- Именно так, - подтвердил Бэйнбридж. - До чего же вы сообразительны,
Мэллард. Шестерка отличных молодых самцов в превосходном состоянии. Я им
выстроил, ну, общежитие, что ли, во дворе за конюшней. Машинки стоят в
оранжерее. Там много света и воздуха, а большую часть растений я велел
вынести. Мистер Норт, владелец цирка, весьма любезно позволил мне нанять
одного из своих лучших дрессировщиков. Право же, это было не так трудно.
Профессор Мэллард снисходительно улыбнулся.
- В конце концов, мне уже приходилось слышать нечто подобное, -
сказал он. - Мне помнится, что кто-то в каком-то университете заставил
студентов кидать монетки, чтобы проверить, поровну ли выпадают орел и
решка. Оказалось, что поровну.
Бэйнбридж как-то очень странно посмотрел на своего друга.
- Итак, вы верите, что любой из принципов теории вероятностей может
быть подтвержден экспериментально.
- Конечно!
- Взгляните тогда лучше сами.
Мистер Бэйнбридж повел профессора Мэлларда вниз по лестнице, по
коридору и через заброшенную музыкальную комнату - в обширную оранжерею.
Середина помещения была очищена от растений, и там рядком стояло шесть
специальных столов и на каждом - накрытая чехлом машинка. Слева от каждой
машинки лежала аккуратная стопка желтоватой бумаги. Под каждым столом -
пустая корзина для бумаг. Стулья - жесткие, с пружинными спинками, того
типа, который предпочитают опытные стенографистки. В одном углу висела
большая гроздь спелых бананов, в другом стоял "грейт бэр" - прибор для
охлаждения воды и подставка с бумажными стаканчиками. На импровизированной
полке расположились в ряд шесть стопок отпечатанного текста, каждая около
фута толщиной. Бэйнбридж не без усилия поднял одну из стопок и положил ее
перед профессором Мэллардом.
- Результат деятельности шимпанзе А, которого мы зовем Биллом, -
сказал он просто.
"Оливер Твист", сочинение Чарлза Диккенса, - увидел профессор
Мэллард. Он прочитал первую страницу рукописи. Потом вторую. Потом
лихорадочно перелистал всю рукопись до конца.
- Вы хотите сказать, - спросил он, - что этот шимпанзе написал...
- Слово в слово и запятая в запятую, - ответил Бэйнбридж. - Янг, мой
дворецкий, и я сверили ее с изданием, которое есть в моей библиотеке. Как
только Билл кончил, он сразу начал печатать социологические труды
итальянца Вильфредо Парето. Если он и дальше будет работать в таком темпе,
к концу месяца закончит и это.
- И все шимпанзе... - с трудом произнес побледневший профессор
Мэллард. - И все они...
- О да, все они пишут книги, которые, по моим расчетам, должны быть в
Британском музее. Проза Джона Донна, кое-что из Анатоля Франса, Копан
Дойль, Гален, избранные пьесы Сомерсета Моэма, Марсель Пруст, мемуары
покойной Марри Румынской и еще монография какого-то доктора Вилея о
болотных травах Мэна и Массачусетса. Я могу подвести итог, Мэллард: с тех
пор как четыре недели назад я начал этот эксперимент, ни один из шимпанзе
не испортил буквально ни одного листа бумаги.
Профессор Мэллард выпрямился, стер пот со лба и глотнул воздух.
- Прошу прощения за слабость, - произнес он. - Эксперимент просто
потряс меня своей неожиданностью. Конечно, если посмотреть на него с
научной точки зрения - надеюсь, что я не совсем лишен этой способности, -
ничего поразительного в такой ситуации нет. Данные шимпанзе или несколько
поколений подобных групп шимпанзе за миллион лет напишут все книги из
Британского музея. Я уже говорил вам об этом и верил в свои слова. Почему
же моя уверенность должна пошатнуться из-за того, что они напечатали
некоторые из книг в самом начале? В конце концов, я бы ничуть не удивился,
если бы раз сто подбросил монету и она каждый раз падала бы орлом. Я знаю,
если бы это длилось достаточно долго, пропорция сократилась бы точно до
пятидесяти процентов. Будьте уверены, скоро шимпанзе начнут сочинять
чепуху. Это непременно случится. Так утверждает наука. Я советую вам до
поры до времени держать эксперимент в тайне. Несведущие люди создадут
сенсацию, если узнают об этом.
