жизнью цивилизованных людей. Он знал, что золото дает власть и удовольствия.
Он показал на украшение.
-- Откуда у вас этот желтый металл, Бузули? -- спросил он.
Черный указал на юго-восток.
-- Одну луну надо пройти, может быть немного больше, -- отвечал он.
-- Ты был там?
-- Нет, но кое-кто из наших был, много лет назад, когда мой отец был
еще молодой. Один из тех отрядов, которые искали нового местоположения для
племени, попал к странному народу, у которого было много украшений из
желтого металла. И копья, и стрелы у них были окованы этим металлом, и пищу
они варили в котлах из такого же крепкого металла, как мой браслет.
Они жили большим селением, и хижины их были выстроены из камня, а
кругом высокие стены. Они были очень свирепы, и, выбежав, напали на наших
воинов, даже не дав им времени сказать, что пришли они с мирными целями.
Наших было немного, но они твердо держались на вершине маленького скалистого
холма, пока свирепые люди с заходом солнца не ушли обратно в город. Тогда
наши воины спустились с холма и, сняв много украшений из желтого металла с
трупов убитых врагов, ушли из долины, и с тех пор никто из наших туда не
возвращался.
Они злой народ, не белый и не черный, и все покрыты волосами, вот как
Болгани-горилла. Да, это скверные люди, и Човамби был рад, когда выбрался из
их страны.
-- Не осталось ли в живых кого-нибудь из тех, кто ходил с Човамби и
видел этих странных людей и их удивительный город? -- спросил Тарзан.
-- Наш вождь, Вазири, был там, -- отвечал Бузули, -- он был тогда очень
юн, но сопровождал Човамби, своего отца.
В этот же вечер Тарзан расспросил Вазири, теперь уже старика, и узнал
от него, что путь дальний, но дорога не трудная, и Вазири ее хорошо
запомнил.
-- Десять дней мы шли вдоль реки, что протекает вблизи нашего селения.
Мы поднимались к ее истокам, пока на десятый день не подошли к маленькому
источнику высоко на склоне величавой горы, одной из гор целого хребта. От
этого источника берет начало наша река. На следующий день мы перевалили
через вершину горы, и на той стороне нашли узенькую речушку, по берегу
которой мы и пошли. Она привела нас в большой лес. Много дней держались мы
речки, следуя за всеми ее изгибами, она сначала обратилась в настоящую реку,
а потом привела нас к большой реке, в которую она вливалась.
Большая река протекала через обширную равнину. Мы пошли по берегу ее,
вверх по течению, рассчитывая выйти на более открытую местность. Спустя
двадцать дней с того времени, как мы перевалили гору и вышли за пределы
своей страны, мы подошли к новому горному хребту и стали подниматься по
склону горы. Тут уже не большая река, а маленькая речонка служила нам
проводником, потом она обратилась в ручеек, и, наконец, мы подошли к
небольшому подъему у самой верхушки горы. Отсюда брала начало большая река.
Помню, недалеко от этого водоема мы расположились лагерем в последнюю
ночь, и было очень холодно, потому что гора была высокая. На следующий день
мы поднялись на самую верхушку с тем, чтобы посмотреть, что за земля лежит
по ту сторону и, если она окажется не лучше тех мест, какие мы проходили,
вернуться к своим и сказать им, что самое лучшее место в мире то, на котором
они уже живут.
Взобравшись по скалам на вершину, где была небольшая площадка, мы
увидели неглубоко внизу очень узкую долину, на дальнем конце которой стояло
большое селение, выстроенное из камня, причем часть зданий уже успела
разрушиться.
Кончался рассказ Вазири буквально так, как то, что Тарзан слышал от
Бузули.
-- Я хотел бы пойти посмотреть на этот город, -- сказал Тарзан, -- и
получить немного желтого металла от его свирепых жителей.
-- Путь дальний, -- отвечал Вазири, -- и я уже стар, но если ты
подождешь, когда кончится время дождей и реки войдут в свои берега, я возьму
с собой несколько человек воинов и пойду с тобой.
