. Ты нас смешил.
- Давай поебемся, Сесилия.
- Хэнк, опять за свое.
- Ты такая пампушечка. Дай, я в тебя погружусь.
- Ты пьян, Хэнк.
- Ты права. Забудь.
75
В тот вечер я снова читал плохо. Плевать. Им тоже было наплевать. Если
Джон Кейдж может получать тысячу долларов за то, что съест яблоко, то и я
могу принять 500 плюс за билет - за то, чтоб побыть лимоном.
После вс было так же. Маленькие студенточки подходили со своими юными
горячими телами и глазами-маяками и просили подписать некоторые из моих
книг. Мне бы хотелось отъебать пятерых за ночь и вывести из своей системы
навеки.
Подошла парочка профессоров поухмыляться мне за то, что я такой осел.
Им от этого стало легче, будто сами посидели за пишущей машинкой.
Я взял чек и свалил. После в доме у Сесилии должно было состояться
маленькое избранное сборище. Это входило в неписанный контракт. Чем больше
девчонок, тем лучше, но в доме у Сесилии мне светило очень мало. Я это
знал. И точно - утром я проснулся в своей постели, один.
Билл снова болел на следующее утро. В час у него опять были занятия, и
перед уходом он сказал:
- Сесилия отвезет тебя в аэропорт. Я пошел. Прощаться не будем.
- Ладно.
Билл надел рюкзак и вывел велосипед за дверь.
76
Я пробыл в Лос-Анжелесе недели полторы. Стояла ночь. Зазвонил телефон. То
была Сесилия, она рыдала.
- Хэнк, Билл умер. Ты - первый, кому я звоню.
- Господи, Сесилия, я даже не знаю, что сказать.
- Я так рада, что ты тогда приехал. Билл только о тебе и говорил потом.
Ты не представляешь, что твой приезд для него значил.
- Что произошло?
- Он жаловался, что ему очень плохо, и мы отвезли его в больницу, а
через два часа он умер. Я знаю, могут подумать, что у него передозировка
была, но это не так. Хоть я и хотела развестись с ним, я его любила.
- Я тебе верю.
- Я не хочу тебя всем этим грузить.
- Вс нормально, Билл бы понял. Я просто не знаю, что сказать, чтобы
тебе легче стало. Я сам как бы в шоке. Давай я тебе позже перезвоню, вс ли
у тебя в порядке.
- Позвонишь?
- Ну конечно.
Вот проблема с киром, подумал я, наливая себе выпить. Если случается
что-то плохое, пьешь в попытках забыть; если случается что-то хорошее,
пьешь, чтоб отпраздновать; если ничего не случается, пьешь, чтобы что-то
произошло.
Как бы болен и несчастен Билл ни был, он просто не походил на человека,
который скоро умрет. Много таких смертей было, и, хотя мы знали о смерти и
думали о ней каждый день, когда неожиданно умирал человек особенный и
любимый, было трудно, очень трудно, сколько бы других людей ни умирало -
хороших, плохих или неизвестных.
Я перезвонил Сесилии в ту ночь, и на следующую опять позвонил и еще раз
после этого, а потом звонить перестал.
77
Прошел месяц. Р.А.Дуайт, редактор Хавки-Пресс, написал мне и попросил
сделать предисловие к Избранным Стихам Кизинга. Кизинг, благодаря
собственной смерти, наконец, мог рассчитывать на кое-какое признание за
пределами Австралии.
Затем позвонила Сесилия.
- Хэнк, я еду в Сан-Франциско увидеться с Р.А.Дуайтом. У меня есть
несколько снимков Билла и кое-что из неопубликованного. Мне хотелось с
Дуайтом это вс просмотреть и решить, что публиковать. Но сначала я хочу на
денек-другой заехать в Л.А. Ты можешь меня в аэропорту встретить?
- Конечно, можешь у меня пожить, Сесилия.
- Спасибо большущее.
Она сообщила, когда прилетает, и я пошел и вычистил туалет, оттер ванну
и сменил простыни и наволочку на своей постели.
Сесилия прилетела в 10 утра, рейсом, к которому мне чертовски сложно
было встать, но выглядела она хорошо, хотя и пухловато. Крепко сбита,
низкоросла, cмотрелась среднезападно, отчищенно. Мужики на нее
заглядывались:
так она шевелила своим задом: тот выглядел мощно, слегка зловеще и
возбуждал.
