хорошо сколоченных домиках жило восемнадцать человек -- пассажиры трех лодок
"Леди Алисы", от которых отбилась лодка Клейтона.
Море было тихое, и они в три дня добрались до берега, не испытав
никаких ужасов, какие обыкновенно выпадают на долю потерпевших крушение.
Потрясение от пережитой катастрофы и непривычные лишения, конечно,
подействовали на них, но в общем опыт был полезным.
Всех поддерживала надежда, что четвертую лодку подобрали и что уже
обыскиваются берега. А так как все оружие и патроны были сложены в лодку
лорда Теннингтона, то маленькая компания была гарантирована на случай
нападения и могла пополнять свои запасы пищи охотой даже на крупную дичь.
Ближайшей их заботой был в это время профессор Архимед К. Портер.
Вполне уверенный в том, что дочь его подобрана каким-нибудь мимо проходившим
пароходом, он ничуть не беспокоился о ее благополучии и всецело отдался
размышлениям над теми туманными научными проблемами, которые он считал
единственно возможной духовной пищей для человека его эрудиции. Внешние
условия для него совершенно не существовали.
-- Никогда, -- говорил однажды измученный м-р Самуэль Т. Филандер лорду
Теннингтону, -- никогда еще профессор Портер не был таким тяжелым, даже
невозможным человеком. Подумать только, сегодня поутру, вынужденный всего на
полчаса спустить его с глаз, я по возвращении назад не мог его найти, и --
что бы вы думали, где он оказался? В полумиле от берега в океане, на одной
из лодок, гребущим за милую душу. Не понимаю, как он прошел от берега даже
такое расстояние, потому что у него было всего одно весло, которым он
блаженно разводил круги по воде.
Когда один из матросов подвез меня к нему на другой лодке и я упомянул,
что надо сейчас же вернуться на берег, он страшно возмутился: -- М-р
Филандер, -- заявил он, -- вы удивляете меня, сэр: как человек науки может
иметь смелость мешать ее прогрессу? На основании некоторых астрономических
явлений, которые я тщательно исследовал в течение последних тропических
ночей, я сделал о туманностях совершенно новую гипотезу, которая должна
поразить весь ученый мир. Мне необходимо справиться в прекрасной монографии
о гипотезе Лапласа, которая, насколько мне помнится, имеется в одной частной
коллекции в Нью-Йорке. Ваше вмешательство, м-р Филандер, вызовет
нежелательную задержку, так как плыл я именно за этой монографией. -- И
только с огромными усилиями мне удалось убедить его вернуться на берег, не
заставляя меня прибегать к физической силе, -- заключил м-р Филандер.
Мисс Стронг и ее мать храбро выносили то нервное состояние, которое
создавалось страхом нападения диких зверей. Но нельзя сказать, чтобы они так
легко, как остальные, приняли теорию спасения Джэн, Клейтона и Тюрана. А
бедная Эсмеральда непрестанно оплакивала жестокую судьбу, разлучившую ее с
ее "крошечкой".
Лорд Теннингтон никогда не изменял себе, ровное и веселое настроение не
покидало его. Он был по-прежнему радушным хозяином, всегда заботящимся об
удобствах и развлечениях своих гостей. В отношении к матросам с яхты он
оставался все тем же твердым командиром и в джунглях, не больше, чем на
"Леди Алисе", ни разу не возникало ни малейшего сомнения в том, кто является
решающей инстанцией во всех важных вопросах и при всех тех обстоятельствах,
где нужно разумное и хладнокровное руководство.
Если бы эта хорошо дисциплинированная и сравнительно хорошо
обставленная компания выброшенных на берег людей могла увидеть запуганное,
обносившееся трио, проживавшее в нескольких милях от них к югу, она вряд ли
узнала бы безупречных пассажиров "Леди Алисы", так недавно еще шутивших и
игравших на яхте.
Клейтон и Тюран ходили почти совсем обнаженные, настолько они изорвали
свое платье о колючие ветки кустарников и переплетающиеся лианы джунглей,
сквозь которые им приходилось продираться в поисках пищи, которую все
труднее становилось раздобывать.
