занавеси, освещая комнату, в которой царил дикий бардак; я не мог понять,
кто его устроил: то ли она сама, то ли профессиональный громила. В конце
концов я решил, что это дело ее рук. Кресло, в котором я спал, не
пострадало. А может, громила обнаружил то, что искал, не дойдя досюда?
Я отогнал эти мысли и отправился готовить себе завтрак.
Гостиную пришлось проветривать часа два. Шнур и трансформатор
отправились в мусоропровод вместе с протухшей едой из холодильника.
Посудомоечную машину я включил на полный цикл и каждую порцию тарелок
перемывал по три раза, так что это тоже заняло два часа. Я без устали
пылесосил, убирал комнаты и всюду совал свой нос, но ничего интересного
так и не нашел. Покончив с уборкой, сел составлять список необходимых
покупок и тут вдруг услышал, как она застонала. В считанные секунды я
добежал до спальни, застыл на пороге и, держа обе руки так, чтобы она
могла их видеть, сказал медленно и четко:
- Меня зовут Джозеф Темплетон. Карен, я твой друг. Ты теперь в
порядке.
Она посмотрела на меня, как затравленное животное.
- Пожалуйста, не пытайся встать. Тело тебя не слушается, и ты можешь
ушибиться.
Ответа не последовало.
- Карен, хочешь поесть?
- У тебя противный голос, - с каким-то отчаянием произнесла она. Ее
собственный голос, кстати, оказался сиплым.
Она явно не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Я сказал, что сейчас
приду, и пошел в кухню. Там поставил на поднос чашки с прозрачным крепким
бульоном и очень сладким чаем и положил гренки без масла и крекеры. Когда
вернулся, Карен лежала, уставившись в потолок. Я поставил поднос, поднял
Карен и помог ей облокотиться на подушки.
- Выпить охота.
- После еды, - любезно кивнул я.
- Ты кто?
- Мамаша Темплетон. Ешь.
- Разве что суп... Гренки не хочу.
Она выпила полчашки бульона и немного чаю. Я не хотел, чтобы она
переедала.
- А теперь гони выпивку.
- Сию секунду!
Я отнес поднос обратно на кухню, написал что еще необходимо купить,
вынул из машины последнюю порцию посуды и положил в духовку замороженный
бифштекс - себе на обед. Когда же вернулся, она крепко спала.
Отощала бедняжка страшно: кожа да кости, если не считать груди и
вспученного живота. Пульс был четкий. По современным стандартам, она, даже
находясь в прекрасной форме, не могла бы считаться привлекательной. Так,
средней паршивости девчонка... Талия слишком толстая, шея короткая, ляжки
крупноваты. Лицо... Трудно составить впечатление о лице исхудавшего,
лежащего в отключке человека, но вообще-то подбородок у нее квадратный,
нос чуть крючком, а голубые глаза слишком малы и широко посажены.
Одухотворяясь, она могла быть красивой - любое лицо может стать вдруг
прекрасным. Но даже первоклассная гримерша не в состоянии сделать Карен
хорошенькой. На подбородке я заметил давнишний синяк. Волосы у нее были
пепельные, длинные и тонкие; высыхая, они спутались и теперь их за целый
час не расчесать. Бог наградил Карен великолепной грудью, и это меня
расстроило. В нашем мире женщине, у которой грудь - главное ее достояние,
приходится несладко.
Из таких мелочей складывалась картина, способная привести в уныние
даже толстокожего носорога. Когда я увидел Карен впервые и ее лицо еще не
напоминало безжизненную маску, она показалась мне чувствительной особой.
Или это из-за электродов? Кто его знает.
Черт побери, я никак не мог подобрать вразумительного объяснения для
штуковины, вделанной в ее башку! В любом баре, на любом перекрестке можно
услышать о гораздо более плачевной судьбе. Я попробовал отыскать на ее
теле шрамы. Любители тыкать себе электроды в голову обычно наркоманы. У
них постоянная потребность словить еще больший кайф. Но никаких следов,
что она баловалась кокаином, я не нашел: слизистая носа не была
повреждена. Послужной список Карей (конечно, весьма жалкий и обрывочный)
все же исключал наличие какого-то серьезного порока; в последнее время она
явно искала острых ощущений, но лишь в самое последнее время. Единственной
дурной привычкой, похоже, было курение.