И Тарзану пришлось довольствоваться таким решением, хотя он, как
нетерпеливый ребенок, предпочел бы пуститься в путь на другой же день.
Тарзан от обезьян в самом деле был ребенком или первобытным человеком, что в
некоторых отношениях одно и то же.
Через день несколько человек охотников вернулись в селение с юга с
известием, что в расстоянии нескольких миль есть большое стадо слонов.
Влезая на деревья, они хорошо рассмотрели стадо, в котором, по их словам,
было несколько больших самцов с клыками, много самок, молодых слонят и
молодых, но уже выросших самцов, кость которых особенно хороша.
Конец дня и вечер ушли на приготовления к охоте. Натачивали копья и
стрелы, перетягивали луки, наполняли колчаны; а тем временем местный колдун
ходил в толпе, предлагая заклинания и амулеты, которые предохраняют от
ранений или приносят счастье на охоте.
На рассвете охотники отбыли. Всего шло пятьдесят черных воинов и среди
них, гибкий и подвижный как молодой лесной бог, шел Тарзан от обезьян, и его
смуглая кожа резко выделялась на фоне эбеновых тел его спутников. Только
цветом кожи он и отличался от них. Он был так же вооружен, как они, на нем
были надеты такие же украшения, он говорил на их языке, смеялся и шутил с
ними, и не хуже их перед уходом из деревни с криком скакал в дикой пляске.
Дикарь среди дикарей. И не может быть сомнения, что, задай он себе этот
вопрос, он, наверное, признал бы, что чувствует себя ближе этим людям и их
жизни, чем своим парижским друзьям, привычкам которых он по-обезьяньи
успешно подражал в течение нескольких месяцев.
Он вспомнил д'Арно, и веселая улыбка раздвинула губы, показав ряд
крепких белых зубов: что бы изобразилось на лице безукоризненного француза,
если бы он мог каким-нибудь способом увидеть Тарзана в эту минуту. Бедный
Поль, который гордился тем, что искоренил в своем друге последние следы
дикого человека.
-- Как быстро я опять пал! -- думал Тарзан, но в глубине души он не
считал это падением, -- наоборот, он жалел несчастных парижан, под
бдительными взглядами полисменов следящих за тем, чтобы они только и делали
то, что скучно и надумано.
Через два часа они дошли до той местности, где накануне видны были
слоны. Отсюда они пошли медленней, высматривая следы больших животных.
Наконец попали на хорошо заметную тропинку, по которой стадо прошло не очень
давно. С полчаса они гуськом шли по ней. Первым поднял руку Тарзан в знак
того, что добыча близко, его острое обоняние предупредило его.
Черные отнеслись к его словам недоверчиво.
-- За мной, -- сказал Тарзан, -- тогда вы увидите.
С ловкостью белки он вспрыгнул на дерево и быстро пробежал до верхушки,
один из черных следовал за ним медленно и осторожно. Когда он добрался до
ветки рядом с той, на которой сидел человек-обезьяна, тот показал ему по
направлению к югу, и там, на расстоянии нескольких сот ярдов, черный увидел
много больших черных спин, двигавшихся взад и вперед над высокими травами
джунглей. Он знаками показал направление внизу стоящим и на пальцах
пересчитал, сколько видно животных.
Охотники немедленно двинулись вперед; черный, влезший на дерево,
поспешил спуститься, а Тарзан выбрал излюбленный им путь -- по деревьям,
средним ярусом.
Охотиться на диких слонов с примитивным оружием первобытного человека
-- дело не шуточное. Тарзан знал, что из туземцев немногие племена на это
решаются, и испытывал некоторое чувство гордости от сознания, что его племя
принадлежит к этим немногим, он уже начинал мысленно причислять себя к этой
маленькой общине.