- Я так и сделаю, конечно, - промолвил Бэйнбридж. - И я вам
чрезвычайно благодарен за ваш научный анализ. Это меня успокаивает. А
сейчас, до того как вы уедете, вы должны непременно послушать новые
пластинки Шнабеля, которые я сегодня получил.
В течение следующих трех месяцев профессор Мэллард повадился звонить
Бэйнбриджу каждую пятницу в пять тридцать пополудни, как только выходил из
аудитории, где вел семинар. Профессор обычно спрашивал:
- Ну, как дела?
Бэйнбридж обычно отвечал:
- Они все продолжают, Мэллард. Еще не испортили ни одного листа.
Если мистер Бэйнбридж в пятницу после обеда не бывал дома, он
оставлял дворецкому записку и дворецкий читал профессору Мэлларду:
- Мистер Бэйнбридж говорит, сэр, что мы сейчас печатаем "Жизнь
Маколея" Тревельяна, "Исповедь св.Августина", "Ярмарку тщеславия",
частично ирвинговскую "Жизнь Джорджа Вашингтона", Книгу Мертвых и
некоторые парламентские речи против Кукурузного закона.
Профессор Мэллард отвечал с некоторой запальчивостью:
- Скажите ему, чтобы он не забывал моего предсказания.
И швырял трубку.
Когда профессор Мэллард позвонил в одиннадцатый раз, Бэйнбридж
сказал:
- Никаких перемен. Мне приходится складывать рукописи уже в подвал. Я
бы их сжег, но они, может быть, представляют какую-то научную ценность.
- И вы еще осмеливаетесь говорить о научной ценности? - прорычал в
трубке далекий голос из Нью-Хейвена. - Научная ценность! Вы... вы... сами
вы шимпанзе!
Дальше последовало бессвязное клокотание, и Бэйнбридж, обеспокоенный,
повесил трубку.
- Боюсь, что Мэллард переутомляется, - пробормотал он.
Однако на следующий день он был приятно удивлен. Он перелистывал
рукопись, которую вчера завершил шимпанзе Д.Корки. Это был полный текст
дневников Самуэля Пениса, и Бэйнбридж как раз подхихикивал над смачными
местами, которые были опущены в имевшемся у него издании, когда в комнату
провели профессора Мэлларда.
- Я приехал извиниться за свою ужасную вчерашнюю выходку по телефону,
- произнес профессор.
- Забудьте об этом, пожалуйста. Я же знаю, у вас много забот, -
ответил Бэйнбридж. - Хотите выпить?
- Виски, пожалуйста. И побольше. Без содовой, - ответил профессор
Мэллард. - Замерз в машине, пока ехал сюда к вам. Ничего нового, я
полагаю?
- Нет, ничего. Шимпанзе Ф.Динти сейчас кончает печатать Монтеня в
переводе Джона Флорио. Больше ничего интересного.
Профессор Мэллард расправил плечи и одним чудовищным глотком
проглотил содержимое своего бокала.
- Мне бы хотелось посмотреть на них за работой, - сказал он. - Как вы
думаете, я им не помешаю?
- Ничуть. Собственно говоря, я сам в это время заглядываю к ним.
Динти, вероятно, уже кончил своего Монтеня, и всегда интересно смотреть,
как они начинают новое произведение. Мне казалось, что они должны бы
продолжать на том же самом листе бумаги, но знаете, они никогда не делают
этого. Всегда новый лист и название заглавными буквами.
Профессор Мэллард налил себе без спросу еще бокал и осушил залпом.
- Проводите меня, - бросил он.
В оранжерее было уже темновато, и шимпанзе печатали при свете
настольных ламп, привернутых к столам. В углу, развалившись, сидел
смотритель, листая журнал, он жевал банан.
- Вы можете отдохнуть, - сказал Бэйнбридж.
Смотритель ушел.
Профессор Мэллард так и не снял пальто; он стоял, засунув руки в
карманы, и глядел на деловитых шимпанзе.
