кремня и адаманта в обществе одной сочувствующей ей паучихи...
.
-- Меня это не волнует, -- проговорил Король Лир. Он
молчал так долго, что Шмендрик подумал, что Лир уже заснул, но
наконец Король сказал:
-- Мне бы хотелось увидеть ее еще раз, чтобы рассказать
все, что у меня на сердце. Она никогда не узнает, что я в самом
деле хотел сказать. Ты обещал мне, что я увижу ее.
Волшебник резко ответил:
-- Я лишь обещал, что мы увидим следы единорогов, и так и
случилось. А что касается вас и вашего сердца, того, что вы
сказали, и того, что не успели сказать, -- она будет помнить
все, когда про людей можно будет прочесть лишь в книгах сказок,
написанных кроликами; подумайте об этом и успокойтесь.
Король умолк, и Шмендрик пожалел о своих словах.
-- Она дважды прикоснулась к вам, -- сказал он, помолчав
две-три минуты. -- В первый раз, чтобы вернуть вас к жизни, во
второй раз -- только для вас. -- Лир не ответил, и волшебник
так и не узнал, слышал ли его Король.
Шмендрику приснилось, что, когда всходила луна, Она
вернулась и встала рядом с ним, Ночной ветерок шевелил ее
гриву, в снежной белизне головы отражалась луна. Он знал, что
это сон, но был рад, что видит ее.
-- Как ты прекрасна, -- сказал он. -- Я никогда не говорил
тебе этого. -- Он разбудил бы остальных. но ее глаза тревожно
замигали, словно две перепуганные птицы, и он знал, что если
попытается позвать Лира и Молли, то проснется сам, и Она
исчезнет. И он сказал только: -- Я думаю, они любят тебя больше
чем я, но я просто не могу любить сильнее.
-- Вот потому-то... -- сказала Она, и он понимал на какой
вопрос Она отвечает. Он лежал очень тихо надеясь, что, когда
проснется поутру, сможет вспомнить, хотя бы как прекрасны ее
уши. Она спросила: -- Теперь ты настоящий смертный волшебник.
Ты хотел этого, счастлив ты теперь?
-- Да, -- отвечал он, довольно улыбаясь. -- Я не бедняга
Хаггард и не потеряю счастья, обретя его. Но волшебники бывают
разными, есть белая магия и черная, и бездна оттенков серой
между ними, я вижу сейчас, что все это одно и то же. Решу ли я
быть тем кого люди называют мудрым и добрым волшебником --
помогать героям, расстраивать козни ведьм наказывать злых
господ и неразумных родителей, вызывать дождь, лечить сибирскую
язву и ветрянку снимать кошек с деревьев, -- или я выберу
реторты, полные эликсиров и эссенций, порошков, трав и ядов,
фолианты тайных наук в переплетах из кож, которые лучше не
называть, грязноватый туман, сгущающийся в палате, лепечущий в
нем сладкий голос -- жизнь коротка, и многим ли смогу я помочь
или навредить? Ко мне, наконец, пришла сила, но мир по-прежнему
слишком тяжел для меня, хотя мой друг Лир, возможно, думает
иначе. -- И он вновь довольно печально рассмеялся во сне. Она
сказала:
-- Это верно. Ты человек, а что может сделать человек? --
Голос ее был странно скован и тих. Она спросила: -- А какой
путь ты выберешь? Волшебник рассмеялся в третий раз: -- Ну,
конечно, это будет добрая магия, ведь вам она больше
понравится. Не думаю, чтобы мне удалось увидеть вас снова, но я
попробую делать то, о чем вам было бы приятно узнать. А вы --
где будете вы до конца моей жизни? Я думал, что вы уже
вернулись в Свой лес.
Она полуотвернулась, от внезапного звездного света ее плеч
весь этот разговор о магии встал комом в его горле. Мотыльки,
комары и другие ночные насекомые, слишком крохотные, чтобы
представлять собой что-нибудь, плясали вокруг ее светящегося
рога, и от этого Она не казалась глупей, напротив, поклопение
ей делало их мудрыми и красивыми. Котик Молли терся о передние
ноги единорога.
