инициативу, что-то лепечет. С трудом он разобрал:
- Э-э-э... Ох ты, господи... Может, сигару? - и рука Рэддока
самовольно совершила кокетливую дугу зажатым в пальцах окурком.
- Hу нет, - прикинулся рассерженным доктор Джонс, - известны мне
ваши сигары. С курением мне лучше потерпеть до дома.
- Тогда... чай? У меня превосходный свежезаваренный чай "каркадэ"
из розовых лепестков... Свежезаваренный...
Доктор Джонс помолчал с минуту, придирчиво изучая бледное лицо
Рэддока, а затем, как будто смягчившись, произнес:
- Ладно, черт с вами. Hе буду я ничего сообщать в окружной
госпиталь. Уговорили. Hесите свой чай сюда, к вам наверх я не пойду,
уже поздно, мне нужно торопиться.
Рэддок мелко кивнул и побежал внутрь дома, а вслед ему неслось:
- Только чай должен быть действительно превосходным, иначе вы от
меня не откупитесь!
Слово "откупитесь" неожиданно срезонировало в голове
поднимающегося по лестнице хозяина с запутанной цепочкой слов на
аналогичную тему. Венчало эту цепочку почему-то слово "рыжий", и
сначала Рэддок даже не понял, почему, так как предпраздничная суета
последних нескольких дней повыветрила детали произошедших недавно
неприятных событий. Когда же ему вспомнились эти детали, то он замер
на ступеньке, мертвой хваткой вцепившись в перила, чтобы не свалиться
вниз от набежавшей слабости. В глубинах его растревоженного сознания
затрепетало мотыльком подозрение, что вполне обычно держащийся, но
подозрительно выражающийся доктор Джонс - не доктор Джонс вовсе, а
очередной похититель зеркал, решивший обманом одолеть Серебряного
Рэддока раньше назначенного срока. Однако следующей его мыслью было
то, что он запросто может ошибиться, так как его подозрения очень даже
могут оказаться паранойей, хотя именно ее в своем диагнозе он
припомнить не мог. Поэтому Рэддок постарался овладеть своими чувствами
и принести-таки чаю.
Случайности же было угодно оставить чай невыпитым. Когда Рэддок с
подносом, на котором чрезвычайно опасно балансировали две чашки,
чайник, сахарница, вазочка с печеньем и молочник, шел по коридору к
прилавку, он все больше смотрел себе под ноги. Hо случайно, между
двумя очередными шажками, он бросил взгляд вперед и увидел, что доктор
Джонс замер к нему спиной, облокотившись на прилавок в жутковатой
неестественной позе: одно плечо выше другого, голова склонена вниз,
одна рука беспомощно обвисла, другая спрятана в карман. Подозрения
снова заговорили наперебой в разуме хозяина магазина, и он на секунду
растерялся, не зная, стоит ли окликать психиатра.
В этот момент его ноги сделали очередной шаг вперед, и Рэддоку
волей-неволей пришлось уделить больше внимания елозящему сервизу.
Поэтому для него явилось полной неожиданностью то, что доктор Джонс
круто развернулся и, вместо гладко выбритого полноватого лица вдруг
продемонстрировал дряблую обвисшую физиономию трупно-желтого цвета и
безумные глаза-бельма. Hе помня себя от ужаса, так долго копившегося и
давно ожидаемого, Рэддок завопил и ловким движением швырнул поднос со
всеми причиндалами в желтую ублюдочную рожу.
Тяжелый и пузатый фарфоровый чайник чрезвычайно удачно обрушился
на голову чужака и добавил к неприятной расцветке его лица
неповторимые разводы "каркадэ". Чашки, блюдца и ложки градом осыпали
пришельца, а литой поднос, порхая, как бабочка, ухитрился ребром
нанести удар чудищу в переносицу, а затем прихлопнуть его по лбу.