Подвигаясь вперед по деревьям, Тарзан видел, как черные воины,
расположившись полукругом, ползком подбираются к ничего не подозревающим
слонам. Наконец, они приблизились настолько, что слоны не могли не видеть
их. Тогда, наметив себе двух крупных, старых слонов, по данному сигналу, все
пятьдесят человек выскочили из травы, в которой скрывались, и метнули свои
тяжелые боевые копья в двух отмеченных исполинских животных. Одно из них так
и не двинулось с того места, где стояло, когда дождь прекрасно нацеленных
копий осыпал его, потому что два особенно метких копья проникли ему в
сердце, колени у него подогнулись, и оно без сопротивления рухнуло наземь.
С другим, стоящим на одну голову ближе к охотникам, дело обошлось не
так просто; хотя ни одно копье не дало промаха, в большое сердце не проникло
ни одного.
Несколько мгновений огромный самец стоял не двигаясь, только яростно
трубил от боли и злобы и ворочал маленькими глазками. Черные скрылись в
джунглях раньше, чем слабые глаза чудовища успели их разглядеть, но он
уловил звук их передвижения и бросился на звук, ломая кустарники и небольшие
деревья.
Случилось, что на пути ему попался Бузули, и он нагонял его так быстро,
что казалось, будто черный стоит на месте, тогда как он развивал всю
возможную скорость, чтобы уйти от неминуемой смерти, которая гналась за ним
по пятам. Тарзан, наблюдая с одной из веток близстоящего дерева, был
свидетелем всей сцены и, видя угрожающую его другу опасность, побежал по
направлению к взбешенному животному, рассчитывая громкими криками отвлечь
его внимание.
Но не стоило стараться: животное ничего не слышало и не видело, кроме
того одного существа, которое взбесило его, а теперь убегало от него со всех
ног. Тарзан понял, что только чудо может спасти Бузули, и так же
бессознательно, как раньше когда-то бессознательно преследовал этого самого
человека, Тарзан бросился навстречу слону, чтобы спасти черного воина.
Он еще держал в руках свое копье. Тантор был всего шагах в шести --
семи от своей жертвы, как вдруг перед ним очутился, словно с неба упавший,
мускулистый белый воин. Слон уклонился немного вправо, чтобы расправиться
сначала с дерзким, который посмел встать между ним и намеченной им жертвой,
но он не учел, с какой молниеносной быстротой могут быть приведены в
действие эти стальные мускулы, с быстротой, которая может привести в
недоумение даже более острые глаза, чем танторовские.
Слон не успел еще даже сообразить, что новый его враг отскочил в
сторону, как Тарзан направил свое копье с железным наконечником из-за
огромного плеча прямо в сердце, и колоссальное толстокожее свалилось у самых
ног человека-обезьяны.
Бузули не успел заметить, каким образом был спасен, но Вазири, старый
вождь, видел все, видели и некоторые воины, и все они с восторгом
приветствовали Тарзана, столпившись вокруг него и убитого им животного.
Когда он вскочил на труп и испустил боевой клич, которым всегда
оповещал о победе, черные в страхе отпрянули, потому что им этот крик
напоминал жестокого Болгани, которого они боялись не меньше, чем боялись
Нуму-льва, притом страхом, к которому примешивалось своего рода почтение к
человекообразному существу, обладавшему, по их мнению, сверхъестественной
силой.
Но когда Тарзан опустил закинутую вверх голову и улыбнулся им, они
успокоились, хотя и не поняли. Не пришлось им никогда понять вполне странное
существо, которое бегало по деревьям так же быстро, как Ману, а на земле
чувствовало себя свободнее их; которое отличалось от них только цветом кожи,
но сильнее было в десять раз и могло выходить один на один против самых
свирепых обитателей свирепых джунглей.
Когда собрались все охотники, охота возобновилась опять, началось
преследование уходящего стада. Но не прошли они и нескольких сотен ярдов,
как сзади издалека донеслось странное щелканье.
На мгновение все замерли, напряженно прислушиваясь. Потом Тарзан
