напоминая бульдозер, слепой и глухой ко всему, кроме Джулии. На пути к ней
он выбил из рук хоббитообразной четы покрытую медными брошками доску,
ударился, не заметив того, о тележку, с которой продавали горячие мягкие
крендельки, и внезапной атакой прервал обращение какого-то неразумного в
новую веру. Окликнуть ее он так и не догадался.
Когда он достиг BSA, тот уже просто стоял. Джулия затормозила,
пропуская выводок пикетировщиков с плакатами, протестовавших, судя по
всему, против дорожных столкновений. Фаррелл перебросил ногу через
мотоцикл, сел сзади Джулии и ласково положил ладони ей на талию.
- Акико Таникава, - произнес он подвывающим голоском попрошайки,
каким изъясняются демоны в театре Кабуки. - Ты носишь короткие платья и не
ходишь в ритуальные бани. Ты нарушила клятву верности восьми миллионам
богов Синто. Безногая смерть придет за тобой, когда задремлет трава, и
тявкнет тебе в самое ухо.
Джулия негромко ойкнула и затвердела, но машины уже тронулись,
вынудив двигаться и ее и не позволяя ей обернуться. Уголком рта она
сказала:
- Фаррелл, если это не ты, считай, что у тебя крупные неприятности.
Мотоцикл рванулся вперед, едва не выскочив из-под Фаррелла,
вскрикнувшего, когда выхлопная труба запела у него под лодыжкой.
- Это автобус до Инвернесса? - спросил он. - Мне нужен стакан воды.
Джулия снова ударила по тормозам, и Фаррелл влепился носом в затылок
ее шлема.
Она ответила:
- Этот автобус закончил смену, у водителя всего пять долларов
мелочью, и как только я улучу свободную минуту, я из тебя омлет сделаю,
Фаррелл. Господи-Иисусе, разве можно так пугать людей, что ты о себе
воображаешь?
- Я воображаю, что я твой старый университетский ухажер, - смиренно
ответил Фаррелл, - который три года ничего о тебе не слыхал.
Джулия фыркнула, но сбавила темп, с которым мотоцикл набирал
скорость, проносясь мимо еле ползущего открытого автомобиля,
преграждавшего поток движения, будто лиловатый почечный камень.
- И который так обрадовался, увидев тебя, что его, как ты бы
выразилась, понесло, - он помолчал и добавил: - Как когда-то при встрече с
ним черт знает куда понесло еще одну особу. В Лиме, верно?
Джулия повернула резко и неожиданно, почти положив BSA набок, как
гонщик, и пролетела вверх по холму два квартала. Фаррелл сидел, вцепившись
в нее и закрыв глаза. Управляясь с огромной машиной легко, как с метелкой
для пыли, она смахнула ее к обочине, заглушила двигатель перед домом
какого-то студенческого землячества и, поворачиваясь к Фарреллу, стянула
шлем.
- В Лиме, - тихо сказала она. - На рынке.
Фаррелл слез с мотоцикла, чтобы она могла закрепить его на подпорках.
Теперь оба стояли, разделенные длиной BSA, и смотрели друг на дружку,
испытывая чувство настороженности и неудобства. Он увидел, что Джулия
снова отпустила волосы ниже плеч - так она их носила в университете.
- Прости, - сказал он, - меня просто обуяла благодарность, хоть ты и
не знаешь, за что.
Еще мгновение Джулия разглядывала его, потом мигнула, пожала плечами,
улыбнулась, словно рябь прошла под луной по воде, и молча бросилась в его
объятия. Женщина сильная и почти такая же рослая, как Фаррелл, она едва не
свалила его, и это тоже так полагалось, ибо такова была единственная
традиция, которую они успели установить, не считая, конечно, обыкновения
встречаться в самых странных местах, никогда не сговариваясь заранее. За
последние десять лет Фарреллу часто приходило в голову (хотя, впрочем, ни
разу, когда она была рядом), что из всех щедрых даров, какие он получал от
женщин, эти первые бурные объятия с Джулией Таникава - после
соответственной разлуки - были, пожалуй, самыми лучшими. {Особенно если
принять во внимание все остальное и в частности то, что мы не способны
выносить друг друга дольше трех дней.}
- А я только что вспоминала тебя, - сказала Джулия.