-- Другие ушли, -- сказала Она. -- Они поодиночке
разбрелись по своим лесам, и увидеть их людям будет так же
трудно, как если бы они все еще были в море. Я тоже вернусь в
свой лес, но теперь я не знаю, смогу ли я жить спокойно там или
где-нибудь еще. Я была смертной, и какая-то часть меня все еще
смертна. Меня переполняют слезы, желания и страх смерти, хотя я
не могу плакать, ничего не хочу и не могу умереть. Теперь я не
такая, как все, ведь не рождался еще единорог, который может
жалеть как я. Я жалею.
Как ребенок великий маг Шмендрик закрыл лицо руками.
-- Мне жаль, мне очень жаль, -- пробормотал он в кулак. --
Я причинил вам зло, как Никос тому единорогу, пусть из добрых
побуждений, и не более, чем он, я могу изменить это. Мамаша
Фортуна, Король Хаггард и Красный Бык, вместе взятые, были к
вам добрее меня. Но Она мягко ответила ему;
-- Мой народ вернулся в этот мир. Никакая печаль не будет
жить во мне дольше, чем эта радость, кроме одной, и за нее я
тоже благодарю тебя. Прощай, добрый волшебник. Я попытаюсь
вернуться домой.
Она беззвучно исчезла, Шмендрик не спал, а котик с
изуродованным ушком одиноко мяукал. Повернув голову, он увидел
трепет лунного света в открытых глазах Короля Лира и Молли
Отравы. Так молча пролежали они до утра.
На рассвете Король Лир поднялся и оседлал коня. Прежде чем
вскочить в седло, он сказал Шмендрику и Молли:
-- Я бы хотел, чтобы когда-нибудь вы навестили меня.
Они согласились, но Лир медлил, теребя пальцами уздечку.
-- Она приснилась мне сегодня! -- сказал он. Молли
вскрикнула: -- Да, и мне!
А Шмендрик открыл было рот и закрыл его. Король Лир хрипло
сказал:
-- Ради пашей дружбы, пожалуйста, скажите, о чем вы с ней
говорили. -- Холодными пальцами он крепко схватил их за руки.
Шмендрик слабо улыбнулся в ответ: -- Милорд, я так редко
запоминаю сны. Мне кажется, мы говорили только о пустяках, как
обычно -- серьезно о ерунде, пустяках и суете... -- Король
отпустил его руку и обратил свой смятенный взор на Молли.
-- Я этого никогда не скажу, -- странно покраснев, сказала
она с легким испугом. -- Я помню, но я никогда и никому не
расскажу этого, даже вам, милорд. -- Лир отпустил ее руку и
взвился в седло так яростно, что его конь, по-оленьи протрубив,
прянул на дыбы в лучах рассвета.
Но Лир твердо сидел в седле, глядя вниз на Молли и
Шмендрика столь же тяжело, безнадежно и мрачно, как если бы он,
а не Хаггард царствовал все ушедшие долгие годы.
-- Она ничего не сказала мне, -- прошептал он. -- Вы
понимаете? Совсем ничего не сказала.
Потом его лило смягчилось, словно лицо Хаггарда на башне,
когда в приливе теснились единороги. В это мгновение он был
опять тем же молодым принцем, любившим сидеть на кухне вместе с
Молли. Он сказал:
-- Она смотрела на меня. В моем сне Она смотрела на меня и
молчала.
И он уехал не попрощавшись. Они следили за ним, пока Лир
не скрылся за холмами: прямой, печальный всадник,
возвращающийся домой, чтобы быть королем. Наконец Молли
сказала: -- Бедняга. Бедный Лир. -- Что же, не такой уж он
бедный, -- отвечал волшебник. -- У великих героев должны быть и
великие печали или половина их доблести остается незамечен.
ной. Это тоже часть сказки. -- Но в голосе его звучало
сомнение, и он нежно положил руку на плечи Молли. -- Любовь к
единорогу не может быть нечастьем, -- сказал он. -- Должно
быть, это самое большое счастье, только самое трудное.
Потихоньку он прижал ее к себе и спросил: --Ну, а теперь
ты скажешь мне, что Она тебе говорила? -- Но Молли Отрава лишь
рассмеялась и качнула головой так, что волосы ее рассыпались по
плечам, и она была прекраснее Леди Амальтеи. Волшебник сказал:
-- Ну хорошо, тогда я снова найду единорога, и, может быть, Она
сама мне все скажет. -- Он повернулся, чтобы позвать лошадей.