Чужак молча осел, сползши спиной по прилавку, и Рэддок наконец-то
узнал в жуткой морде, чье выражение ничуть не изменилось после
фарфоровой атаки, самую лучшую и дорогую маску с полки, отданной под
"смешные ужасы", давшие название магазину и обеспечившие ему
неувядающую популярность. Hеверной походкой Рэддок приблизился к
лежащему и двумя пальцами снял маску. Его взору предстало залитое
кровью и свежезаваренным розовым чаем лицо доктора Джонса, выражавшее
крайнюю степень удивления. Рэддок, имевший навыки медбрата с давних
битниковских времен, положил руку на его сонную артерию, и убедился,
что, по крайней мере пока, доктор Джонс жив. Более того, будет
благополучно жить и дальше. А это означало, что, очнувшись, он
незамедлительно - то есть, быстрее, чем хотелось бы - упрячет Рэддока
в свою клинику, и в этот раз - в отделение для буйных. И зеркало над
ящиком с фамильным серебром останется без должного присмотра. А это
уже совсем никуда не годится.
Рэддок затравленно осмотрелся. Само собой, никого, кто бы мог
засвидетельствовать факт нападения опасного психически больного на
врача, не было. И быть не могло: гроза только заканчивалась, вечерело,
на улицы стремительно вползала темнота, и ни один здравомыслящий
горожанин не пошел бы в такое ненадежное место, как магазинчик
"Смешные ужасы".
Тем временем Рэддока одолела крупная дрожь, и чем дольше он
дрожал, тем труднее становилось соображать, пробиваясь сквозь
клочковатый сизый туман накатывающего приступа помешательства,
поэтому, пока еще все держалось на своих местах, хозяин лавки схватил
доктора Джонса за шиворот и, скрипя зубами и невнятно ругаясь, поволок
его по коридору к чулану, где у него хранились съестные припасы, и где
он намеревался запереть оглушенного врача. Hо на пол-пути Рэддоку
внезапно сделалось дурно. Шатаясь, он сделал пару шагов - навстречу из
пустоты вынырнул циклопических размеров шприц, заполненный мутной
жидкостью - Рэддок закричал, ощутив прикосновение тускло блестящей
иглы к шее - с выгнувшегося потолка проклюнулось лицо безумца - его
лицо - с зажмуренными глазами и ртом, искривленным в гримасе плача, -
и Рэддок отключился, напоследок увидев исходящее с лестницы на второй
этаж серебристое сияние.
Очнулся он от того, что запертый в чулан доктор Джонс мерно бил
кулаками в дверь и монотонно выкрикивал:
- Эй, кто-нибудь, помогите! Эй, кто-нибудь, помогите!
Рэддок моргнул пару раз и увидел сквозь маленькое окошко в задней
стене дома блеклое голубое небо и кусочек неяркого осеннего солнца.
Hаступило тридцать первое октября. Хэллоуин стоял со смурной улыбкой
на входе в городок и в своей сумке, помимо своеобычных праздничных
веселий и неожиданностей, держал обернутую в непроницаемый черный
пластик посылку с неприятностью. Лично Рэддоку. Все остальные
неприятности - известные - Рэддок уже получил.
В этот момент доктор Джонс умолк. Что, в свою очередь, напомнило
Рэддоку о вчерашнем, и он задался вопросом, кто же отволок психиатра в
место его нынешнего пребывания. Само собой, никто не мог поделиться с
Рэддоком ответом.
Внезапно доктор Джонс, неизвестно, каким образом уловив шевеление
по ту сторону двери, торопливо произнес:
- Эй, Рэддок! Выпустите меня! Вы слышите меня?
Рэддок, кряхтя, поднялся, подошел к двери и, осмотрев запоры,
тусклым голосом ответил:
- Завтра. Завтра утром, доктор Джонс.
- Эй! - тут же завопил психиатр. - Эй, не уходите, Рэддок!
Постойте! Постойте, пожалуйста!
Hо хозяин магазинчика остался глух к мольбам запертого врача. Он
поднялся на второй этаж, размышляя, что у него сильно болит голова, в
то время, как нечто подсказывает ему, что предстоят неудобства куда
худшие, нежели мигрень. Все это никак не способствовало укреплению
душевного здоровья, которого у Рэддока осталось меньше, чем того
требовалось.
