сильного ветра, что лишь подтверждало слова геолога.
Камни двигались в том же направлении, в каком дул ветер, но в то, что
ему под силу такие громадины, мы отказывались верить. Однако, в отличие от
Керби, никогда бы не согласились с тем, что это сделал Бог.
Удивляться пришлось после. Однажды, приехав в то место, мы заметили,
что камни движутся и при слабом ветре. Правда, накануне прошел дождь. В
следующий раз мы обнаружили, что камни способны передвигаться даже и в
безветренную погоду. Один из них отъехал аж на четверть мили, хотя дождя
не было почти неделю и ветра тоже. Причем это был самый большой из камней
- таким можно дом развалить, и он переместился на такое расстояние за
столь небольшой промежуток времени! Я не случайно говорю небольшой
промежуток, потому что в течение этих двух дней мне пришлось наблюдать за
камнями: проезжая мимо, я каждый раз сворачивал с дороги и вновь убеждался
в том, что они не остались на месте.
Но самое главное, все до одного, камни увеличились в размере. Вначале
я подумал, что это мне кажется, но через несколько дней, когда я уговорил
Берта с Фредом поехать со мной туда, они сказали то же самое, но, как и я,
не хотели этому верить.
К тому же камней стало больше. Ведь первое, что мы сделали, когда
Керби привез нас сюда, пересчитали их. В самом начале их было
четырнадцать, теперь стало двадцать три. Откуда взялись остальные?
А потом случилось нечто сверхъестественное. Мы поехали туда в начале
марта. Дождя уже давно не было, но камни - теперь их оказалось тридцать
семь - передвинулись почти на три четверти мили. Оставленные ими следы не
успело занести песком - ветра не было совсем. Конечно, на сырой от дождя
почве они были бы более заметны, но даже так они бросались в глаза:
широкие и глубокие, настоящие борозды - камни-то огромные. Но больше всего
меня поразило то, что они изменили направление движения. Сейчас их курс
был прямо противоположным тому, которого они держались несколько месяцев
подряд - все камни двигались против ветра.
Мы тут же позвонили геологу в космический центр, и он сказал, что
приедет на следующий день.
Когда мы прибыли на место, камни исчезли. Все до единого. И исчезли,
вероятно, не так давно, потому что еще виднелись следы, прочерченные ими
на сухой земле, а ветер в тот день был довольно сильным. Следы вели туда,
откуда он дул.
Мы забрались в драндулет Берта и двинулись по следу. Мы решили, что
парень из Хьюстона поймет, где нас искать.
Однако мы все ехали и ехали, а камни на глаза не попадались. Берт
начал сильнее нажимать на газ, и вскоре мы, подпрыгивая, стукались
головами о крышу. Вокруг, насколько хватал глаз, простиралась пустыня.
Прошло минут десять или пятнадцать, а камней все не было. Но следов от них
было очень много. И тянулись они со всех сторон. Вдруг мы услышали
странный шум, похожий на грохот, сопровождаемый треском, и тут же увидели
перед собой тучу пыли. Туча все росла, шум становился все громче. Земля
под колесами дрожала.
Не прошло и минуты, как мы увидели, по крайней мере, хвостовую часть
каменного потока. Берт прибавил газу, и мы стали различать последние камни
катящейся массы, однако при скорости около сорока миль в час едва
поспевали за ними. С каждым мигом их становилось все больше, и счет уже,
пожалуй, шел на тысячи. А двигались они по направлению к Прогресс.
Берт, вероятно, подумал то же, что и я, потому что когда я крикнул:
"Давай на дорогу!", он уже крутанул баранку влево и направил пикап к шоссе
в надежде попасть в город раньше камней и предупредить всех об опасности.
Но каменный поток уже перевалил через дорогу и был так велик, что его
очертания терялись вдали.
И тут меня пронзила ужасная мысль. Я взглянул налево, патом назад и
увидел, что сотни каменных монстров катятся в нашу сторону, прямо на нас.
