Анютке хотелось приручить хоть какую-нибудь дикую птицу.
Раз поздним осенним вечером мельник вернулся с охоты. Он поставил
ружье в угол и сбросил с плеч мешок.
Анютка кинулась разбирать дичь.
Большой мешок был набит стреляными утками разных пород. Анютка всех
их умела различать по величине и блестящим зеркальцам на крыльях.
В мешке были крупные кряковые утки с фиолетово-сиоими зеркальцами.
Были маленькие чирки-свистунки с зелеными зеркальцаами и трескунки - с
серыми.
Анютка одну за другой вынимала их из мешка, считала и раскладывала на
лавке.
- Сколько насчитала? - спросил мельник, принимаясь за похлебку.
- Четырнадцать, - сказала Анютка. - Да там будто еще одна есть!
Анютка запустила руку в мешок и вытащила последнюю утку. Птица
неожиданно вырвалась у нее из рук и быстро заковыляла под лавку, волоча
разбитое крыло.
- Живая! - вскричала Анютка.
- Давай ее сюда, - велел мельник. - Я ей живо шею сверну.
- Тятенька, отдай утку мне, - попросила Анютка.
- На что она тебе? - удивился мельник.
- А я ее вылечу.
- Да это ж дикая! Она не станет жить у тебя.
Пристала Анютка, отдай да отдай, - и выпросила утку.
Стала кряква жить в запруде. Анютка привязала ее за ногу к кусту.
Хочет утка - в воде плавает, захочет - на берег выйдет. А больное крыло
Анютка ей чистой тряпочкой перевязала.
Подошла зима.
По ночам воду стало затягивать ледком. Дикие утки больше не прилетали
на запруду: улетели на юг.
Анюткина кряква стала тосковать и мерзнуть под кустом.
Анютка взяла ее в избу. Тряпочка, которой Анютка перевязала утке
крыло, приросла к кости да так и осталась. И на левом крыле кряквы теперь
было не синее с фиолетовым отливом зеркальце, а белая тряпочка. Так Анютка
и назвала свою утку: Белое Зеркальце.
Белое Зеркальце больше не дичилась Анютки. Она позволяла девочке
гладить ее и брать на руки, шла на зов и брала еду прямо из рук. Анютка
очень была довольна. Ей не было теперь скучно, когда отец уходил из дому.
ВЕсной, как только растаял лед на реке, прилетели дикие утки.
Анютка опять привязала Белое Зеркальце на длинную веревку и пустила в
запруду. Белое Зеркальце веревку стала щипать клювом, кричала и рвалась
улететь с дикими утками.
Анютке стало жалко ее. Но жалко было и расставаться с ней. Однако
Анютка рассудила так, "Что ж силком ее держать? Крыло у ней зажило, весна,
она хочет детей выводить. А вспомнит меня, так вернется".
И отпустила Белое Зеркальце на все четыре стороны.
А отцу сказала:
- Ты, как будешь уток бить, зорко гляди, не мелькнет ли на крыле
белая тряпочкао. Не застрели Белое Зеркальце!
Мельник только руками всплеснул:
- Ну, хозяйка! Сама свое хозяйство разоряет. А я думал: вот съезжу в
город, селезня куплю, - Анюткина утка детей нам выведет.
Смутилась Анютка:
- Ты ничего мне про селезня не говорил. Да ведь, может, не поживется
Белому Зеркальцу на воле, так она еще назад воротится.
- Дура ты, дура, Анютка! Где ж это видано, чтобы дикая птица назад в
неволю ворочалась? Как волка ни корми, он все в лес смотрит. Попадет
теперь твоя утка ястребу в когти - и поминай как звали!
Тепло прибывало быстро. Река разлилась, затопила кусты на берегу.
Полилась вода дальше, затопила лес.
Уткам плох-о пришлось в тот год: пора нестись, а земля вся в воде -
негде гнезда выстроить.
Зато Анютке весело: лодка есть - плыви куда хочешь.
Поплыла Анютка в лес. Увидала в лесу старое дуплистое дерево.
Стукнула веслом по стволу, а из дупла кряковая утка - шасть! - и
прямо на воду у самой лодки. Повернулась боком. Анютка гдядит - и глазам
не верит: на крыле белая тряпочка! Хоть грязная стала, а все заметна.
- Уть, утоь! - кричит Анютка. - Белое Зеркальце!
А утка - от нее. Плещется в воде, словно подшибленная.