Значит, дело в мерзавце-любовнике? Я немного поразмыслил над этой
гипотезой. Ну, предположим, какой-то страшно жестокий сукин сын насадил ее
на крючок, как форель, просто так, желая поразвлечься. Такое не под силу
случайному визитеру или даже желанному гостю: с этим человеком надо жить
под одной крышей. Выходит, он лез из кожи, чтобы покорить сердце не очень
привлекательной дамы, а когда сопротивление было сломлено, красавчик
испарился? Исчез, даже не оставив ничего после себя в шкафах, на полках и
в аптечке? Маловероятно. Тогда, может, после ухода любовника она сама
уничтожила все следы его пребывания в квартире, а затем поняла, что
существует только один способ вытравить былое из памяти? Нет, не верилось,
что хозяйка, которая все делает тяп-ляп, способна вдруг повести себя так
толково.
Тут я вспомнил свое первоначальное предположение: что если в спальне
устроил погром профессионал? И кровь застыла у меня в жилах. А вдруг она
не горе-хозяйка? Допустим, развеселый садюга неожиданно возвращается,
чтобы еще немного порезвиться напоследок. И, как и я, застает ее в
гостиной. Там и оставляет.
Однако через пять минут я расслабился. Этот вариант тоже не проходил.
Да, конечно, в роскошном доме, где живет Карен, в холлах почему-то нет
телекамер, но именно поэтому богатые жильцы наверняка как-то замечают, кто
сюда приходит. Проживи он тут хоть немножко, и ему уже не замести следов,
можно даже не стараться. Да и потом, подобные монстры, существа весьма
редкие и в своем роде уникальные, любят совращать невинных девушек. Карен
не в его вкусе.
В этот момент я опять зашел в ванную, и мои сомнения разрешились.
Поднимая стульчак, чтобы помочиться, я увидел на обратной стороне надпись
фломастером: "Как здорово, когда в доме есть мужчина!" Почерк был ее. Она
жила одна.
Я почувствовал облегчение, потому что меня не увлекала мысль о
гипотетическом монстре и о том, что мне нужно будет его выследить и убить.
Но я опять вскипел от негодования.
Мне хотелось ПОНЯТЬ.
Чтобы чем-нибудь заняться, я отправился с бифштексом и чашкой кофе в
кабинет и включил ее компьютер. Я перепробовал все характерные коды,
набрал дату ее рождения и имя в цифровом выражении, но доступа к памяти
так и не получил. Тогда, словно по наитию, назвал дату гибели ее родителей
и попал в точку. Я перечислил, что нужно купить из бакалейных товаров,
велел, чтобы двери внизу открылись, принимая покупки, и чего только не
делал, стараясь выудить из проклятой машины какие-нибудь записи или
дневники. Но все безуспешно. Когда я связался с публичной библиотекой и
запросил сведения из энциклопедии "Британника" по вживлению электродов.
Меня отослали к статье "Самостимуляция мозга". Я пробежал глазами историю,
начавшуюся с открытия, которое Олдс и соавторы сделали в тысяча девятьсот
пятьдесят шестом году, и узнал, что в конце восьмидесятых, когда изобрели
более простые хирургические решения, вживление электродов в мозг
превратилось в социальную проблему. Диаграммы, графики и технические
характеристики я изучать не стал и в конце концов отыскал краткий раздел,
посвященный мотивам использования вживленных электродов.
Да, об одной группе людей, для которых это характерно, я и впрямь не
подумал. Неизлечимо больные...
Неужели это так? В ее возрасте? Я просмотрел все рецепты. Никаких
сильных болеутоляющих средств, вообще ничего более серьезного, чем
антиаллергические препараты. Живи мы в то время, когда люди пользовались
не видеотелефонами, а обычной телефонной связью, я бы попробовал выудить
какую-нибудь информацию у ее лечащего врача, да и то неизвестно, с каким
результатом. М-да, проверить эту гипотезу невозможно...