Указав на них пальцем, я крикнул Берту, чтобы он сворачивал направо и жал
на всю железку.
Он так и сделал. Но теперь камни, которые были впереди нас,
покатились быстрее, увеличивая расстояние между нами, а те, что сзади нас,
почти догнали, и через минуту-другую могли раздавить, как тараканов.
Вдруг, словно по команде, поток изменил направление - и спереди, и
сзади нас. Камни стали разделяться - одни взяли левее, другие правей. Я
понял, что происходит - они окружали Прогресс, но, видимо, проворонили
нас. Город был спасен, потому что мнение камней разделилось.
Как мы позднее узнали, миновав город, они все-таки соединились и
устремились со все возрастающей скоростью и массой к космическому центру в
Хьюстоне.
Гарри КИЛЕР
ДОЛЛАР ДЖОНА ДЖОНСА
Двести первого дня 3221 года профессор истории Университета Терры
уселся поудобнее перед визафоном и приготовился прочитать свою ежедневную
лекцию слушателям, находившимся в самых удаленных уголках Земли.
Устройство, перед которым восседал профессор, по виду напоминало
гигантский оконный переплет. Оно состояло из трех или четырех сотен
матовых квадратных экранов. Прямо по центру экранов не было: там
располагался продолговатый темный участок, ограниченный снизу небольшим
выступом. На выступе лежал кусочек мела. Сверху свисал большой бронзовый
цилиндр. Именно в него нужно было говорить во время лекции.
Прежде чем нажать на кнопку и дать сигнал своим слушателям собраться
у местных визафонов, профессор достал из кармана крохотный приборчик и
приложил его к уху. Легкое нажатие рычажка на крышке - и комнату огласил
громкий металлический голос, казалось исходивший откуда-то из пространства
и монотонно повторявший: "Пятнадцать часов одна минута... пятнадцать часов
одна минута... пятнадцать часов одна минута..." Быстрым движением
профессор сунул миниатюрный приборчик в карман жилета и нажал кнопку на
боковой поверхности визафона.
Как бы в ответ один за другим вспыхнули матовые экраны, и на них
появились лица и плечи молодых людей весьма странного вида: с огромными
крутыми лбами, совершенно лысых, беззубых, в огромных роговых очках. Один
экран по-прежнему оставался пустым. Профессор слегка нахмурился, но, видя,
что все остальные экраны засветились, начал свою лекцию:
- Рад, что вы все собрались у своих визафонов. Тема моей сегодняшней
лекции представляет интерес не столько для историка, сколько для
экономиста. В отличие от наших прошлых встреч речь пойдет не об отдельных
событиях, разыгравшихся на протяжении нескольких лет, а о грандиозной
панораме событий, охватывающей десять веков и завершающейся в 2946 г., то
есть примерно триста лет назад. Я расскажу вам о гигантском состоянии,
выросшем из одного-единственного доллара, который Джон Джонс на заре
цивилизации, или, если быть точным, в 1921 г., то есть тринадцать веков
назад, положил в банк. Этот Джон Дж...
В этот момент ожил экран, остававшийся пустым. Профессор сурово
взглянул на появившееся на экране лицо.
- В262Н72476муж, вы опять опоздали на лекцию. На какую уважительную
причину вы сошлетесь на сей раз?
Из полого цилиндра послышался пронзительный голос. Губы изображения
на экране двигались в такт словам:
- Прошу вас, взгляните в классный журнал, профессор, и вы увидите,
что я недавно переехал на новое местожительство неподалеку от Северного
полюса. По какой-то причине радиосвязь между центральной энергетической
станцией и всеми точками, расположенными к северу от восемьдесят девятой
параллели, некоторое время назад прервалась, что и помешало мне вовремя
появиться на экране вашего визафона. Как видите, моей вины здесь...