Она откинулась в руках Фаррелла, оставив ладони твердо лежать у него
на плечах. Фаррелл самодовольно кивнул.
- Еще бы ты невспоминала. Кто как не я вызвал тебя сюда. Пять минут
назад тебя, может быть, и в Авиценне-то не было.
Джулия приподняла одну бровь и Фарреллу вспомнилась длинная, пьяняще
невинная весенняя ночь, которую она извела на попытки научить его этому
трюку.
- Ну, кто-то все же кормил последние два года кота на Бренден-Уэй.
Фаррелл гневно зарокотал, но она спокойно его прервала:
- Ты же знаешь, письма мне не удаются. А кроме того, я не
сомневалась, что ты рано или поздно объявишься. Один из нас всегда
ухитрялся каким-то волшебством притянуть другого.
Он стоял, вглядываясь в нее, наморщась от усилий снова заучить ее
лицо, а мимо них легким шагом проходили студенты, смеясь сквозь
непрожеванные бутерброды. Круглое, словно блюдце, веселое лицо сипухи с
чертами, слишком крупными для стандартной западной красавицы - кроме носа,
нос-то как раз маловат. Но кожа ее оставалась чистой и полупрозрачной, как
белое вино, и кости под нею начали, наконец - в тридцать лет - сообщать
лицу давно обещанную ими гордость и неколебимость. {У ее лица появились
тайны, как у лица Бена. Интересно узнать, как обстоит по этой части дело с
моим?} Вслух он сказал:
- Без изменений. Ты по-прежнему вылитый эскимос.
- А ты по-прежнему так ни одного и не видел.
Он вдруг сообразил, что никогда еще так долго не держал ее в руках:
обычно, сколь бы радостной ни была встреча, они сразу отпускали друг
дружку и отступали - на один, точно отмеренный шаг. На этот раз каждый
доверил весь свой вес крепости неловкого объятия, отклонясь, но продолжая
удерживать другого. Словно дети, играющие на улице, кружащие, пытаясь
втянуть противника в меловой круг, нарисованный на асфальте.
- Так ты все же не вышла за того старикана, как его? За Алена,
археолога? - спросил он.
Джулия хихикнула.
- Он был палеонтологом. И сейчас, полагаю, им остается, у себя в
Женеве. Нет, не вышла. То есть, почти.
- Мне он нравился, - сказал Фаррелл.
- Ну да, и ты ему тоже, - подхватила Джулия. - Ты всегда им всем
нравишься. Такой уж ты расчудесный малый. Они думают, что ты не опасен, а
ты знаешь, что не опасны они.
Пара молодцов из землячества уже орала, свесясь из окна на втором
этаже:
- Действуйте! Эй, там, внизу, мы ожидаем действий!
Выходили, словно на службу, вечерние лица, португальскими военными
кораблями уплывая к Парнелл-стрит. Промелькнул Пирс-Харлоу - Фаррелл готов
был поклясться, что это он - с двумя доберманами на своре; женщина,
волокущая здоровенный плакат, уподоблявший изображенного в четыре краски
местного судью Рогатому Зверю Апокалипсиса, яростно двинула его черенком
Джулию по ногам, требуя очистить дорогу. А они все стояли внутри незримого
круга, и рты у обоих были приоткрыты в нелепом смущении. Кого-то из них
била дрожь, но кого, Фаррелл не взялся бы сказать.
- А что запись, которую ты собирался сделать? - спросила она. - С
Эбом и с тем сумасшедшим ударником. С Дэнни.
- Ничего не вышло.
Голоса их, надламываясь, постепенно смягчались.
- Я искала ее.
Монах вставил между пальцами Джулии курящуюся благовонную палочку,
после чего с бронксовским выговором попросил у нее несколько пенни для
Кришны. Фаррелл услышал свой удивленный голос, произносящий:
- Пойдем к тебе.
Джулия не ответила. Фаррелл положил ладонь ей на шею, ниже затылка.
На мгновение она закрыла глаза и вздохнула, как засыпающий ребенок, потом
(хор, вопивший наверху, уже удвоился) вывернулась из его рук и сердито
сказала:
- Нет, к черту, все что мне нужно, я уже получила.