Джэн Портер, разумеется, не участвовала в этих утомительных
экспедициях, но тем не менее и ее одежда пришла в совсем жалкое состояние.
Клейтон, за неимением других занятий, тщательно собирал шкурки всех
зверьков, которых они убивали. Распяливая их на стволах деревьев и тщательно
вычищая, он сохранил их в сравнительно хорошем виде, и теперь, когда
появилась опасность, что скоро его платье перестанет прикрывать его наготу,
он начал мастерить из них грубую одежду, пользуясь вместо иголки острой
колючкой, а вместо нитки -- крепкой травой и жилами животных.
В результате получилась одежда без рукавов, доходящая до колен.
Сделанная из бесчисленного количества мелких шкурок всевозможных грызунов,
она представляла собой нечто весьма странное, а неприятный запах, который от
нее исходил, делал ее не особенно желательным прибавлением к гардеробу. Но
настало время, когда ему пришлось носить ее пристойности ради, и, несмотря
на все их несчастья, Джэн Портер не могла удержаться от хохота, когда в
первый раз увидела его одетым таким образом.
Позже и Тюрану пришлось сделать себе подобное одеяние, и со своими
голыми руками и ногами, густо обросшими лицами они напоминали двух вновь
воплотившихся доисторических предков человеческой расы. Тюран и поведением
от них недалеко ушел.
Прошло около двух месяцев. Беды караулили их. Началось с приключения,
которое едва не положило конец страданиям двоих из них -- ужасный конец,
всегда возможный в джунглях.
Тюран лежал в шалаше на дереве в приступе лихорадки. Клейтон ушел за
пищей недалеко в джунгли. Джэн Портер вышла его встретить. Позади человека,
хитрый и гибкий, полз старый большой лев. Вот уже три дня, как его старые
мышцы оказывались не на высоте в вопросах добычи мяса для запавшего живота.
Уже несколько месяцев он ест все реже и реже и все дальше приходится ему
уходить от привычных мест охоты в поисках более легкой добычи. Но, наконец,
он напал на самое слабое и беззащитное творение природы -- теперь Нума
пообедает.
Клейтон, не подозревая, что смерть идет за ним по пятам, вышел на
открытое место навстречу Джэн. Он уже перешел на ее сторону, в нескольких
футах от густой заросли джунглей, как вдруг девушка увидела из-за его плеча
бурую голову и злые зеленые глаза; трава раздвинулась, и царственное
животное вышло на опушку, наклонив голову к земле.
Джэн так окаменела от ужаса, что не могла проронить ни слова, но ее
остановившиеся, расширенные глаза достаточно сказали Клейтону. Бросив
быстрый взгляд назад, он понял безнадежность своего положения. Лев был от
них всего в тридцати шагах, и такое же расстояние отделяло их от шалаша. У
мужчины в руках была только палка -- оружие настолько же действенное против
голодного льва, как игрушечное пробочное ружье.
Нума, безумно голодный, давно уже отказался от привычного воя и рычания
при разыскивании добычи, но на этот раз дело было настолько верное, он уже
чувствовал нежное тело под своими все еще сильными лапами, что он раздвинул
огромные челюсти и дал исход давно накопившейся ярости, испустив целый ряд
оглушительных рычаний.
-- Бегите, Джэн! -- кричал Клейтон. -- Бегите к шалашу!
Но ноги не повиновались ей, и она продолжала стоять, немая в
оцепенении, смертельно побледнев, и смотрела, как живая смерть медленно
подползает к ним.
Тюран, при звуках страшного рычания подошел ко входу шалаша и при виде
представившейся ему картины прыгал на месте и кричал им по-русски:
-- Бегите, бегите! А то я останусь один в этом ужасном месте, -- и с
этими словами он упал на пол и залился слезами.
На мгновение новый голос отвлек внимание льва, и он приостановился,
бросив вопросительный взгляд в сторону дерева. Клейтон не мог больше
выдержать. Повернувшись к зверю спиной, он закрыл лицо руками и ждал.
