- Я думаю. - Он посмотрел вверх, туда, где кончалась длиннющая
парадная лестница особняка Форкосиганов. Что ж, начнем с самого
трудного...
- Дед наверху?
- Да, в своих апартаментах. Хотя, рада тебе сообщить, утром он даже
прогулялся в саду.
- А-а. - И Майлз двинулся к лестнице.
- В лифт, - односложно скомандовал Ботари.
- Пустяки, тут всего один пролет.
- Хирург сказал, что вам надо избегать любых нагрузок.
Леди Форкосиган наградила Ботари одобрительной улыбкой; в ответ он
вежливо пробормотал: "Миледи..."
Майлз недовольно передернул плечами и направился вглубь дома.
- Майлз, - проговорила мать, когда он ковылял мимо. - Дед очень стар
и не очень здоров, и уже много лет ему ни с кем не приходилось спорить,
так что принимай его таким, какой он есть, ладно?
- Ты же знаешь, я так и делаю. - Он скорчил почтительную гримасу,
демонстрируя готовность ко всяческой дипломатии. Мать рассмеялась, но ее
глаза остались серьезными.
Добравшись до покоев деда, Майлз встретил Элен Ботари - она как раз
выходила оттуда. Сержант приветствовал дочь молчаливым кивком, получив в
ответ прелестную улыбку.
В тысячный раз Майлз задавался вопросом: как мог этот урод породить
такую красавицу? Все его черты по отдельности отражались в лице Элен, но в
преображенном виде. В свои восемнадцать лет она была очень высокой - метр
восемьдесят, совсем как отец, с его метром девяносто пять; но Ботари был
худ, как щепка, и вечно напряжен и озабочен, а она - изящна и полна жизни.
У него нос изогнут клювом, а у Элен очень милый носик с легкой горбинкой.
Его лицо кажется слишком узким, а у дочери - идеальный овал, красота, в
которой безошибочно чувствуется порода. Глаза - темные, светящиеся,
внимательные, без отцовской подозрительности и въедливости. Словом, отец и
дочь походили друг на друга, словно два изваяния, высеченных одним и тем
же скульптором, - василиск и святая, застывшие над входом в старинный
собор.
Майлз встряхнулся и обменялся коротким взглядом с очаровательной
девушкой на голову выше себя. Надеюсь, ты еще не завтра выдашь ее замуж,
сержант...
- Вот здорово. Я так рада, что ты здесь, - обратилась она к нему. -
Сегодня с утра прямо беда с ним.
- Что, капризничает?
- Нет, напротив. Он очень бодр. Играл со мной в страто, не обращая на
меня никакого внимания. Знаешь, я чуть у него не выиграла. А потом
рассказывал про войну и все вспоминал о тебе. Будь у него карта, он бы
втыкал флажки по дистанции, пока ты ее преодолевал... Может, мне остаться?
- Нет, что ты.
Элен сочувственно и с облегчением улыбнулась и пошла по коридору.
Майлз, глубоко вздохнув, толкнул дверь в комнату генерала графа
Петера Форкосигана.
2
Старик был чисто выбрит и одет во все свежее. Он сидел в кресле,
задумчиво глядя в сад за окном. Нахмурившись, граф оглянулся на того, кто
прервал его размышления, увидел внука и широко улыбнулся.
- А-а, это ты, малыш. Садись. - Он указал на другое кресло, в
котором, наверное, только что сидела Элен. Улыбка старика стала несколько
озадаченной. - Черт, неужели я обсчитался на день? Мне казалось, сегодня
ты должен трусить по горе Сенселе - вверх-вниз, вверх-вниз... И так сто
километров.
- Нет, сэр, вы вовсе не потеряли этот день. - Майлз опустился в
кресло. Ботари поставил перед ним стул и показал пальцем на его ноги - не
нужно ли помочь, но Майлз, отрицательно покачав головой, попытался
справиться с ними сам. Боль обожгла его, как огонь. - Ладно, подними-ка
их, сержант, - устало согласился он, и Ботари помог ему задрать вверх
злосчастные конечности, утвердив их под медицински правильным углом. Потом
сержант ретировался - хороший тактический ход, подумал Майлз, - и замер у
двери по стойке смирно. Когда до старого графа дошел смысл всей этой
пантомимы, его глаза расширились.