Мы дожидались ее багажа в баре. Сесилия не пила. Она заказала
апельсиновый сок.
- Я обожаю аэропорты и пассажиров, а ты?
- Нет.
- Люди такими интересными кажутся.
- У них просто больше денег, чем у тех, кто ездит поездом или автобусом.
- На пути сюда мы пролетали Большой Каньон.
- Да, он по дороге.
- У этих официанток юбки такие коротенькие! Смотри, даже трусики
выглядывают.
- Хорошие чаевые. Они все живут в хороших домах и водят МГ.
- А в самолете все такие милые! Со мной рядом мужчина сидел, так он
даже предлагал мне купить выпить.
- Пошли багаж заберем.
- Р.А. позвонил и сказал, что получил твое предисловие к Избранным
Стихам Билла. Он прочел мне кое-что по телефону.
Это прекрасно. Я хочу тебе спасибо сказать.
- Не стоит.
- Я не знаю, как тебя отблагодарить.
- Ты уверена, что не хочешь выпить?
- Я редко пью. Может, попозже.
- Что ты предпочитаешь? Я достану, когда до дому доедем. Я хочу, чтоб
тебе было удобно, чтобы ты расслабилась.
- Я уверена, что Билл на нас сейчас смотрит сверху - и что он счастлив.
- Ты так думаешь?
- Да!
Мы получили багаж и пошли к стоянке.
78
В тот вечер мне удалось влить в Сесилию 2 или 3 стакана. Она забылась и
высоко задрала одну ногу на другую: я углядел кусочек хорошей тяжелой
ляжки. Прочная. Корова, а не женщина, коровьи груди, коровьи глаза. Могла
выдержать много. У Кизинга хороший глазомер.
Она была против того, чтоб убивали животных, она не ела мяса.
Думаю, мяса в ней и так хватало. Вс было прекрасно, рассказывала мне
она, у нас в мире существовала красота, и нам нужно было лишь протянуть
руку и коснуться ее: вся она была наша.
- Ты права, Сесилия, - сказал я. - Выпей еще.
- У меня уже в голове шумит.
- Ну так и что с того, пусть пошумит немного.
Сесилия вновь закинула одну ногу на другую, и ее бедра сверкнули.
Сверкнули очень-очень высоко.
Билл, теперь они тебе ни к чему. Ты был хорошим поэтом, Билл, но какого
черта - ты оставил за собой больше, чем свои труды. И у твоих трудов
никогда не было таких бедер и ляжек.
Сесилия выпила еще, затем остановилась. Я продолжал.
Откуда появляются женщины? Запас их неистощим. Каждая - особенная,
разная. У них письки разные, поцелуи разные, груди разные, но ни один
мужчина не смог бы выпить их всех: их слишком много, они закидывают ногу
на ногу, сводя мужиков с ума. Что за пиршество!
- Я хочу съездить на пляж. Ты отвезешь меня на пляж, Хэнк? - спросила
Сесилия.
- Вечером?
- Нет, не сегодня. Но как-нибудь до того, как я уеду.
- Ладно.
Сесилия говорила о том, как угнетают американских индейцев.
Потом рассказала, что она пишет, но никогда никому не показывала,
просто держит в тетрадке. Билл ободрял и помогал ей кое с чем. Она
помогала Биллу закончить университет. Разумеется, солдатские льготы тоже
помогали. И всегда был кодеин, он вечно зависал на кодеине. Она вновь и
вновь грозилась уйти от него, но это не помогало. А теперь - - Выпей вот
этого, Сесилия, - сказал я. - Поможет забыть.
Я налил ей в высокий стакан.
- Ох, да я не смогу вс это выпить!
- Задери ногу повыше. Дай мне рассмотреть твои ноги.
- Билл со мною никогда так не разговаривал.
Я продолжал пить. Сесилия продолжала говорить. Через некоторое время я
перестал слушать. Настала и прошла полночь.
- Слушай, Сесилия, давай спать. Я набомбился.
Я зашел в спальню и разделся, залез под одеяло. Я слышал, как она