Вполне вероятно, я прав; даже наверняка, но почему-то у меня осталось
чувство неудовлетворенности. Я заказал компьютеру игру "Сквош в четырех
стенах" и убедился, что могу выиграть. Я чуть ли не наслаждался жизнью,
как вдруг услышал ее крик.
Да и не крик даже, а так... в горле-то у нее саднило. Впрочем, мне
хватило и этого. Выбегая из комнаты, я уже знал, в чем дело. Кончилось
действие местного обезболивания, пролежни на спине и ягодицах дали о себе
знать, и она проснулась от боли. Вообще-то это должно было случиться
раньше, спрей рассчитан лишь на несколько часов. Я решил, что ее система
чувствительности ослабла из-за перегрузки.
Пролежни были ужасные. Я побрызгал их еще раз, и стоны почти
моментально прекратились. Я не мог придумать, как заставить ее лежать на
животе, не прибегая к драконовским мерам. И решил, что это необязательно.
Подумав, что Карен опять в отключке, я пошел к двери. Но на полпути меня
остановил ее голос, приглушенный подушками:
- Я не знаю, кто ты. Может, тебя на самом деле вовсе нет. Поэтому я
могу тебе признаться...
- Побереги силы, Карен. Ты...
- Заткнись. Ты хотел испытать судьбу, вот и получай.
Я заткнулся.
Голос звучал вяло, безжизненно.
- Все мои подружки начали встречаться с парнями, когда им шло
двенадцать. А меня он проманежил до четырнадцати. Говорил, что нельзя
доверять. Томми зашел, чтобы вытащить меня на танцы, и он устроил Томми
черт знает что. Мне стало так стыдно! Часа два на танцах было весело. А
потом Томми приударил за Джо Томпкинс. Просто-напросто бросил меня и ушел
с ней. Я спустилась в туалет и долго там плакала. Девчонки выведали у
меня, в чем дело. У одной нашлась в сумке бутылка водки. Я до этого
никогда не пила. После того, как я начала крушить машины на стоянке, одна
девица разыскала Томми, устроила ему скандал и заставила проводить меня
домой. Я этого не помню. Это выяснилось позже.
Голос ее прервался, и я дал ей воды. Она взяла чашку, стараясь не
встречаться со мной взглядом, отвернулась и продолжала:
- Все же Томми каким-то образом умудрился доставить меня домой. Я уже
была в полной отключке. Он, видно, вконец перепугался и не осмелился
отнести меня наверх. Томми положил меня на кушетку, бросил мои трусики на
коврик и ушел. Я помню, как лежала на полу, и все лицо у меня болело. Он
стоял надо мной. "Шлюха", - сказал он. Я приподнялась и попыталась ему
что-то объяснить, но он ударил меня несколько раз. Я кинулась к двери, а
он изо всей силы врезал мне по спине. Тогда я бросилась вверх по лестнице
и на полном ходу стукнулась головой.
Впервые за все время голос Карен начал выражать хоть какие-то
чувства. Этим чувством был страх. Я сидел, боясь пошевелиться.
- Когда я проснулась, был уже день. Наверное, это мама перевязала мне
голову и перенесла меня на кровать. Голова раскалывалась от боли. Я пошла
в ванную, он меня позвал. Они с мамой лежали в постели. Он начал меня
оскорблять, не давая мне вставить ни слова, и все больше распалялся. И тут
я на него заорала. Он соскочил с кровати и опять кинулся на меня с
кулаками. Сорвал с меня рубашку. Он колотил меня по животу и груди, и его
кулаки были, как огромные молоты. "Сука, - твердил он. - Шлюха". Я думала,
он меня убьет, поэтому схватила его руку и укусила. Он заревел, будто
дракон, и швырнул меня через всю комнату на кровать. Мама вскочила, а он
спустил трусы, и я увидела такой большой, красный... Я кричала, кричала и
колотила его по спине, а мама стояла рядом. Глаза у нее были большие и
круглые, словно в мультфильмах. Я кричала, визжала, и...
Она осеклась и сжалась в комок. Когда же заговорила вновь, голос
опять звучал безжизненно:
- Проснулась я опять в своей постели. Я долго-долго мылась под душем,