- Что ты натворил, малыш?
Надо проделать все быстро и безболезненно, как отрубают голову,
например, раз - и все кончено.
- Спрыгнул со стенки и сломал обе ноги. Вчера, на полосе препятствий.
В общем, провалился на физподготовке. Остальное... Впрочем, теперь это
неважно.
- И вот ты вернулся домой.
- И вот я вернулся домой.
- Так. - Дед забарабанил изуродованными пальцами по подлокотнику. -
Так. - Он неловко поерзал в кресле и сжал губы, не глядя на Майлза. Пальцы
его снова застучали по подлокотнику. - А все из-за этой дурацкой ползучей
демократии, - не выдержав, сварливо начал он. - Из-за убогого
инопланетного вздора! Твой отец поощрял эти глупости - думал, что послужит
тем Барраяру, ай нет. У него была прекрасная возможность искоренить все
это в бытность его регентом, и он упустил ее, просто упустил... - Старик
замолк. - Влюбился в женщину с другой планеты, в идеи с других планет, -
продолжал граф, но уже без прежнего пыла. - Это все твоя мать виновата. С
ее вечным бредом про равенство и братство...
- Ну брось, дед, - возразил Майлз, немного уязвленный. - Мама
совершенно не интересуется политикой. Покойники, и те, наверно,
интересуются ею больше.
- И слава Богу. Иначе она бы уже давно правила Барраяром. Я ни разу
не слыхал, чтобы твой отец ей хоть в чем-то перечил. Ну ладно, могло быть
и хуже...
Майлз лежал в кресле, не пытаясь больше защищать ни себя, ни мать.
Беспокоиться было не о чем: престарелый генерал скоро начнет обсуждать
проблему с разных сторон и сам себя переспорит.
- Может быть, нам всем надо меняться со временем? Может быть. Вот,
скажем, сыновья лавочников - видит Бог, из них получаются великолепные
солдаты. У меня под началом было порядком этих ребят. Я тебе никогда не
рассказывал про одного молодца? Мы дрались с цетагандийцами в Дендарийских
горах за Форкосиган-Сюрло. Лучший лейтенант, какого я помню. Мне тогда
было не больше лет, чем сейчас тебе. В тот год он убил больше
цетагандийцев, чем... А отец у него был портной. В те времена все кроили и
шили вручную... - Старик вздохнул по безвозвратно ушедшей молодости. - Как
же его звали...
- Тесслев, - подсказал Майлз. Он внимательно рассматривал свои ноги.
Что ж, он может стать портным - благо теперь они такая же вымирающая
порода, как и графы.
- Да-да, Тесслев. Погиб он, правда при страшных обстоятельствах.
Пошел на разведку, и их всех захватили в плен. Храбрый был до чертиков,
ничего не боялся... - Наступило молчание.
Внезапно старый граф узрел спасительную соломинку и ухватился за нее.
- А соревнования проводили честно? Сейчас ни в чем нельзя быть
уверенным. Какой-нибудь плебей-карьерист...
Майлз решительно покачал головой, торопясь пресечь эти фантазии,
прежде чем они укоренятся в голове старика.
- Все было честно. Я сам во всем виноват. Задергался, не сумел
вовремя собраться... Словом, я провалился, потому что слаб.
Дед яростно фыркнул. Он сжал кулак, но через мгновение рука его
безнадежно разжалась.
- В мое время никто бы не посмел сомневаться в твоем праве...
- В твое время за мою неумелость заплатили бы жизнями другие. Теперь
все устроено более справедливо, я в этом уверен. - Майлз старался говорить
как можно спокойнее.
- Ну что ж... - Старик смотрел в окно, ничего не видя. - Времена и
вправду меняются. Барраяр изменился. Он страшно изменился, уже когда мне
исполнилось двадцать - в сравнении с тем, чем был при моем рождении. А
потом, между двадцатью и сорока, произошла еще одна такая же перемена. Все
изменилось, все, ничего прежнего не осталось... Потом еще одна перемена,
от моих сорока до теперешних восьмидесяти. Все твои сверстники - слабое,
выродившееся поколение... Даже грехи у нынешних людишек какие-то
разжиженные. Старые пираты времен моего отца могли бы съесть их на завтрак
и переварить косточки до обеда... Ты знаешь, я ведь буду первым графом
Форкосиганом за все девять поколений, которому суждено умереть в
постели... - Старик умолк, вглядываясь во что-то невидимое, а потом
прошептал, словно обращаясь к самому себе: - Бог мой, как я устал от
перемен...
