против того, чтобы он открывал ее.
Слова девушки временно успокоили мужчин, и в конце концов было решено,
что два баллона с водой и четыре жестянки с пищей будут разделены поровну
между матросами и пассажирами с тем, чтобы те и другие распоряжались ими по
своему усмотрению.
Таким образом, маленькая группа сразу разбилась на два лагеря, и как
только припасы разделили, в каждом занялись распределением пищи и воды.
Матросы первые открыли одну из жестянок и разразились такими бешеными
проклятиями, что Клейтон спросил: -- В чем дело?
-- Беда! -- завопил Снайдер. -- Беда! Хуже -- смерть! В жестянке --
деготь!
Клейтон и Тюран торопливо открыли одну из своих жестянок и убедились в
страшной правде, что и там тоже деготь! Одна за другой были вскрыты все
четыре жестянки, находящиеся в лодке, и каждый раз сердитое ворчание
встречало новое подтверждение ужасной действительности: в лодке не было ни
одной унции пищи!
-- Ну, благодарение богу, у нас есть все-таки вода, -- сказал Томпкинс.
-- Легче обойтись без пищи, чем без воды. Коли до худшего дойдет, можно и
сапоги свои съесть, а выпить их не выпьешь.
Пока он говорил, Вильсон пробуравил дырочку в одном из баллонов, и
Снайдер подставил жестяную кружку, в которую Вильсон собирался налить
драгоценную влагу. Тоненькая струйка черных, сухих крупинок полилась сквозь
дырочку на дно кружки. Вильсон со стоном уронил баллон и опустился на
скамью, в ужасе глядя на кружку.
-- В баллонах -- порох, -- сказал Снайдер, едва слышно, повернувшись к
остальным. Вскрыли другие баллоны -- то же самое.
-- Деготь и порох! -- воскликнул Тюран. -- Вот так меню для потерпевших
крушение!
От одного сознания, что в лодке нет ни воды, ни пищи, люди сразу
почувствовали и голод, и жажду; с первого же дня начались, таким образом, их
страдания, с первого дня им пришлось переживать все ужасы, какие выпадают на
долю потерпевших крушение.
Дни проходили -- и положение все ухудшалось. Воспаленные глаза тщетно
оглядывали горизонт день и ночь, пока люди, слабые и усталые, не сваливались
на дно лодки, ища в коротком, беспокойном сне минутного забвения ужасной
действительности.
Матросы в муках голода съели свои кожаные пояса, сапоги, кожаную
обшивку шапок, хотя Клейтон и Тюран всячески старались уговорить их не
делать этого, предупреждая, что этим они еще усилят свои страдания.
Обессиленные и потерявшие надежду, носились они по морю, под
безжалостным тропическим солнцем, с высохшими, потрескавшимися губами,
распухшими языками, ожидая смерть, в которой начинали видеть избавление.
Невыносимые страдания первых дней для трех пассажиров немного притупились,
потому что они ничего не ели, но муки матросов были ужасны, когда их слабые,
больные желудки пробовали справиться с кусками кожи, которыми они их набили.
Томпкинс первый не выдержал. Ровно через неделю после того, как "Леди Алиса"
пошла ко дну, матрос умер в страшных конвульсиях.
Несколько часов его тело лежало на корме лодки, откуда матрос как будто
издевался, оскалив зубы, над другими. Наконец, Джэн Портер не выдержала.
-- Не можете ли вы сбросить его за борт, Вильям? -- спросила она.
Клейтон поднялся и, шатаясь, направился к телу. Два оставшихся в живых
матроса следили за ним со странным, зловещим огоньком в провалившихся
глазах. Тщетно старался англичанин приподнять тело над бортом -- задача была
ему не по силам.
-- Помогите мне, пожалуйста, -- сказал он Вильсону, который лежал ближе
всех.
-- Чего вы хотите его выбрасывать? -- проворчал матрос раздраженно.
-- Надо сделать это, пока у нас еще хватает сил, -- возразил Клейтон.
-- Под этим солнцем он до завтра будет ужасен.
-- Лучше оставьте в покое, -- опять проворчал Вильсон. -- Он нам самим
понадобится до завтра.
Медленно дошли слова матроса до сознания Клейтона. Он понял, наконец,
причину протеста.