- Не знаю, известно ли вам, Бэйнбридж, что в теории вероятностей
учтено решительно все, - он произнес эти слова со странной напряженностью
в голосе. - Конечно, невероятно, что шимпанзе пишут книгу за книгой без
единой помарки, но эту аномалию можно исправить вот... вот чем! Этим!
Он выдернул руки из карманов, и в каждой оказалось по револьверу
38-го калибра.
- Убирайтесь в безопасное место! - крикнул он.
- Мэллард, стойте!
Сначала рявкнул револьвер в правой руке, потом в левой и опять в
правой. Два шимпанзе упали, а третий, спотыкаясь, побежал в угол.
Бэйнбридж схватил своего друга за руку и вырвал один револьвер.
- Остановитесь, Мэллард! Я теперь тоже вооружен! - закричал он.
Вместо ответа профессор Мэллард прицелился в шимпанзе Е и застрелил
его. Бэйнбридж рванулся вперед, и профессор Мэллард выстрелил в него. В
предсмертной агонии Бэйнбридж нажал курок. Раздался выстрел - профессор
Мэллард упал. Затем, чуть приподнявшись, он выстрелил в двух шимпанзе, что
еще оставались невредимыми, и рухнул вниз.
Никто не услышал его последних слов.
- Человеческое уравнение... всегда враг науки, - задыхаясь, бормотал
он, - на этот раз... наоборот... Я, простой смертный... спаситель науки...
Заслуживаю Нобелевскую...
Когда старик дворецкий прибежал в оранжерею, его глазам предстала
поистине ужасная картина: настольные лампы были разбиты вдребезги, и
только свет молодой луны падал из окон на трупы двух джентльменов,
сжимающих дымящиеся револьверы. Пять шимпанзе были мертвы. Шестым был
шимпанзе Ф. Его правая рука была искалечена, он истекал кровью, но все же
с трудом взобрался на стул перед своей машинкой. Мучительно напрягаясь, он
левой рукой вынул из машинки последнюю страницу Монтеня в переводе Флорио.
Поискав чистый лист, он вставил его и напечатал одним пальцем:
ГАРРИЭТ БИЧЕР СТОУ, "ХИЖИНА ДЯДИ ТОМА". Гла...
И умер.
Густав МАЙРИНК
ПРЕПАРАТ
За столиком, подле углового окна кофейни "Радецки", шепотом
переговаривались двое друзей.
- Его нет, днем он вместе со слугой уехал в Берлин. Дом совершенно
пуст: я только что оттуда, все как следует осмотрел, живут в нем только
эти двое, персы.
- Значит, он поверил телеграмме?
- Я и не сомневался, что стоит ему услышать имя Фабио Марини, как он
помчится сломя голову.
- Именно это меня и смущает. Они же много лет были вместе... До самой
смерти профессора... Что нового он смог бы узнать о нем в Берлине?
- Ого! У профессора Марини были от него секреты - он сам как-то
упоминал об этом, с полгода назад, когда наш дорогой Аксель был еще с
нами.
- Неужели ты всерьез веришь, что профессор Марини обладал каким-то
секретом препарирования трупов? Ты в это веришь, Сенклер?
- При чем тут "веришь - не веришь"? Во Флоренции я собственными
глазами видел препарированный профессором Марини трупик ребенка. Говорю
тебе, любой мог бы поклясться, что малыш только спит: ни следа окоченения,
никаких морщинок, складок, сохранился даже розовый цвет кожи, словно у
живого.
- Гм... Думаешь, перс и в самом деле убил Акселя?
- Не знаю, Оттокар, но наш моральный долг - выяснить его судьбу. А
если Акселя при помощи какого-нибудь яда погрузили в своего рода
летаргический сон? Боже, сколько времени я потерял зря в Анатомическом
институте! Как умолял хотя бы попытаться вернуть его к жизни! "Чего вы,
собственно, добиваетесь? - слышал я в ответ. - Этот человек, без всякого
сомнения, мертв, и с его трупом мы не можем ничего делать без дозволения
доктора Дараше-ко!" Мне продемонстрировали контракт, из которого
явствовало, что Аксель тогда-то и тогда-то уступил свои останки владельцу
договора за пятьдесят флоринов. Расписка в получении денег прилагается.
- Нет, все-таки ужасно, что подобное в нашем столетии может иметь