Фаррелл начал что-то говорить, но она оттолкнула его ладонь, перед
тем нежно проведя ею себя по щеке.
- Нет, Джо, - сказала она, - я так не думаю. Нам будет хорошо и
радостно, но лучше этого не делать.
- Сейчас самое время, Джевел. Самое точное время, вот эта минута.
Она кивнула, продолжая глядеть чуть мимо него.
- И все-таки иногда намеренно упускаешь какие-то вещи, даже зная, что
для них самое время. Потому что не представляешь, что с тобой будет потом.
- Потом ты проголодаешься, - сказал Фаррелл, - и я приготовлю тебе
обед. Я никогда еще для тебя не готовил.
Двое юношей в белых масках мимов прошли, беседуя об альпинистских
кошках, обвязках и карабинчиках. Через улицу кандидат на какую-то
должность норовил всучить печатную листовку человеку, одетому громадным
попугаем.
- Черт возьми, Джо, - сказала Джулия, - я же вышла за покупками. Мне
нужны рисовальные принадлежности, а там через пятнадцать минут закрывают.
Фаррелл вздохнул и отступил на шаг, уронив руки.
- Ладно, - сказал он. - Может быть, совсем и не время.
Теперь она смотрела прямо ему в лицо, но он не взялся бы сказать,
испытывает ли она сожаление, раздраженное смущение или облегчение, столь
же саднящее и путанное, как то, что охватило его. Он сунул руки в карманы.
- Как бы там ни было, повидаться с тобой было очень приятно, - сказал
он. - Слушай, я остановился у двух друзей, это на Шотландской. Телефон
есть в справочнике, Зиорис, там только одна такая фамилия. Позвони мне,
ладно? Позвонишь?
- Позвоню, - ответила Джулия, так тихо, что Фарреллу пришлось
прочесть ответ по губам. Он продолжал отступать назад, даже без свистков и
улюлюканья юнцов из землячества зная, что выглядит смехотворно -
придворным, удаляющимся с глаз особы королевских кровей. Но знал он и то,
что она не позвонит, и еще ему казалось, будто он снова столкнулся с
чем-то незаменимым в самый миг его исчезновения.
- Проверь у своего зверя сцепление, Джевел. По-моему, оно немного
проскальзывает.
Сгорбившись лишь самую малость, он быстро зашагал в сторону
Парнелл-стрит, и тут Джулия признесла: "Фаррелл, вернись", - достаточно
громко, чтобы горластый хор немедля подхватил: "Фаррелл, вернись сию же
минуту!.. Фаррелл, ты слышишь, что тебе говорят?!" Обернувшись, он увидел,
как она, игнорируя галерку на втором этаже, с силой машет ему рукой,
подзывая. С некоторой неуверенностью он приблизился к ней, страшась давно
знакомой полуулыбки, игравшей, словно котенок, уголком ее рта. Когда он в
последний раз увидел в Малаге эту улыбку, оба они очень скоро оказались в
местной тюрьме.
- Садись, - сказала она.
Она выбила из-под мотоцикла подпорки и, привстав над седлом, замерла
в ожидании Фаррелла. Он лишь смотрел на нее, не слыша даже чрезвычайно
подробных инструкций, несущихся из зрительного зала, и Джулия, натягивая
шлем и не оборачиваясь, отрывисто повторила команду.
- А как же твои покупки? - спросил Фаррелл.
Джулия уже запустила мотор, и воздух вокруг BSA заплясал, на этот раз
заключая их в ревущее уединение - в мгновенно народившуюся страну,
подрагивающую у обочины. Снаружи, за ее рубежами, источались, подергиваясь
холодноватыми красками пыльной лаванды, медово-медленные сумерки. Шурша,
как бабочки, проносились мимо на роликовых досках напряженно застывшие
ездоки, одномерные в бледном свете фар, спешащих к ним с вершины холма.
Фаррелл снова уселся за Джулией.
- Куда мы едем? - спросил он.
Улица уже завивалась вокруг, как свиваются после правильно
произнесенного заклинания некоторые хранительные надписи. Джулия
обернулась и стойком воткнула в волосы Фаррелла благовонную палочку.
- Давай подождем и посмотрим, куда надумал поехать мой мотоцикл, -
сказала она. - Ты же знаешь, я своим мотоциклам никогда не перечу.