-- Боже! -- шепнул Клейтон в ужасе. -- Неужели вы хотите сказать...
-- А почему нет? -- пробурчал Вильсон. -- Мы еще живы, а он умер, ему
все равно.
-- Идите сюда, Тюран, -- позвал Клейтон. -- Нам придется пережить
кое-что похуже смерти, если мы не выбросим этот труп.
Вильсон сделал несколько угрожающих движений, но когда его товарищ
Снайдер поддержал Клейтона и Тюрана, он уступил, жадными глазами поглядывая
на труп, пока остальные втроем не перевалили его за борт.
После этого весь день Вильсон не спускал с Клейтона глаз, в которых уже
притаилось безумие. К концу дня, когда солнце начало садиться, он начал
бормотать что-то и смеяться про себя, а глаза его по-прежнему не отрывались
от Клейтона.
Уже совсем стемнело, а Клейтон все еще чувствовал на себе этот страшный
взгляд. Он старался не засыпать, но благодаря слабости с трудом сохранял
сознание. Наконец, не выдержал мучений и, уронив голову на скамейку, уснул.
Сколько прошло времени, он не мог припомнить, но вдруг он был разбужен
каким-то странным звуком -- совсем близко. Взошла луна, и когда Клейтон
открыл глаза, он с ужасом увидел осторожно подползающего к нему Вильсона, с
раскрытым ртом и вываливающимся оттуда распухшим языком.
Тот же звук разбудил Джэн Портер и, увидев страшное зрелище, она
пронзительно закричала, и в ту же минуту матрос ринулся вперед и упал на
Клейтона. Как хищный зверь искал он зубами горло Клейтона, но Клейтону, при
всей его слабости, удавалось удерживать от себя на расстоянии рот безумного.
На крик Джэн проснулись Тюран и Снайдер. Увидев в чем дело, они оба
потащились на помощь Клейтону, и втроем им удалось справиться с Вильсоном и
сбросить его на дно лодки. Несколько минут он пролежал, болтая и заливаясь
хохотом, а потом со страшным криком, раньше, чем спутники его могли ему
помешать, вскочил на ноги и прыгнул в воду.
Реакция после ужасного напряжения и возбуждения совсем обессилила
оставшихся в живых. Снайдер опустился на дно лодки и заплакал. Джэн Портер
молилась, Клейтон задумался, мсье Тюран тоже предался размышлениям, опустив
голову на руки. Результаты своих размышлений он сообщил на следующий день
Клейтону и Снайдеру в виде следующего предложения.
-- Джентльмены, -- начал он. -- Вы видите, что ожидает нас, если нас не
подберут в ближайшие два дня, на что, очевидно, надежды мало, судя по тому,
что за все эти дни мы не видели ни одного паруса, ни одного дымка на
горизонте. Была бы надежда, если была бы пища, а нет пищи -- нет и надежды.
Остается одна альтернатива, надо выбрать одно из двух: или мы умрем все
через несколько дней, или один должен быть принесен в жертву, чтобы
остальные остались живы. Вы хорошо понимаете, что я хочу сказать?
Джэн Портер, услышав, пришла в ужас. Если бы предложение исходило от
бедного, невежественного матроса, она была бы, вероятно, меньше удивлена, но
то, что оно было сделано человеком, выдававшим себя за человека культурного,
утонченного даже, за джентльмена, казалось ей почти невероятным.
-- Ясно, что мы умрем все, -- отвечал Клейтон.
-- Решать нужно большинством голосов, -- возразил Тюран. -- Так как
жертвой может быть только один из нас, то и решать мы будем втроем. Мисс
Портер не заинтересована, ей не угрожает опасность.
-- А как же мы узнаем, кому быть первым? -- спросил Снайдер.
-- Это можно решить жеребьевкой, -- отвечал Тюран. -- В кармане у меня
есть несколько монет по одному франку; мы наметим себе какой-нибудь год, и
тот, кто вытащит монету с этим годом -- будет первым.
-- Я не хочу иметь ничего общего с этим дьявольским проектом, -- тихо
заявил Клейтон, -- еще может показаться земля или какое-нибудь судно
вовремя.
