-- это живое существо, Бык -- это призрак, Бык -- это Король
Хаггард после захода солнца. Бык жил в той стране до Хаггарда,
или пришел с ним, или пришел к нему. Он защищает Хаггарда от
набегов и мятежей и позволяет ему экономить на войске. Он --
дьявол, которому Хаггард продал свою душу. Он -- то самое, за
что Хаггард продал свою душу. Бык принадлежит Хаггарду. Хаггард
принадлежит Быку.
Она чувствовала, как, словно круги на воде, ширится в ней
уверенность. В памяти ее вновь заверещал голосок мотылька:
"Давным-давно прошли они по дорогам, и Красный Бык бежал по
пятам за ними". Она увидела белые тени, уносимые ревущим
ветром, и колеблющиеся желтые рога.
-- Я отправлюсь туда, -- сказала Она. -- Волшебник, ты
выпустил меня на свободу -- и я выполню одно твое желание, пока
мы не расстались. Чего ты хочешь?
Узкие глаза Шмендрика сверкнули изумрудными листьями: --
Возьмите меня с собой.
Не отвечая, равнодушным танцующим шагом Она двинулась
прочь. Волшебник сказал:
-- Я могу оказаться полезным. Я знаю дорогу в страну
Хаггарда и языки, на которых говорят вдоль пути. -- Казалось,
Она вот-вот исчезнет в вязком тумане, и Шмендрик поспешил за
нею. -- К тому же ни один путник не пострадал от общества
волшебника, даже единорог. Вспомните, что рассказывают о
великом волшебнике Никосе. Однажды в лесу он наткнулся на
единорога, который спал, положив голову на колени хихикавшей
девицы, а в это время к ним подкрадывались с натянутыми луками
три охотника, которым был нужен его рог. У Никоса оставалось
только мгновение. Одним словом и взмахом он обратил единорога в
милого молодого человека, тот проснулся, увидел пораженных
лучников, набросился на них и перебил всех до единого. У него
был витой сужающийся к концу меч, и он топтал тела поверженных.
-- А девушка? -- спросила Она. -- Он ее тоже убил?
-- Нет, -- он на ней женился. -- Он говорил, что она всего
лишь ничего не понимающее, рассерженное на собственную семью
дитя, которому нужен только хороший муж. Он им был и тогда и
после, даже Никос так и не смог вернуть ему прежний облик. Он
умер в преклонном возрасте, уважаемый всеми. Некоторые говорят,
что он умер потому, что исчезли фиалки, ему всегда не хватало
фиалок. Детей у них не было.
Ее дыхание чуть изменилось.
-- Волшебник не помог, а причинил ему зло, -- мягко
сказала Она.-- Ужасно, если добрые волшебники превратили весь
мой народ в людей -- это ведь все равно, что запереть человека
в горящем доме. Уж лучше бы их всех убил Красный Бык.
-- Там, куда вы идете, -- ответил Шмендрик, -- мало кто
пожелает вам добра, а доброе сердце, пусть даже глупое, может
однажды оказаться нужнее воды. Возьмите меня с собой ради
смеха, ради удачи, ради неизвестного. Возьмите меня с собой...
Пока он говорил, дождь утих, небо стало проясняться, и
мокрая трава засветилась, как внутренность морской раковины.
Она посмотрела вдаль, пытаясь среди сливающихся в серый туман
королей разглядеть сухую хищную фигуру, а в снежном блеске
замков и дворцов увидеть тот, что покоится на плечах Быка.
-- Никто еще не путешествовал со мной, -- ответила Она, --
но ведь никто еще и не брал меня в плен, не принимал за белую
кобылу и не придавал мне мой же собственный вид. Кажется,
многое должно случиться со мной впервые и твое общество не
будет ни самым странным, ни самым последним. Если хочешь,
можешь отправиться со мной, но я бы предпочла, чтобы ты выбрал
другую награду. Шмендрик печально проговорил: -- Я думал об
этом. -- Он посмотрел на свои пальцы, и она увидела серповидные
отметины там, где прутья укусили его. -- Вы не сможете
выполнить мое настоящее желание.
"Вот оно, -- подумала Она, почувствовав первое:
прикосновение печали. -- Таким оно и будет, путешествие со
смертным". .