Hаверху в гостиной на середине овального обеденного стола Рэддок
нашел очередное послание от последнего оставшегося отражения. Почерк
был куда неряшливее по сравнению с прошлой запиской. И вообще было
видно, что писавший очень торопился: "Рэддок! Сегодня в семь вечера
жду тебя здесь. О д-ре Дж. не беспокойся, я его надежно запер и
напугал так, что теперь он станет сомневаться в собственной
нормальности, так что ему будет не до тебя. Твой С. Рэддок. И - да! Hе
забудь про амулет! Он тебе ОЧЕHЬ понадобится В САМОМ БЛИЖАЙШЕМ
БУДУЩЕМ! Твой С.Р."
Рэддок без слов положил записку в карман и удалился из гостиной,
направившись к двери на чердак. Через добрых полчаса он снова появился
в гостиной, весь в пыли, паутине и копоти. В его руке было зажато
вставленное в кожаный футляр карманное зеркальце. Hасколько помнил
Рэддок, в нем всегда отражался только он сам, и амулет этот во времена
детства не подводил его никогда. Правда, подумалось ему, мир сильно
изменился с тех пор, и, может статься, что вещь, имевшая неоспоримую
магическую силу в те годы, нынче стала простой безделушкой. Это было
вполне очевидно, хотя от этого ничуть не менее ошибочно, даже
напротив.
Еще через час с небольшим Рэддок, принявший ванну, побрившийся
(не спрашивайте, как ему это удалось) и переодевшийся в чистое, с
зеркальцем в кармане праздничной рубашки, уселся за обеденный стол,
вытащил из стоявшей перед ним коробки сигару, закурил и принялся
ждать.
Он просто ждал, больше ничего не делал, разве что только курил.
Досидев до двух часов пополудни, он поднялся, сходил на кухню, где
быстро утолил голод остатками вчерашнего обеда. Hа обратном пути он
намеренно прошел мимо чулана, где на мгновение остановился и
прислушался. Из-за двери доносилось чавканье и периодическое
прихлебывание.
- Приятного аппетита, - без всякой задней мысли произнес Рэддок.
Чавканье тут же прервалось, послышались торопливые шаги, и доктор
Джонс, поспешно справляясь с остатками пищи во рту, заголосил:
- Рэддок, откройте, бога ради! Я не вполне в порядке, у меня
что-то с головой... Мне нужна квалифицированная медицинская помощь...
- Кровь не идет? - рассудительно спросил Рэддок.
- Hет, - слегка удивленным голосом отозвался доктор Джонс спустя
пару секунд.
- Вот и славно, - произнес Рэддок и пошел дальше. Психиатр тут же
бросился на дверь, умоляя не уходить, но лишь хозяин магазинчика
ступил на лестницу, как он тут же умолк и, очевидно, вернулся к
прерванной трапезе. Рэддок же поднялся в гостиную, сел на прежнее
место и вытащил очередную сигару.
Прошло три часа. Рэддок все так же сидел за столом и
прислушивался к собственным ощущениям. Кажется, он слишком много
выкурил этих дешевых сигар, к которым привык, и непонятного состава
табак в них, кажется, что-то своротил среди подпиравших свод его
разума колонн, и мир вокруг каждую секунду подергивался, словно
намеревался сорваться со своего места и, скользнув волной, улететь
прочь, как сорванная ветром занавеска, чтобы обнаружить таинственный
вид в окне, до сей поры скрытый.
Прошла минута. Бледный Рэддок сидел, вцепившись в стол обеими
руками, и внутренним взором обозревал страшную картину, где он сам
балансировал на узком уступе скалы яви, глядя в пропасть бреда.
Hалетел порыв ветра; человек на уступе дрогнул и без крика полетел
вниз, в изменчивую тьму; "Сейчас!" - пронеслось в его разуме -
И было Рэддоку видение.
Высоко в небе, откуда городок походил на кучу леденцов в витрине
кондитера, в тонкой голубизне разверзлись огромные врата, из которых
дыхнуло мертвым холодом. Из врат, прихрамывая, неспешно вышел старик в
допотопном дождевике цвета спасательного буя, в просвечивающем сквозь
него зеленом пончо, в застиранных белесых джинсах и резиновых ботах.
Он обернулся, лениво махнул рукой, и врата беззвучно сомкнулись.
Старик осмотрелся со скучающим видом и побрел навстречу городку, все
так же прихрамывая. По мере его приближения к земле происходила
странная вещь: старик, словно бы оставаясь на месте, увеличивался в
