соком бузины и добавляли туда каплю зелья, они его называли "тэриак", а
это была попросту смесь каких-то трав с медом. А перед той битвой у
доктора Паре вышел весь "тэриак" и сок бузины тоже, и он с горя сам
составил какую-то смесь и назвал ее эликсиром.
Моего командира, капитана ле Ра, ранило пулей в щиколотку, и ему
первому довелось испытать на себе это снадобье. И нога зажила в один миг.
А я оказался третьим или четвертым. Доктор оглядывал поле боя, искал труп,
чтобы разрезать, как ему было надо. Вы же знаете этих докторов. А Жан мне
потом говорил, что доктору нужен был мозг! Ну вот, он и углядел меня с
разрубленной головой. Нагнулся он ко мне, увидел, что я еще дышу, и
удивился - как это с такой раной еще можно дышать? Влил он мне в голову
своей смеси, перевязал и стал ждать, что будет дальше. А дальше я вам уже
все рассказал. В общем я воскрес. И мало этого, все кости у меня на черепе
срослись. Тут доктор Паре понял, что он составил чудо-зелье. И он глаз с
меня не спускал и все записывал.
Ну, в общем взялся я за мальчишку и сказал ему: "Будь другом, Жан,
расскажи, что это за снадобье такое, каким меня лечили". А он и отвечает:
"Что ж, мой учитель из этого секрета не делает. Он просто смешивает яичные
желтки, розовое масло и скипидар". (Я вам это потому говорю, приятель, что
про это уже давно в книгах напечатано.)
- Не пойму, откуда вам это известно, но я случайно знаю, что такой
состав есть, - заметил я. - О нем написано в нескольких трудах по истории
медицины. Эликсир доктора Амбруаза Паре, которым он лечил раненых в битве
при Турине, действительно состоял из смеси яичных желтков, розового масла
и скипидара. И первым человеком, на котором Паре испытал свое снадобье,
был действительно капитан ле Ра. И было это в тысяча пятьсот тридцать
седьмом году. Паре говорил: "Я перевязал ему раны, и бог исцелил его".
Ну-с?
Капрал Куку фыркнул.
- Вот именно - скипидар, розовое масло, желтки. А сколько чего надо,
знаете?
- Нет.
- Ясно, нет, приятель. А я знаю. И мало того: когда доктор Паре лечил
меня, он еще кое-что добавил, так просто, для пробы. И я знаю, что это
было.
- Ну, ну, дальше, - сказал я.
- Так вот, заметил я, доктор что-то со мной затевает. И я глядел в
оба, выжидал и выспрашивал Жана, пока не выследил, где доктор прячет свои
записки. Ведь в то время за косточку, что называлась "рог единорога",
можно было взять тысяч шестьдесят, а то и семьдесят. Я хочу сказать, будь
у меня в руках лекарство, что может воскресить человека из мертвых, чтобы
кости у него срослись и он через неделю-другую встал на ноги, когда у него
и мозги-то вываливались наружу, - черт побери, ведь повсюду шли войны, так
я бы в два счета разбогател!
- Без сомнения, - сказал я.
- Какого черта, - перебил капрал Куку, - по какому праву он вздумал
делать из меня подопытного кролика? И что бы он делал, если бы не я? А как
по-вашему, что бы со мной дальше было? Сунул бы он мне парочку золотых да
и выставил бы вон, а сам заграбастал бы и славу, и миллионы! А я хотел
открыть в Париже заведение - ну, знаете, с девочками и все такое прочее,
ясно? А что сделаешь на два золотых, скажите на милость? Ну ладно. Как-то
ночью доктор с Жаном ушли, а я взял его записки, вылез в окно и поминай
как звали.
Ну, убрался я подальше - тут, думаю, уже не поймают, - зашел в кабак,
выпил немного и разговорился с одной девчонкой. Но, видно, не одному мне
она приглянулась, и началась драка. Тот малый резанул мне лицо ножом. У
меня тоже был нож. Сами знаете, как это бывает: уж и не помню как, только
мой нож очутился у него в боку. Он был этакий мозгляк с крысиной мордой, а
девица крупная, статная и волосы, что золото. Я увидел, что он уже готов,
и давай бог ноги, а нож мой так и остался у него между ребер. Я было
притаился, но меня так и не нашли. Всю ночь до рассвета пролежал я в
кустах. Худо мне было. Ведь он рассадил мне ножом все от скулы до самого
затылка, да еще кусок уха отхватил! И больно было страх как, а главное по
этому шраму меня бы сразу признали, половинки уха-то как не бывало. Уж
виселицы бы мне не миновать, ясно? Вот я и лежал в какой-то канаве тихо,
как мышь, и заснул только перед самым рассветом. А как проснулся, смотрю -
ничего не болит, даже ухо, а уж, можете поверить, ухо - штука нежная.