Анютка - за ней на лодке. Гналась, гналась - уж из лесу выбралась.
Тут Белое Зеркальце поднялась на крылья жива-здоровешенька - и назад в
лес.
"Хитришь ты! - думает Анютка. - Да меня не проведешь: ведь это ты от
гнезда меня отводишь!"
Вернулась назад, разыскала старое дерево.
Заглянула в дупло, - а там, на донышке, двенадцать продолговатых яиц
зеленоватого цвета.
"ОИшь, хитрая! - думает Анютка. - Ведь вот где догадалась гнездо
устроить, чтобы водой не достало!"
Вернулась Анютка домой, отцу рассказала, что Белое Зеркальце в лесу
видела, а про дупло - молчок. Побоялась, как бы мельник гнезда не разорил.
Скоро вода спала.
Анютка приметила, что Белое Зеркальце в полдень летает на реку
кормиться. Тепло в этот час, и яйца в гнезде не стынут.
Чтобы не пугать даром птицу в гнезде, Анютка забегала прежде на реку.
Знала уж, где в кмышах любила кормиться Белое Зеркальце. Уверится, что
здесь утка, и бежит в лес глядеть, - не вывелись ли в дупле утята?
раз Анютка только высмотрела на воде Белое Зеркальце, - вдруг мчится
по воздуху большой серый ястреб - и прямо на утку.
Вскрикнула Анютка, да уже поздно: ястреб впился когтями в спину
Белому Зеркальцу.
"Пропала моя уточка!" - думает Анютка.
А Белое Зеркальце нырк под воду - и ястреба за собой потащила.
Ястреб окунулся с головой. Видит - дело плохо: не совладать ему под
водой с уткой. Разжал когти и улетел.
Анютка так и ханула:
- Ну, умница! Что за умница! Из ястребиных когтей вырвалась!
Еще прошло несколько дней.
Прибежала Анютка на реку, - нет Белого Зеркальца!
Спряталась в кусты, набралась терпенья - ждет.
Наконец летит утка из лесу;. в лапах у нее желтенький комок.
Спустилась на воду.
Глядит Анютка: рядом с Белым Зеркальцем пушистый желтенький утенок
плавает.
"Вывелись утятки! - обрадовалась Анютка. - Теперь Белое Зеркальце
всех из дупла на речку перетаскает".
Так и есть: утка поднялась и полетела в лес за другим птенцом.
Анютка овсе сидит под кустом, - ждет, что дальше будет.
Вылетела из лесу ворона. Летит, по сторонам поглядывает, - где бы
чего на обед промыслить?
Заметила у берега утенка - стрелой к нему. Раз, раз! - клювом по
голове, убила, разорвала на куски и съела.
Анютка остолбенела - и кникнуть не догадается. Ворона опять в лес - и
спряталась на дереве.
А Белое Зеркальце летит уже со вторым утенком.
Спустила его на реку, ищет первого, крячет - зовет. Нет нигде!
Плавала, плавала, все камыши обшарила, - нашла только пух. Поднялась
на крылья и помчалась в лес.
"Ах, глупая! - думает Анютка. - Опять ведь ворона прилетит, твоего
унет\нка разорвет".
Не успела подумать, глядит: утка круг дала, подлеж\тела из-за кустов
назад к реке, шмыгнула в камыш - и спряталась там.
Через минуту летит ворона из лесу - и прямо к утенку.
Тюк носом! - и давай рвать.
тут Белое Зеркальце выскочила из камыша, коршуном налетела на
волрону, схватила за горло и тащит под воду.
Закружились, заплескали птицы крыльями по воде - только брызги летят
во все стороны!
Анютка выскочила из-под куста, глядь: Белое Зеркальце в лес улетает,
а ворона мертвая на воде лежит.
Долго не уходила Анютка с реки в тот день. Видела, как Белое
Зеркальце остальных десять утят в камыш перетаскала.
Успокоилась Анютка.
"Теперь, - думает, - не боюсь я за Белое Зеркальце: она и за себя
постоять умеет и детей своих в обиду не даст".
Пришел август месяц.
С утра на реке палили охотники: начиналась охота на уток.
Весь день Анютка не находила себе места: "А ну как убьют охотники
Белое Зеркальце!"
С темнотой палить перестали.
Анютка забралась на сеновал спать.
Только заснула, вдруг голоса на двовре.
- Кто тут? - мельник кричит из избы.