Молли, молчала, пока он седлал свою лошадь, но как только он
подошел, к ее коню, она прикоснулась к его руке.
-- Ты думаешь... ты действительно надеешься, что мы сможем
найти ее? Я кое-что забыла ей сказать.
Шмендрик глянул на нее через плечо. В лучах утреннего
солнца его глаза светились веселой зеленью травы, но время от
времени, когда он заходил в тень коня, в них появлялась
глубокая, прохладная и горьковатая зелень сосновых иголок. Он
ответил:
-- Я боюсь этого, потому что мне страшно за нее. Это будет
значить, что она стала скитальцем, это участь людей, а не
единорогов. Но я надеюсь, конечно, я надеюсь. -- Потом он
улыбнулся Молли и взял ее за руку. -- Ну раз мы с тобой должны
теперь выбрать одну из многих дорог, ведущих в конце-то концов
в одно и то же место, может быть, наша дорога пересечется с
той, по которой пошла она. Быть может, мы ее никогда не увидим,
но где она была, узнаем всегда. Теперь в путь. Едем.
Так начали они свое новое путешествие, и дорога вела их
вперед и вперед, в разные уголки ласкового и злого морщинистого
мира, навстречу удивительной и странной судьбе. Но все это было
потом, а тогда, едва перейдя границу королевства Лира, они
увидели спешившую им навстречу девушку. Ее одежда была
испачкана и разодрана, но сшита она была не из простой материи,
волосы девушки были растрепаны и взлохмачены, руки исцарапаны,
лицо не умыто, но при этом ни у кого не могло возникнуть даже
тени сомнения в том, что это принцесса, пусть и не в самый
счастливый момент своей судьбы. Шмендрик соскочил на землю,
чтобы помочь ей, и она вцепилась в него обеими руками, словно
его рука была кожурой грейпфрута.
-- На помощь! -- кричала она. -- На помощь, au secours!.
Муж добрый и сострадательный да спасет меня! Воистину я
высокородная принцесса Алисон Джоселин, дочь доброго короля
Жиля, а убил его жестоко единокровный брат его, кровавый герцог
Вульф, и заточил он братьев моих, принцев Корина, Колина и
Кальпина в темнице твердокаменной, дабы вышла я замуж за его
толстого сына, лорда Дадли но я подкупила часового и кинула
кусок собакам..
Но Шмендрик Маг поднял руку, и она замолчала. удивленно
глядя на него большими сиреневыми глазами.
-- Прекрасная принцесса, -- серьезно объяснил он. -- Тот,
кто вам нужен, минуту назад отправился в ту сторону, -- и он
указал назад, в сторону страны, которую они только что
оставили. -- Возьмите моего коня, и вы нагоните его, пока ваша
тень еще будет за вашей спиной. -- Сложив руки ступенькой, он
помог принцессе Алисон Джоселин забраться в седло, что она
проделала устало и с некоторым возбуждением. Шмендрик повернул
коня и добавил: -- Вы, конечно, легко его догоните. Ведь он не
будет торопиться. Он хороший человек и герой, которому любой
подвиг по плечу. Всех встречных принцесс я отсылаю к нему. Он
хлопнул коня по крупу, отправив его той же дорогой, по которой
отбыл Король Лир, а потом смеялся так долго, что совсем
обессилел и не мог взобраться позади Молли на коня, и долго шел
с ней рядом. А когда к нему вернулось дыхание, он запел, и она
подпевала ему. Уходя вдвоем из этой сказки в другую, они пели:
Я не король, не герцог, не граф
И не солдат, -- он сказал, --
Я просто скрипач, очень бедный скрипач,
Но тебя я своею назвал.
Если ты лорд -- ты будешь мой лорд,
Если ты вор -- мой вор,
Но раз ты скрипач -- будь моим скрипачом,
А прочее -- просто вздор.
А вдруг не скрипач я и ради любви
Тебе так ужасно наврал?
Я скрипку люблю и играть научу --
Лишь бы любимою звал.
