розетки, осторожно отступил назад.
Ее тело не напряглось, как от электрического разряда. Оно и без того
находилось в таком состоянии вот уже несколько дней. Нет, с ним случилось
совершенно иное, но эффект был не менее потрясающим. Она вся обмякла.
Заморгала. Сползла вниз. "М-да, - подумал я, - бедняга еще не скоро сможет
пошевелить хотя бы пальцем..." И тут она мне врезала. Встала и, прежде чем
я успел опомниться, расквасила мне нос. И тут же заехала мне в висок.
Какое-то время мы колошматили друг друга. Я все же сумел удержаться на
ногах и не упасть. Потом она повернулась и схватила лампу. Но шнур был
прочно прикреплен скобкой к полу. Тогда она, наступив на него, дернула, и,
отодрав, пошла на меня в кромешной тьме, высоко подняв лампу. Я успел
сделать выпад, и, угадав, в какую сторону она качнется, ударил ее в
солнечное сплетение. Она только произнесла "Уф!" и рухнула.
Я дотащился до кушетки, сел, ощупал свой нос и потерял сознание.
Провалялся я в отключке, похоже, недолго - кровь на вкус была свежей.
Очнулся с ощущением, что мне срочно нужно что-то предпринять: человека,
который умирает от голода, испытывая при этом бесконечное возбуждение, не
рекомендуется бить поддых. Я вскочил на ноги.
Стало чуть светлее, на небе за окном выглянула луна. Женщина лежала
на спине, вытянув руки вдоль туловища и совершенно расслабившись. Ее
грудная клетка вздымалась и медленно опускалась. По жилке на горле можно
было четко определить пульс. Я встал возле нее на колени, она начала
храпеть, глубоко и мерно.
Я получил возможность кое о чем поразмыслить. Удивительно, что мой
неожиданный порыв не оказался для нее роковым. Может, в моем подсознании
действительно таилось желание ее убить? Пятидневное "торчание" на этих
проводах вполне могло ее укокошить, не говоря уже о том, что я так
неожиданно прервал бедняжке "кайф"... Я поерошил ее всклокоченные волосы и
нащупал разъем для электродов. Если уж она не повредила ткани, выдирая
провода, то никаких других, более серьезных нарушений, вероятно, нет... Я
еще раз ощупал голову женщины, но повреждений не нашел. Лоб ее покрылся
липкой испариной. Калом теперь воняло гораздо сильнее, чем свежевыпеченным
хлебом.
Нос у меня пока не болел, но здорово распух. Мне не хотелось к нему
прикасаться. Думать о нем - и то было противно. Рубашка намокла от крови.
Я швырнул ее в угол. Мне стоило немалых сил, чтобы поднять лежавшую
женщину. Она была на удивление тяжелой, а ведь мне приходилось
перетаскивать и пьяных, и покойников. Из гостиной я попал в холл, а все
холлы, как известно, ведут в ванную. Шатаясь, я неуклюже поплелся туда, и
когда вокруг стало еще темнее, сердце у меня забилось, как сумасшедшее, а
нос "ожил" и заболел, так что хоть кричи. Я чуть не уронил свою ношу и не
поднес руки к лицу: искушение было огромным. Однако вместо этого я
заскулил, точно собака, и пошел дальше. Детское ощущение: из носа течет,
поэтому плакать нельзя... Подходя к дверям, я всякий раз распахивал их
пинком. Наконец, мы попали в небольшое помещение, выложенное кафелем.
Выключатель находился на обычном месте, я надавил на него плечом, и
комнату залил свет.
Огромная ярко-синяя ванна, в изголовье подушка из пенистого пластика,
нескользкое дно... Синяя раковина с какими-то финтифлюшками, вся
заставленная туалетными принадлежностями, загаженная сигаретными окурками
и осколками зеркала, выпавшими из настенной аптечки. Синий унитаз с
поднятой крышкой. Дорогой коричневый коврик на полу. Весы в дальнем углу.
Я приложил немало усилий, чтобы не уронить женщину, когда сажал ее в
ванну. Голову пристегнул специальным ремешком. Придерживая женщину за ноги
в стороне от струи, отрегулировал воду и отправился на поиски выпивки.