- Охотники! - отвечают.
- Чего вам?
- Пусти на сеновале переночевать!
- Ночуйте, пожалуй. Да смотрите, как бы огня не заронить в сено!
- Не бойсь! Некурящие.
Заскрипели двери сарая, и охотники полезли на сено.
Анютка забилась в угол, сама слушает.
- Здорово набили! - говорит один охотник. - У тебя сколько?
- Шесть штук, - отвечает другой. - Все шлепунцы.
- У меня восемь. Одну было матку чуть не стккнул. Собака нашла
выводку. Матка поднялась, гляжу: что-то бедто белое у нее на крыле, вроде
бы - тряпочка. Рот разинул да и прозевал. Двух молодых собака задавила с
этой выводки. Айда утром опять на то место: матку убьем - шжбпунцы все
наши будут!
- Ладно, пойдем!
Лежит Анютка в сене ни жива ни мертва. Думает:
"А\Так и есть! Нашли охотники Белое Зеркальце с утятами. Как быть?"
Решила Анютка ночь не спать, а чуть свет бежать на реку, - не дать
охотникам Белое Зеркальце убить.
Полночи ворочалась, сон от себя гнала.
А под утро сама не заметила, как заснула.
Просыпается, а уж на реке палят.
- Нет больше моего Белого Зеркальца! Убили тебя охотники!
Идет к реке, ничего перед собой не видит: слезы свет застилают. Дошла
до плотины, думает:
"Вот тут моя уточка плавала. И зачем я ее отпустила?!"
Глянула на воду, - а по воде Белое Зеркальце плывет и восемь утяток
за собой ведет.
Анютка: "Уть, уть, уть!"
А Белое Зеркальце: "Ваак! Ваак!" - и прямо к ней.
Палят на реке охотники. А утка с утятами у самой мельницы плавает.
Анютка хлеб крошит, в воду им бросает.
Так и осталась Белое Зеркальце жить у Анютки в запруде. Поняла,
видно, что Анютка в обиду ее не даст.
Потом птенцы подросли, летать научились, разбрелись по всей речке.
Тогда и Белое Зеркальце с запруды улетела.
А на следующий год, только вывела желтеньких утят, сейчас привела их
в запруду - и к Анютке.
Теперь уж все охотники кругом Белое Зеркальце знают, не трогают ее и
зовут Анюткиной уткой.
СИЛА НАШЕГО ГОЛОСА
Громоподобный рык льва, рев медведя, жуткий вой волков приводят в
содрогание животных.
Но страшнее человечьего голоса ничего нет для зверей и птиц. И если
хочешь посмотреть их тайную жизннь, не кричи в лесу, не разговаривай, -
будь нем.
Нынче весной повел моего знакомого на глухариный ток один старый
егерь. По дороге разговорились. Знакомый мой выразил удивление, что
подходили они к току посуху. В это время весной всюду сыро, а глухари
обычно токуют на болотах, и подходить к ним зачастую приходится по колено
в воде.
Егерь усмехнулся:
- Моих это стараний дело. Токовали у нас глухари в самой середке
мохового болота, а я их сюда, в сосновый бор, перевел.
- Как же вы это сделалиш? - спрашивает знакомый.
- А делается это вот как. Шататься по токовищу, показывать себя
глухарям, из ружья палить, - ничего этого нетребуется; Глуханрь затаится,
пропустит тебя - и опять за свое примется. А если и сгонишоь, назавтра
сюда же вернется. Отваживать глухаря от места надо голосом.
Прихожу я на токовище с вечера, сажусь и жду, когда все певчие птицы
смолкнут и станет в лесу тишина.
Тут слышно мне: стук! - в одном месте, стук! - в другом, стук! - в
третьем. Это глухари на свое токовище слетаются, ночевать тут будут.
Жду, пока все усядутся, успокоятся.
Тогда встаю, поворачиваюсь на север, на восток, на юг, на запад - и
всякие слова говорю: в полночь в лесу далеко слышен человеческий голос.
Так два-три вечера подряд, и уж знаю: ни одного глухаря, ни одной
глухарки на этом токовище не останется. Выберут себе другое место.
Слетятся с вечера, а я им и там наговорю. И так, пока не соберутся туда,
куда мне надобно.
Вот ты и помни: на токовище прыгай себе, стреляй, но голоса подавать
не смей: не выдерживает человечьего голоса глухарь.