- Сэр, - мягко прервал его Майлз.
Старик живо поднял на него глаза.
- Ты не виноват, малыш. Ни в чем не виноват. Просто ты попал в колеса
судьбы, как и все мы. Это же случайность, что убийца, покушавшийся на
твоего отца, выбрал именно такой яд. Он ведь не целился в твою мать. А ты
всегда был молодцом. Наверное, мы хотели от тебя чересчур многого. Но
никто не скажет, что ты ничего не добился!
- Благодарю вас, сэр.
Молчание становилось гнетущим; в комнате было слишком жарко. Голова у
Майлза болела, его подташнивало от голода и лекарств. Он неловко поднялся.
- Если позволите, сэр...
Старик махнул рукой, отпуская его.
- Да, у тебя, наверное, дела... - Он снова помолчал, потом как-то
растерянно глянул на Майлза: - Что же ты собираешься делать? Все так
странно... Мы всегда были форы, воины, даже когда военное искусство
изменилось вместе со всем остальным...
Дед казался таким маленьким, сидя в своем глубоком кресле. Майлз из
последних сил постарался улыбнуться:
- Ну, зато я могу заняться еще одним излюбленным делом аристократов.
Стану светским львом. Буду знаменитым эпикурейцем и женолюбом. Наверное,
это веселее, чем военная служба.
К его удивлению, дедушка поддержал шутливый тон.
- Да, я всегда завидовал этим ребятам. Так что давай, малыш... - Он
улыбнулся, но Майлз почувствовал, что эта улыбка была такая же вымученная,
как и его собственная. Да и могло ли быть иначе - "бездельник" всегда было
в устах старика страшнейшим из ругательств. Майлз вышел. Ботари последовал
за ним.
Майлз сидел, сгорбившись, в потрепанном кресле в маленькой гостиной
их огромного старинного дома. Он положил ноги на стул и закрыл глаза. В
комнату эту редко кто заходил; можно было надеяться, что здесь его оставят
в покое, наедине с невеселыми мыслями. Никогда прежде он не чувствовал
себя в таком тупике. Столько сил потрачено зря, а впереди пустота - и все
из-за мимолетного приступа глупости и злости, малодушного страха выглядеть
смешным...
Кто-то кашлянул за его спиной, и робкий голос позвал:
- Майлз...
Глаза его широко раскрылись:
- Элен! Значит, вы с мамой приехали в Форкосиган-Сюрло! Входи, входи.
Девушка присела на подлокотник другого кресла.
- Да, миледи знает, как я люблю эти поездки в столицу. И всегда берет
меня с собой. Она мне как мать...
- Скажи ей об этом. Ей понравится.
- Ты так думаешь? - застенчиво спросила Элен.
- Конечно. - Как всегда, ее присутствие оживило Майлза. Возможно, не
такое уж пустое будущее ему предстоит...
Она тихонько покусывала нижнюю губу; большие глаза, не отрываясь,
смотрели в его лицо.
- Ты выглядишь совсем разбитым.
Э, нет, жалость нам не требуется. Майлз откинулся на спинку кресла и
ухмыльнулся:
- Вот именно. В буквальном смысле. Ничего, пройдет. Ты, наверно, уже
слышала про мое фиаско.
- Да. Как у тебя... со старым графом? Обошлось?
- Конечно. Я ведь его единственный внук. Положение у меня
беспроигрышное - могу вытворять, что хочу.
- Он не говорил с тобой насчет перемены имени?
Майлз воззрился на Элен, на сей раз с непритворным изумлением:
- Что?
- Ну, насчет того, чтобы ты смог наследовать титул. Он говорил, что
это надо будет сделать, когда ты... - Девушка вдруг замолчала, но Майлз
без труда понял, о чем речь.
- Ах, вот оно что. Когда я стану офицером... Значит, дед собирался
пойти на попятный и позволить мне носить имя, подобающее наследнику? Очень