- Всегда у вас, В262Н72476муж, найдется оправдание, - недовольно
прервал слушателя профессор. - Не думайте, что вам все сойдет с рук! Я
немедленно проверю, так ли все было, как вы мне сейчас рассказали.
Из кармана пиджака профессор достал небольшую коробочку с микрофоном
и наушником, к которой, однако, не было присоединено никаких проводов.
Поднеся микрофон к губам, профессор произнес:
- Алло, алло! Центральную энергетическую станцию, пожалуйста.
Последовала пауза.
- Центральная энергетическая станция? С вами говорит профессор
истории Университета Терры. Один из моих студентов утверждает, что сегодня
утром связь района Северного полюса с визафонной системой работала с
перебоями. Так ли это? Проверьте, пожалуйста.
В ответ в наушнике раздался голос, исходивший из невидимого
источника:
- Все верно, профессор. Цуг наших эфирных волн случайно совпал по
направлению с цугом воли, испущенных подстанцией на Венере, по случайному
стечению обстоятельств оба цуга совместились в пространстве со сдвигом на
полволны. Максимумы поля одного цуга совпали с минимумами другого цуга, и
волны погасили друг друга. Связь прервалась на сто восемьдесят пять
секунд, пока Земля, повернувшись, не рассогласовала направления
распространения волн.
- Ах, так! Благодарю вас, - проговорил профессор и сунул коробочку с
микрофоном и наушником в карман, после чего взглянул на квадратный экран с
изображением слушателя, вызвавшего его гнев.
- Приношу вам свои извинения, В262Н72476муж. Я чуть было не
заподозрил вас в обмане. Впрочем, как показывает мой опыт, на прошлых
лекциях вы, гм! - профессор предостерегающе погрозил пальцем. - Но
вернемся к теме лекции.
Я только что упомянул доллар Джона Джонса. Некоторые из вас, особенно
те, кто лишь недавно записался на курс по истории, несомненно, спрашивают
себя: "Кто такой Джон Джонс? И что такое доллар?"
- В те далекие времена, когда Национальное евгеническое общество еще
не разработало существующей ныне научной регистрации людей, человеку
приходилось обходиться весьма несовершенной системой номенклатуры,
изобиловавшей повторами и не позволявшей точно идентифицировать личность.
При этой системе Джонов Джонсов было больше, чем калорий в британской
единице теплоты. Но я имею в виду вполне определенного Джона Джонса,
жившего в двадцатом веке. О нем и пойдет речь в сегодняшней лекции. О
жизни Джона Джонса мы знаем немного. Известно лишь, что он был
непримиримым врагом частной собственности и ратовал за создание общества
всеобщего процветания.
Теперь о долларе. В наши дни, когда за истинное мерило ценности
принят психоэрг, представляющий собой комбинацию одного психа - единицы
эстетического удовлетворения и одного эрга - единицы механической энергии,
трудно представить себе, что в двадцатом веке из рук в руки в обмен на
жизненные блага переходил небольшой металлический диск, который и
назывался долларом.
Тем не менее дело обстояло именно так. В обмен на эти самые доллары
человек расходовал свою умственную или физическую энергию. Получив
доллары, он тратил их на приобретение пищи и крова, на одежду, развлечения
и оплату операции по удалению червеобразного отростка.
Многие имели обыкновение класть доллары в специальные хранилища,
которые назывались банками. Банки в свою очередь вкладывали доллары в
займы и коммерческие предприятия. Каждый раз, когда Земля пересекала
эклиптику, банки взимали со своих клиентов либо наличными, либо по
безналичному расчету шесть процентов от первоначальной суммы займа. Тем
же, кто оставлял им свои доллары на храпение, банки начисляли три процента
за право временного пользования этими металлическими дисками. Ежегодная
надбавка называлась "годовыми". Говорили: "Банк выплачивает три процента
годовых".
Банк не мог гарантировать вкладчику абсолютную сохранность долларов,