Пошел я к пруду, умылся и поглядел на себя. И что же вы думаете? Все
зажило, и шрам такой, будто это было не вчера, а лет пять назад. А прошло
всего несколько часов! Зашагал я дальше. Дня через два укусила меня
собака, прямо кусок выхватила из ноги. Такое надо лечить не одну неделю, а
у меня зажило на другой же день, да и следа почти не осталось. Видно, от
того снадобья, что Паре влил мне в голову, я стал точно заколдованный,
всякая рана на мне мигом заживает. Я так и думал, что записки его дорого
стоят, но такого никак не ожидал.
- А записки все еще были при вас, капрал? - спросил я.
- А вы как думали? Ясно, при мне, я их завернул в тряпочку и обвязал
вокруг пояса, под рубашкой. Листков было всего шесть, только не из бумаги,
а... как бишь его? Пергамент, кажется. Ну да, пергамент. Листочки сложены,
по сгибу сшиты и крайний снаружи чистый, вроде как обложка. А внутри все
шесть страничек исписаны вдоль и поперек. Да ведь пот беда: читать-то я не
мастак! Меня этому сроду не учили, ясно? Ну, золотые я еще не успел
истратить и отправился в Париж.
- А что сказал на это доктор Амбруаз Паре? - спросил я.
Капрал Куку ехидно фыркнул.
- А что он мог сказать? Что своим зельем воскресил мертвеца? Тут бы
ему и конец, уж не сомневайтесь. И какие доказательства? А уж мальчишка-то
держал бы язык за зубами, нипочем не сознался бы, что предал своего
учителя, ясно? Нет, никто и слова не сказал. И я преспокойно добрался до
Парижа.
- Что же вы там делали? - спросил я.
- Думал найти надежного человека, кто прочитал бы мне эти записки. А
если вы хотите знать, на что я там жил, - что ж, крутился как мог. Ну вот,
однажды ночью встретил я в одном месте школяра, образованного человека; он
там выпивал, а ночевать ему было негде. Показал я ему докторовы записки и
спросил, про что там речь. Думал он, думал - додумался. Доктор там
записал, как он смешал свое снадобье, но на это ушла всего одна страница.
На четырех страницах были одни цифры, а на последней - опять понаписано. И
эта страница была все про меня, как все случилось и как он меня вылечил.
- Розовым маслом, желтками и скипидаром? - спросил я.
- Ага, - кивнул капрал Куку и добавил: - И еще кое-чем.
- Держу пари, я знаю эту четвертую составную часть вашего эликсира, -
сказал я.
- Что ставите? - осведомился капрал Куку.
- Пчелиный рой, - ответил я.
- Как это?
- Разве не понятно? Вы сказали, что будете выращивать розы и
разводить кур и пчел. И что поедете на юг за скипидаром. Насчет желтков,
роз и скипидара все ясно. А зачем такому человеку, как вы, пчелы? Ясно,
что четвертая составная часть - мед.
- Ага, - сказал капрал Куку. - Все верно, приятель. Доктор подбавил
туда меду. - Он вынул из кармана складной нож, открыл его, подозрительно
поглядел на меня, потом защелкнул и сунул в карман. - Вы же не знаете,
сколько чего класть, - сказал он. - Не знаете, как эту штуку смешивать. Не
знаете, сколько времени ее подогревать и сколько времени студить.
- Значит, вы владеете секретом вечной жизни, - сказал я. - Вам
четыреста лет, и убить вас не может никакая рана. И все дело в некоей
смеси розового масла, желтков, скипидара и меда, так?
- Так, - ответил капрал Куку.
- А вам не приходило в голову купить все что надо и смешать самому?