-- Нет, -- ответила Она. -- Как и ведьма, я не могу
сделать из тебя то, чем ты не являешься. Я не могу превратить
тебя в настоящего волшебника.
-- Я так и думал, -- ответил Шмендрик. -- Все правильно.
Не беспокойтесь. -- Я не беспокоюсь, -- отозвалась она.
В первый день путешествия на них спикировал голубой самец
сойки и сказал:
-- Вот это да, пусть меня набьют сеном и поместят за
стекло! -- И полетел прямо домой, чтобы рассказать жене об
увиденном.
Сидя на краю гнезда, она нудно и монотонно бубнила:
Мухи, жуки, пауки, слизняки, Клещ из куста и комарик с
реки, Овод, кузнечик и червячок -- Все будут срыгнуты вам в
должный срок. Баюшки-бай, непоседы, проказники, Кстати полеты
-- уж вовсе не праздники.
-- Сегодня я видел единорога, -- сев на ветку рядом,
сказал самец.
-- А ужина ты не видел? -- холодно ответила жена. --
Терпеть не могу мужчин, говорящих с пустым ртом.
-- Детка, подумай, -- единорога! -- Отбросив свою обычную
важность, он подскочил на ветке. -- Я не видел ни одного из них
с тех пор, как...
-- Ты никогда их не видел, -- ответила она. -- Не забывай,
с кем говоришь. Мне лучше знать, что ты видел в своей жизни, а
что нет. Он не обратил внимания на выпад. -- С ней был кто-то
странный в черном, -- трещал он. -- Они шли за Кошачью гору. Уж
не направляются ли они в страну Хаггарда. -- В позе, когда-то
покорившей его жену, он артистично нагнул голову. -- Чем не
завтрак для старого Хаггарда, -- дивился он. -- Явился единорог
и смело стучится в его черную дверь. Я бы все отдал, чтобы
увидеть...
-- Полагаю, вы не целый день наблюдали с нею за
единорогами? -- щелкнув клювом, прервала его жена. -- Понятно,
ей не привыкать по части оправданий. -- Взъерошив перья, она
надвигалась на него. -- Дорогая, я даже не видел ее, -- пискнул
муж, и хотя жена знала, что он в самом деле не видел и не
осмелился бы увидеть, она все же влепила ему разок. Уж она-то
знала толк в вопросах морали.
Единорог и волшебник шли вверх по мягкой весенней Кошачьей
горе, потом вниз в долину, в которой росли яблони. За долиной
высились невысокие горы, толстые и ручные как овцы, удивленно
нагнувшие свои головы, чтобы обнюхать проходящего единорога. Их
сменили летние вершины и прожаренные равнины, над которыми
воздух дрожал, как над сковородкой. Вместе они перебирались
через реки, карабкались вверх или вниз по поросшим куманикой
берегам и обрывам, странствовали в лесах, напоминавших ей
собственный, хотя быть похожими они не могли, ведь они знали
время. "И мой лес теперь тоже его знает", -- думала Она, но
говорила себе, что это ничего не значит и все будет
по-прежнему, когда она вернется.
Ночью, когда Шмендрик спал сном стершего ноги голодного
волшебника, Она, не смыкая глаз, припадала к земле и ждала, что
громадный силуэт Красного Быка вот-вот бросится на нее с луны.
Иногда она была уверена в этом, до нее доносился его запах --
темный лукавый смрад, сочащийся в ночи. Вскрикнув, с холодной
готовностью Она вскакивала на ноги, но всякий раз обнаруживала
лишь двух-трех оленей, глазеющих на нее с почтительного
расстояния. Олени любят единорогов и завидуют им. Однажды
вытолкнутый хихикающими друзьями двухлетний бычок подошел к ней
совсем близко и, пряча глаза, пробормотал:
-- Вы прекрасны. Вы так прекрасны, как рассказывала мне
мать.
Молча Она посмотрела на него, зная, что он и не ждет
отпета. Остальные олени фыркали, давились смехом и шептали: --
Давай дальше, дальше.
Тогда олень поднял голову и быстро и радостно воскликнул:
-- А я все же знаю кое-кого прекраснее вас. -- Он
повернулся и в лунном свете побежал прочь, его друзья
последовали за ним. Она снова легла.