Выбор оказался богатым. На кухне удалось обнаружить бутылку
"Метаксы". Стараясь не подносить ее близко к носу, я осторожно сделал
глоток. Мне показалось, что я отпил жидкого газа для заправки зажигалок,
причем горячего, и меня прошиб пот. Я нашел бумажные полотенца и на
обратном пути в ванную использовал чуть ли не все, очищая стул и ковер. Из
пластиковой трубки лилась вода, уже натекла целая лужа. Я шагнул в нее и
перекрыл кран. Вернувшись в ванную, увидел, что вода уже покрыла
вспученный живот женщины, под которой было полно грязи. Мне пришлось три
раза сменить воду, пока я не отмыл грязнулю как следует. Найдя под
раковиной шланг, надевавшийся на кран, привел в порядок ее волосы.
Вытирать женщину пришлось прямо в ванне. Полотенце там было не больно
чистое. Я нашел в аптечке спрей, который применяют при оказании первой
медицинской помощи, - хорошая местная анестезия - и побрызгал болячки на
ее спине и ягодицах. Потом отправился за "Метаксой" и попал в спальню.
Мокрые волосы хлестали меня по рукам, когда я переносил в нее женщину. Она
казалась еще тяжелее, чем раньше, будто пропиталась водой. Я открыл дверь
ногой, а потом опять же ногой прикрыл за собой, и попытался, как и в
прошлый раз, нажать плечом на выключатель, но его на привычном месте не
оказалось. Тут я натолкнулся на ящик для обуви, уронил свою ношу и сам
грохнулся на пол, круша все вокруг и оберегая свой нос. Женщина не издала
ни звука.
Как выяснилось, чтобы зажечь свет, нужно было дернуть за шнурок,
висевший над кроватью. Женщина лежала на боку, дыша по-прежнему мерно и
глубоко. Я хотел было положить ее на кровать. Нос у меня прямо-таки
разрывался от боли. Мне удалось поднять ее лишь с третьей попытки, да и то
с превеликим трудом. Я стонал от бессильной ярости, укладывая ее на левый
бок в кровать с огромным матрацем. Кровать была еще больше, с балдахином,
латунной спинкой, сатиновыми простынями и наволочками. Белье не стирали
лет сто. Скомканные одеяла лежали в ногах. Я еще раз потрогал ее голову и
пощупал пульс; потом приподнял веки - зрачки были одинаковыми. Лоб и щеки
еще не согрелись, поэтому я укрыл женщину потеплее. Отпихнув ящик для обут
в угол, выключил свет и оставил ее храпеть в одиночестве.
Все важные бумаги и документы хранились в кабинете, сейф стоял на
полке. Он был дорогой, очень крепкий и мог устоять против любых
катаклизмов, кроме ядерного взрыва. Кодовый замок имел всего двадцать семь
комбинаций. Внутри сейф оказался битком набит бумагами. Я разложил ее
"жизнь" на столе, как пасьянс, и принялся изучать со все возраставшим
чувством неудовлетворенности.
Звали ее Карен Шавитски, она изменила свое имя, получилось Карен Шоу.
Оно мне показалось надуманным. Ей было двадцать два. В четырнадцать лет
она оставила родителей, ни в чем их официально не обвинив. С тех пор
успела поработать официанткой, помощницей продавца люстр, художницей,
библиотекаршей и массажисткой без лицензии, а также печатала на машинке и
чинила мотоциклы. На корешке последней платежной квитанции стояло "Хард
Корпс" - этот массажный кабинет имел весьма плачевную репутацию. Квитанция
была выдана восемь месяцев назад. Банковский счет и вещи, которые я
обнаружил у Карен в шкафу, говорили о том, что сейчас она связана с
торговлей кокаином. Роскошная квартира и мебель наводили на мысль о ее
глупости. Если даже наркоманы и оставят ее в покое, то полицейские все
равно возьмут красотку за жабры. Может быть, она подсознательно пыталась
этого избежать?
Пока ничего обнаружить не удалось, но я продолжал рыться в бумагах.
Карен целый семестр посещала колледж, изучала живопись, но бросила,
провалившись на экзамене. Три года назад она оказалась не в состоянии
заплатить за квартиру. Один раз разбила машину, и страховая компания ее
надула. Все тривиально. За последние годы она пережила лишь одно серьезное
потрясение. Полтора года назад супруги Ломбард-Смит наняли ее для
вынашивания их ребенка. Они обещали кругленькую сумму - ведь у Карен был
широкий таз и нужная им редкая группа крови. Однако через полгода муж с
женой застукали Карен с сигаретой в зубах и разорвали контракт. Она
пыталась бороться, но у них были фотографии. И, разумеется, более ловкие
адвокаты. Карен пришлось вернуть аванс, оплатить судебные издержки и,
конечно же, аборт.
Желая продемонстрировать врачу, что легкие у нее чистые, она не
курила месяца три, а то и полгода. Зачем же впадать в крайности и ставить
все на карту? Как обычно, мелкие неприятности казались не причиной, а
скорее следствием чего-то более серьезного. Страсть к самоуничтожению... Я
продолжал исследовать ее архив.
На дне сейфа удалось раскопать нечто многообещающее. Когда ей
исполнилось восемнадцать, ее родители погибли в автомобильной катастрофе.
К некрологу было подшито завещание отца - один из самых удивительных
документов, которые мне когда-либо доводилось читать. Если бы отец,
осерчав, оставил свою единственную дочь без цента в кармане, я еще мог бы
его понять. Но он поступил хуже. Гораздо хуже.
Черт побери, все равно ничего не вытанцовывается!.. Из-за этого
кончают с собой сразу же, а не через четыре года. И не столь
экстравагантным способом: это снижает трагизм. В общем, я пришел к выводу,
что у Карен либо провалилась грандиозная и рискованная кокаиновая афера,
либо ее подло обманул любовник... Нет, кокаин тут ни при чем... Ей не дали
бы умереть так, как она хочет, в ее же собственном доме. На убийство тоже
непохоже. Даже очень самонадеянному хирургу нужно, чтобы пациент был а
сознании, ведь не зная ощущений клиента, в нужное место электродами не
попадешь.
Значит, любовник... Я вздохнул с облегчением, довольный своей
проницательностью и чертовски раздосадованный. Почему - я и сам не знал. Я
запихнул бумаги обратно в сейф, запер его, поставил на место и отправился
в ванную.
Ее аптечка произвела бы впечатление даже на фармацевта. Карен была
жутким аллергиком. Аспирин пришлось искать целых пять минут. Я взял четыре
таблетки. Потом выудил из раковины самый большой осколок зеркала,
прислонил его к какому-то флакону и снова уселся на унитаз. Мой нос
заметно сместился вправо и так распух, что трудно было дышать. На полу
валялась коробка с бумажными салфетками. Я разодрал ее, вынул содержимое и
набил салфетками рот. Затем схватил нос правой рукой и дернул его влево,
одновременно спустив левой рукой воду в унитазе. Звук хлынувшей воды
совпал с моим воплем, и я чуть было не прокусил салфетки. Когда ко мне
вернулось зрение, нос стоял на месте. Я осторожно умылся, потом вымыл руки
и вышел из ванной. Однако тут же вернулся, заметив мельком кое-что
любопытное. Это оказалась подставка для зубных щеток. Щетка была только
одна. Я снова перерыл аптечку и на сей раз убедился, что в ней нет ни
крема для бритья, ни электробритвы или бритвенного станка, ни мужской
парфюмерии. Все рецепты были выписаны на имя Карей, причем по всем
правилам.
В раздумье я пошел на кухню, смешал коктейль и отправился с ним к ней
в спальню. Часы над кроватью показывали пять. Я зажег спичку, пододвинул
ящик для обуви к шкафу, уселся и задрал ноги. Потягивая коктейль, я слушал
ее храп и смотрел, как она дышит, а за окном едва брезжил рассвет. Я решил
перебрать все варианты, но только успел обдумать первый, как сноп дневного
света ударил мне прямо в глаза.
Я инстинктивно поднял руки, пролил выпивку себе на голову и поранил
нос еще больше. Как правило, я просыпаюсь с трудом. Карен по-прежнему
безмятежно храпела. Я едва удержался, чтобы не запустить в нее стаканом.
Было уже за полдень, солнечные лучи упрямо пробивались сквозь тяжелые