- Приходило. Доктор писал там, что бутылка с эликсиром, каким он
лечил меня и капитана ле Ра, два года хранилась в темноте. Я тоже намешал
полную бутылку снадобья и два года повсюду таскал ее с собой и прятал от
света. А потом раз мы с приятелями попали в переделку, и один мой друг,
Пьер Солитюд, получил пулю прямо в грудь. Я попробовал на нем мое зелье,
но он умер. Тогда же меня ударили палашом в бок. И хотите верьте, хотите
нет - моя рана за девять часов зажила сама собой. Понимайте, как знаете.
Ну, уехал я из Франции и с год кое-как проболтался, а потом очутился
в Зальцбурге. После той битвы при Турине прошло уже года четыре. Ну, там в
Зальцбурге один парень сказал мне, что у них живет самый лучший доктор на
свете. Я даже имя его помню. Да и как его забыть? Его звали Филипп Ауреол
Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. За несколько лет перед тем он прославился
в Базеле. А вообще-то его знали под именем Парацельса. Дела у него в ту
пору шли не сказать чтобы хорошо. Так, больше околачивался попусту и
допивался до чертиков в винном погребке под названием "Три голубки". Там я
его и встретил однажды ночью - было это, наверно, в тысяча пятьсот сорок
первом году - и высказал ему, что мне было нужно, когда никого близко не
было.
Капрал Куку хрипло рассмеялся.
- Парацельс был великий человек, - заметил я. - Один из величайших
врачей мира.
- Черта с два, он был просто старый жирный пьяница. По крайней мере
когда я его увидел, он был пьян в стельку. Орал во всю глотку и дубасил
пустой кружкой по столу. Ну, рассказал я ему по секрету про то зелье, а он
еще пуще разошелся, обозвал меня всеми словами, какие знал, - а знал он их
предостаточно, - да как грохнет меня кружкой по голове, вот тут, у самого
лба. Я хотел было дать ему сдачи, но тут он малость поугомонился и говорит
на каком-то чудном языке, то ли по-шведски, то ли по-немецки: "Опыт, опыт!
Наглядность! Приходи ко мне завтра, шарлатан, и покажи свою рану на
голове: если она и вправду заживет, я тебя буду слушать". И давай
хохотать, а я думаю: ну, погоди, приятель, ты у меня еще похохочешь. И я
пошел прогуляться, и рана зажила за какой-нибудь час. Тогда я пошел назад,
чтобы показать ему. Мне этот старый пьяница как-то по душе пришелся.
Прихожу назад в погребок и вижу: доктор фон Гогенгейм, или Парацельс, как
вам угодно, лежит на полу и умирает, кто-то ударил его ножом в бок.
Оказалось, он подрался с каким-то резчиком по дереву, а тот уже допился до
белых слонов, вот и дал ему хорошенько. Не везет мне в жизни и никогда не
везло. Мы бы с ним поладили, это уж точно, хоть я и толковал с ним всего с
полчаса, да ведь большого человека сразу видно, верно я говорю? Ну да что
тут поделаешь.
- А дальше что было? - спросил я.
- Я ведь только намеки вам даю, ясно? А коли хотите знать все, вам
придется раскошелиться, - сказал капрал Куку... - Ну, с год торчал я в
этом Зальцбурге, а потом меня оттуда выставили за попрошайничество и
занесло меня в Швейцарию. Тут я пошел в наемники, они назывались
"condottieri", и командовал нами швейцарский полковник, а дрались мы в
Италии. Мы думали, там будет хорошая пожива. Но добычу всю у меня стащили,
а под конец нам и половины жалованья не отдали. Двинулся я тогда назад во
Францию и повстречал там морского капитана по имени Бордле, он возил в
Англию спиртное, и ему как раз одного человека недоставало. Но в Ла-Манше
нас перехватили пираты - маленькое быстроходное английское суденышко; они
отняли наш груз, капитану перерезали глотку, а матросов покидали за борт -
всех, кроме меня. Ихнему капитану Хокеру я приглянулся, он и оставил меня
в своей команде, хоть моряк я никудышный. Эта старая калоша - ей богу, не
больше спасательной шлюпки на "Куин Мэри" - называлась "Гарри" в честь
английского короля Генриха Восьмого, про которого еще кино показывают. И
все-таки жили мы неплохо. Промышляли в основном французской водкой:
