Джулия не засмеялась. Она произнесла очень тихо:
- Это случилось однажды. Тебе бы не понравилось.
Короткий зеленый плащ на нем, серый, подлиннее, на ней, свободные
волосы укрыты капюшоном, и выйдя за ним в млечную ночь, она сказала:
- Придется тебе вести мотоцикл. Я подскажу, куда ехать.
Фаррелл поморгал, разглядывая BSA, походивший на присевшую у обочины
дождевую тучу. Джулия вложила ключ ему в ладонь.
- Я в этом наряде вести все равно не могу, а мне почему-то хочется
сегодня взять BSA. Тебе же всегда нравилось править моими машинами.
- Только не на карнавале, - проворчал он. - Это дурная примета,
унижать BSA.
Впрочем, он уже отпирал замок на передней вилке - с нетерпеливой
жадностью, но и с должным почтением. Мотоциклы Джулии всегда казались ему
прирученными демонами, гибридами гиппогрифов с боевыми быками.
Джулия жила в трех кварталах от Парнелл-стрит, почти на той невидимой
линии, что отсекает студенческую часть Авиценны от всего остального. Она
сидела в седле боком, легко придерживаясь одной рукой за талию Фаррелла,
уже осторожно ведшего BSA вверх по Парнелл-стрит.
- Совсем как в Лондоне, - сказала она, - когда мы тайком сбегали по
ночам, чтобы ты смог поупражняться. Поскольку у тебя не было пропуска.
- А у тебя прав на вождение мотоцикла. Ты производила на меня сильное
впечатление - так лихо умыкала мотоциклы и все такое.
- На самом деле, права у меня были, я просто не успела их получить.
Но так тебе было интереснее, - она указала ему на север, в сторону
университета.
Каждый магазинчик грамзаписей работал сегодня допоздна, и все
приемники в автомобилях, все кассетники вопили в голос, динамики
взревывали сзади и спереди, как распалившиеся аллигаторы. Фаррелл легко
скользил по Парнелл-стрит, пронизывая, словно ныряльщик, переменчивые
течения, температурные и звуковые слои. Улица вскипала и погромыхивала,
купаясь в собственном маслянисто-лимонном свечении - хотя бы в эту субботу
отзываясь прежними временами, когда на каждом углу размещался арабский
базар, и все дверные проемы населяли любовники, негоцианты и воры,
трубадуры и дети с целлофановыми глазами и леденцовыми лицами. Джулия,
прижавшись к спине Фаррелла, тихо напевала ему в ухо:
{Ведьма верхом
В небе ночном,
Черт и она на пару...}
Невероятно высокий и до невозможного тощий черный мужчина стоял в
середине улицы, мягкими нырками склоняясь, чтобы вглядеться в лица
проезжающих мимо водителей, и отпуская их преувеличенно плавным
благословляющим взмахом руки. BSA миновал его со скоростью, чуть большей
скорости пешехода, так что у него хватило времени изучить лица Фаррелла и
Джулии, важно похлопать их по головам и поклониться. Лицо его казалось
вогнутым, отшлифованным, гладким, как старая деревянная ложка. Они
услышали голос, слабый, потерянный и пересмешливый:
- Передайте девочке привет от меня. О, скажите Эйффи Шотландской,
пусть не забывает Пресвитера Иоанна.
За спиной Фаррелла Джулия резко сказала:
- Сверни здесь.
Фаррелл кивнул негру и, миновав кинотеатр с рекламным навесом над
входом, обещавшим ретроспективу Ронды Флеминг, и опять оказавшись во тьме,
бросил мотоцикл вверх по холму.
- Вот это уже на что-то похоже, - радостно объявил он через плечо. -
Пресвитер Иоанн, Индийский и Африканский, тот у кого в поварах ходил
король, а в постельничьих архиепископ. Этот там находился Источник
Молодости, в царстве Пресвитера Иоанна.
Джулия не ответила, и Фаррелл задумчиво продолжал:
- И Эйффи Шотландская. Тоже что-то очень знакомое, похоже на имя из
старой баллады, - на самом деле имя напомнило ему теплую, пощипывающую,
как слабая кислота, воду плавательного бассейна и Крофа Гранта, ворчливо
жалующегося на девчонку, которой он побаивается. - В этом городе всегда
водились глубоко эрудированные психи.
- Он не псих. Не называй его так, - голос Джулии был резок и глух.
- Извини, - сказал Фаррелл. - Я не предполагал, что вы знакомы.
Извини, Джевел.
- Знакомы. Его зовут Родни Мика Виллоуз.
Летя холмами к Бартон-парку, Фаррелл немного прибавил газу. С Джулии
сдуло капюшон, волосы ее хлестали Фаррелла по щекам. Она потеснее
прижалась к нему и вновь забормотала стихи о ведьме:
{И буря придет,
Разъяв небосвод,
В эту ночь; но и то не диво -
Из гроба в смятеньи
Прыгнет привиденье,
Громовым внемля призывам.}
Они въехали в парк с юга, с противоположной от зоосада стороны.
Основная дорога спиралью завивалась вверх, окружая подножье густо
заросшего крутого холма, по временам распахиваясь вырубками, на которых
под мамонтовыми деревьями буйно разрастались сколоченные из древесины тех
же деревьев столы, скамьи, уборные, качели. Постройки для пикников стояли
под небом, отливающим тусклым серебром, подобные громадным гранитным
плитам - ориентирами давно забытой математики, хранителями веры.
{Калифорнийский Стоунхендж. Будущие поколения решат, что мы использовали
целый парк для предсказания землетрясений.}
Тропки поменьше сбегали от полян для стоянок вниз, к бейсбольным
площадкам и рельсам потешной железной дороги или взбирались вверх, сквозь
рощи, по щиколотку заваленные трухлявой древесиной мамонтовых деревьев,
пахшей прохладными, припудренными подмышками. Джулия указала Фарреллу на
один из крутых склонов, и въехав под аркаду деревьев, в верхушках которых
запуталась мандариновая луна, он начал медленно спускаться, пока не
выбрался неожиданно на луг и не увидел огни, колеблющиеся далеко впереди.
- Отсюда пойдем пешком, - сказала Джулия и сразу по сторонам от
тропинки поплыли, проявляясь, очертания мотоциклов и автомобилей. Фаррелл
заглушил двигатель и услышал уханье сов. Услышал он и играемый на
крумгорнах и ребеке бас-данс "La Volunte" ["Каприз" (фр.)] Гервеза.
Мелодия мерцала над лугом, холодно, словно россыпь мелких монет,
крохотная, блестящая и острая, как новенький гвоздик.
- Ах, чтоб мне пусто было, - негромко сказал Фаррелл. Он поставил BSA
рядом с другим мотоциклом, с "Нортоном" и, наказав им жить дружно, пошел с
Джулией в сторону огней. Она взяла его под руку, оставив пальцы лежать на
его запястье.
- Выбери себе имя, - сказала она. "La Volunte" кончилась, потонув в
переливах смеха. Показался темный шатер, плывущий над своим основанием,
подобно далекой горе.
- Лестер Янг. Нет, Том-из-Бедлама, - она остановилась и серьезно
смотрела на него. - Ну, ты знаешь. "С гневным воинством фантазий, коему
лишь я владыка..."
- Будь же ты посерьезней, - с неожиданной яростью сказала она. -
Имена здесь кое-что значат, Джо. Выбери себе имя получше, и выбери
поскорей, я тебе после все объясню.
Но музыка, нежно баюкавшая его в душистом воздухе, наполнила Фаррелла
приятной игривостью. Он сказал:
- Ну ладно. Соломон Дэйзи. Малагиги, Заклинатель Гномов.
Ансамбль заиграл другую пьесу Гервеза, павану, наделив музыку
неторопливой, грациозной напевностью, превращавшей танец в нечто большее,
чем важное шествие.
- Или, скажем, Джон Чиним-Все, а? Большой Джон и его Маруха? Ты
будешь Маруха.
Они подходили к шатру на лугу, но музыка не становилась ближе. Сова
промахнула над ними, похожая на огромного ската, колыхаемого глубинными
водами. Фаррелл обнял Джулию за плечи и сказал:
- Не сердись. Придумай мне имя сама, ладно?
Прежде, чем она успела ответить, перед ними с внезапностью,
заставившей снова вспомнить сову, выросла тень с плюмажем на голове.
- Кто идет? - голос прозвучал глухо, не громче вскрикнувшей
одновременно стали или железа.
Фаррелл, не веря ушам, рассмеялся, но Джулия шагнула вперед, заслоняя
его.
- Мой лорд Гарт, это Джулия Таникава с другом.
Ее голос звучал чисто и живо, почти напевно. Меч, проскулив, вернулся
в ножны, а напряженно кривившийся в темноте часовой странноватой походкой
- полусеменя, полукрадучись - приблизился к ним.
- Леди Мурасаки? - теперь звук был несколько выше и в интонациях
голоса обнаружилось нечто от елизаветинского добродушия. - Клянусь
Иисусом, да примет он вас в свое лоно и оградит от всяческих бед! Не чаяли
мы так скоро узреть вас на наших празднествах.
Джулия прелестным движением, таившим в себе предостережение Фарреллу,
легко присела перед часовым в реверансе и ответила:
- Правду сказать, мой лорд, я этой ночью не помышляла о танцах, но
явилась сюда для угождения собственной прихоти - показать моему другу
увеселения, коим предаются по временам члены нашего братства, - она взяла
Фаррелла за руку и притянула его поближе к себе.
Часовой отвесил Фарреллу легкий поклон. Под шляпой с перьями
виднелось узкое, умное, сухое лицо, Тугой, расшитый шерстью дублет, очень
широкий в плечах и почти не сходящийся к талии, придавал часовому сильное
сходство с валетом бубен. Навощеные кончики острых усов заворачивались,
образуя полный круг, так что казалось, будто на верхней губе часового
сидело кверху ногами пенсне в стальной оправе. Только усы и показались в
нем Фарреллу симпатичными. Часовой произнес:
- Я прозываюсь Лорд-Сенешаль Гарт де Монфокон.
Ощущая на себе взгляд Джулии, Фаррелл наугад порылся в
невыразительной груде паладинов, магов и Кентерберийских паломников и, не
найдя ничего, воротился к сумеречным кельтам.
- Добрый сэр, я во власти завета. Табу, - Гарт кивнул, с видом, почти
настолько обиженным пояснением, насколько Фаррелл мог того пожелать.
Фаррелл продолжал, тщательно подбирая слова: - От восхода луны и до
рассвета мне не велено никому открывать мое имя, кроме лишь королевской
дочери. А потому простите и не невольте меня, пока мы не встретимся при
свете дня, ежели вы того захотите.
Фаррелл решил, что завет получился недурственный, особенно если
учесть, что выдумывать его пришлось на ходу.
За спиною Гарта де Монфокон выходили из темных теней шатра и уходили
под них или мирно застывали в колеблющемся свете все новые фигуры в плащах
и камзолах. Гарт медленно повторил:
- Королевской дочери?
- О да, и к тому же девственнице.
{Какого дьявола, если тебе нужен завет, так пусть уж будет завет.}
- Вот как? - Гарт наморщил нос, отчего стало казаться, что он
близоруко вглядывается в Фаррелла сквозь дурацкое пенсне.
- Воистину так, - ответил Фаррелл.
Джулия захихикала.
- И то лишь если я и она - если я со сказанной девой - станцуем
вместе гальярду.
Гарт отвел от него взгляд, приветствуя вновь прибывшую пару, и Джулия
быстро повлекла Фаррелла мимо него, к деревьям и музыке. Теперь Фаррелл
видел музыкантов, четверку мужчин и женщину, стоявших на низком деревянном
помосте. Мужчины были одеты в белые кружевные рубашки и в пуфообразные
штаны Рембрандтовых бюргеров, но женщину, с силой постукивавшую пальцами
по маленькому барабану, облекала простая, почти бесцветная мантия,
наделявшая ее сходством с шахматной королевой. Фаррелл застыл, наблюдая,
как они играют старую музыку перед танцующими, которых он видеть не мог.
- Ну что же, добро пожаловать, - холодный голосок Лорда-Сенешаля ясно
донесся до них с луга. - Потанцуйте на славу, леди Мурасаки, с вашим
безвестным спутником.
Джулия с негромким шипением выпустила воздух и оскалилась.
- Его зовут Даррелл Слоут, - ровным тоном сказал она. - Преподает
коррективное чтение в начальных классах средней школы Хайрама Джонсона. Я