Девушка с ужасом смотрела на него. Почему он ничего не делает? Если
надо умереть, почему он не умрет, как настоящий мужчина? не бросится на
страшного зверя с палкой, хотя это и было бесполезно? Так ли держал бы себя
Тарзан от обезьян? Не умер бы он, по крайней мере, геройски сражаясь до
конца?
Вот лев пригнулся для прыжка, который положит конец их молодым жизням
под жестокими, терзающими желтыми клыками. Джэн Портер опустилась на колени
и молилась, закрыв глаза. Тюран, обессиленный лихорадкой, потерял сознание.
Проходили секунды, за ними минуты -- вечность целая -- зверь не прыгал.
Клейтон почти лишился чувств в этом ожидании -- колени у него дрожали, еще
минута -- и он упал бы в обморок.
Джэн Портер не выдержала больше. Она раскрыла глаза. Не грезит ли она?
-- Вильям, -- позвала она, -- взгляните.
Клейтон кое-как справился с собой, поднял голову и обернулся ко льву. С
уст его сорвалось восклицание удивления. У самых их ног зверь лежал мертвый.
Тяжелое боевое копье торчало в буром теле. Оно вошло сзади, повыше правого
плеча и, пронзив тело насквозь, попало в сердце.
Джэн Портер поднялась на ноги, Клейтон подходил к ней, когда она
зашаталась от слабости. Он подхватил ее, привлек к себе и, наклонив голову,
в порыве благодарности судьбе, поцеловал ее.
-- Пожалуйста, не делайте этого, Вильям, -- сказала она. -- В эти
несколько коротких мгновений я пережила целую вечность. Глядя в лицо смерти,
я поняла, как надо жить. Я не хотела бы обижать вас больше, чем это
абсолютно необходимо, но я не могу оставаться дольше в положении, в которое
сама поставила себя из-за ложно понятого чувства долга, обязывающего меня
якобы держаться импульсивно данного вам обещания. Последние несколько секунд
показали мне, что было бы безобразно продолжать обманывать и себя, и вас,
поддерживая в вас уверенность, что я когда-нибудь, когда мы вернемся к
цивилизованным условиям жизни, стану вашей женой.
-- Как, Джэн, -- вскричал он, -- что вы хотите этим сказать? Что общего
между нашим спасением и переменой в ваших чувствах ко мне? Вы просто
потрясены, завтра вы опять будете самой собой.
-- В эту минуту я вернее себе, чем за весь прошедший год, -- возразила
она. -- То, что только что происходило, снова напомнило мне, что самый
храбрый на свете человек дарил меня своей любовью. Я слишком поздно поняла,
что отвечаю ему, и он должен был уйти. Он умер, а я никогда не выйду замуж.
Я, во всяком случае, никогда не могла бы выйти за человека, менее храброго,
чем он, потому что всегда испытывала бы чувство некоторого презрения к
относительной трусости моего мужа. Вы поняли меня?
-- Да, -- отвечал он, склонив голову, и краска стыда залила ему лицо.
А на следующий день разразилось несчастье.
XXII
ПОДВАЛ СОКРОВИЩ В ОПАРЕ
Совсем уже стемнело, когда Лэ, верховная жрица, вернулась в комнату
Мертвых с пищей и питьем для Тарзана. Она не взяла с собой света и ощупью
нашла дорогу. Сквозь каменную решетку в потолке тропическая луна тускло
освещала комнату.
Тарзан, присев в тени в дальнем конце комнаты, при звуке ее шагов пошел
навстречу девушке.
-- Они в бешенстве, -- сразу начала она. -- Никогда до сих пор
человеческая жертва не убегала с алтаря. Пятьдесят человек уже отправились в
погоню. Храм они обыскали весь, кроме этой комнаты.
-- Почему они боятся войти сюда? -- спросил он.
-- Это Комната Мертвых. Сюда возвращаются мертвые, чтобы совершать
обряды. Видишь этот древний алтарь. На нем мертвые приносят в жертву живых,
если находят их здесь. Вот почему люди боятся этой комнаты.
-- А ты? -- спросил он.
-- Я -- верховная жрица. Только меня одну не трогают мертвые, и я