Время от времени они заходили в деревни, Шмендрик
объявлял, что он бродячий волшебник, и просил на улицах
разрешения "песнями оплатить ужин, чуточку вас потревожить,
слегка помешать спать и проследовать дальше". Почти в каждом
городке ему предлагали ночлег и стойло для прекрасной белой
кобылы. Пока детей не отправляли спать, он при свете фонаря
давал представления на рыночных площадях. Не пытаясь сделать
что-то значительное, он заставлял кукол говорить, превращал
мыло в конфеты, но даже такие пустяки подчас не удавались ему.
Однако детям представления нравились, их родители не скупились
на ужин, а летние вечера были мягки и приятны. Спустя века Она
все еще вспоминала странный шоколадный запах стойла и тень
Шмендрика, пляшущую на стенах, дверях и трубах.
По утрам они продолжали путь, карманы Шмендрика
раздувались от хлеба, сыра и апельсинов, и Она выступала рядом
с ним -- белая, как барашки на волнах в лучах солнца; зеленая,
как сами волны в тени деревьев. Люди забывали его фокусы
раньше, чем он исчезал из вида, но его белая кобыла тревожила
по ночам многих селян, и не одна женщина пробуждалась в слезах,
увидев ее во сне.
Однажды вечером они остановились в сытом благополучном
городке, где даже у нищих были двойные подбородки, и мыши не
бегали, а ходили вперевалку. Шмендрика тут же попросили
отобедать с мэром и наиболее округлыми членами магистрата, а
ее, как всегда неузнанную, отпустили на пастбище, где трава
была подобна сладкому молоку. Обед был сервирован на открытом
воздухе, на площади -- вечер был теплый и мэр хотел
покрасоваться перед гостем. Это был превосходный обед.
За едой Шмендрик рассказывал истории из своей жизни
бродячего чародея, наполняя их королями и драконами и
благородными дамами. Он не лгал, а просто излагал события
наиболее выгодным для себя образом, и рассказы его казались
правдоподобными даже благоразумным членам магистрата. И не
только они, но все на площади потянулись к рассказчику, чтобы
понять природу заклинания, открывающего любые замки, если его
произнести должным образом. И все они, затаив дыхание,
рассматривали отметины на пальцах волшебника.
-- Память о встрече с гарпией, -- спокойно объяснял
Шмендрик. -- Они кусаются.
-- И вы никогда не боялись? -- робко удивилась молоденькая
девушка. Мэр шикнул, но Шмендрик раскурил сигару и улыбнулся
ей.
-- Голод и страх сохранили мне молодость, -- ответил он.
Члены магистрата дремали и переговаривались за столом; искоса
глянув на них, волшебник подмигнул девушке. Мэр не обиделся.
-- Это верно, -- вздохнул он, сложив переплетенные пальцы
над местом, где теперь находился его обед. -- Мы здесь хорошо
живем; если это не так, я ничего не понимаю в жизни. Иногда я
думаю, что самая малая капля страха, голода нам бы не повредила
-- так сказать, обострила бы наши чувства. Вот почему мы всегда
приветствуем странников, у которых есть новые истории и песни.
Они расширяют наш кругозор... заставляют нас заглянуть
внутрь... -- Он зевнул и, постанывая, потянулся.
Один из членов магистрата неожиданно воскликнул:
-- Боже, взгляните на пастбище! Тяжелые головы повернулись
на нетвердых шеях, и все увидели, что деревенские коровы,
лошади и овцы сгрудились на дальнем конце поля и не отрывали
глаз от белой кобылы волшебника, пасшейся на прохладной траве.
Все животные молчали. Даже свиньи и гуси были безмолвны как
тени. Где-то вдалеке крикнул ворон, словно угольком перечеркнув
закат.
-- Необыкновенная, -- пробормотал мэр. -- Совершенно
необыкновенная...
-- Да, в самом деле, -- согласился волшебник. -- Если бы
вы знали, что мне предлагали за нее...
-- Любопытно, -- сказал начавший разговор советник, -- они
ведь не кажутся испуганными. Словно благоговеют, как бы
поклоняются ей.
-- Они видят то, что вы разучились видеть. -- Шмендрик уже