-- Вы подчинитесь большинству голосов или вы будете первым, -- отвечал
Тюран, и в голосе прозвучала угроза. -- Давайте проголосуем. Я за этот
проект, а вы, Снайдер?
-- Я тоже, -- прозвучал ответ.
-- Воля большинства, -- объявил Тюран. -- Теперь приступим, не теряя
времени, к жеребьевке. Это одинаково выгодно для всех. Для того, чтобы три
человека остались живы, один умрет несколькими часами раньше, чем умер бы и
без того.
Он занялся приготовлениями к лотерее, а Джэн Портер широко раскрытыми
глазами следила за ним, с ужасом думая, чему придется ей быть
свидетельницей. Тюран разостлал пиджак на дне лодки и затем из горсти монет
выбрал шесть штук. Двое других близко нагнулись, пока он рассматривал их.
Потом он протянул их Клейтону.
-- Осмотрите их внимательно, -- сказал он. -- Самая старая -- 1875
года, и этого года -- только одна.
Клейтон и матрос осмотрели каждую монету. На их взгляд между ними не
было никакой разницы, кроме годов. Они остались довольны. Если бы они знали,
что прежний опыт мсье Тюрана по части шулерничества в карты настолько развил
его осязание, что он умел отличать карты, касаясь их, они вряд ли нашли план
выгодным для себя. Монета 1875 г. была чуть-чуть тоньше остальных, но ни
Клейтон, или Снайдер не могли бы установить это без помощи микрометра.
-- В каком порядке мы будем тянуть? -- спросил Тюран, зная, по опыту,
что большинство предпочитает тянуть под конец, в тех случаях, когда вытянуть
жребий неприятно: есть шанс и надежда, что жребий будет уже вынут кем-нибудь
раньше. Тюран же, по причинам ему известным, предпочитал тянуть первым на
случай, если бы тянуть пришлось дважды.
И когда Снайдер выразил желание тянуть последним, он любезно предложил,
что будет тянуть первым. Рука его исчезла под пиджаком всего на мгновение,
но проворные и искусные пальцы успели перебрать все монеты и отодвинуть
роковую. Когда он вытащил руку, в ней была монета 1888 года. Потянул
Клейтон. Джэн Портер нагнулась вперед с выражением ужаса и напряженного
внимания на лице, когда рука человека, за которого она должна была выйти
замуж, скрылась под пиджаком. Вот он вытащил руку, держа в ней монету. В
первый момент он не решался взглянуть, но мсье Тюран, нагнувшись к его руке,
крикнул, что все благополучно.
Джэн Портер в изнеможении, вся дрожа, откинулась на борт лодки. Ей было
дурно, кружилась голова. Если и Снайдер не вытащит монеты 1875 года,
придется сызнова пережить этот ужас.
Матрос уже засунул руку под пиджак. Крупные капли пота выступили у него
на лбу. Он дрожал, как в лихорадке, и громко проклинал себя за то, что
предпочел тянуть последним: сейчас у него было три шанса против одного, а у
Тюрана их было пять, у Клейтона четыре.
Русский терпеливо выжидал, не торопя матроса, он прекрасно знал, что
сам он в безопасности -- безразлично, будет ли сейчас вытащена роковая
монета или нет. Когда матрос, вытащив монету, взглянул на нее, он повалился
без чувств на дно лодки. Клейтон и Тюран оба поспешили, насколько позволяли
силы, к нему, чтобы взглянуть на монету, которая вывалилась у матроса из рук
и лежала подле. Она не была помечена 1875 годом. Реакция после пережитого
волнения подействовала на Снайдера так же, как если бы он вытащил роковую
монету.
Таким образом, всю процедуру пришлось повторять сызнова. Еще раз
русский вынул безвредную монету. Джэн Портер закрыла глаза, когда рука
Клейтона скрылась под пиджаком. Снайдер нагнулся, широко раскрытыми глазами
провожая руку, которая должна была решить его участь.
Вот Вильям Сесиль Клейтон, лорд Грейсток, вытянул руку из-под пиджака
и, крепко зажав монету так, чтобы никто не видел, взглянул на Джэн Портер.
Он не решался разжать руку.
-- Живей! -- взвизгнул Снайдер. -- Боже! Дайте взглянуть...
Клейтон разжал пальцы. Снайдер первый увидел цифру и раньше, чем другие
