Но эту плесень оживляет мысль, --
Так с идеологов мы затвердили.
Так снисходительно о нас не мысль.
И это мысль о том, что б ели, пили, --
Чужое нам растли нас иль окисль,
Убудь мы в нашей мудрости и силе.
Убудь мы в нашей мудрости и силе,
Кто встанет к плугу, сядет в аппарат?
Ты не даешь рецептов, о Сократ,
Как бы тебя о том мы ни просили.
Не города ль твои нас искусили,
Где можно жить без бед и без затрат, --
Но ты нам говоришь: Господень град
Нуждается в иной, не в нашей силе.
Ты просто издеваешься, глумясь
Над недостаточностью наших чтений,
И брезгуешь всех наших предпочтений.
Ты с нами говоришь ярясь, томясь,
Как будто кипь невиданных растений
К тебе подносит то персты, то глаз.
К тебе подносит то персты, то глаз
Никто иной, Сократ, как наша юность,
Которая по праву мира юность, --
Что ж из того, что перст у ней и глаз?
Ответь-ка нам, Сократ, зачем далась
Тебе забота портить нашу юность?
Зачем ты говоришь ей: ваша юность --
Синоним глупости и вам далась?
Когда пред молодежью всякий раз
Мы подличаем чтобы подольститься,
Зачем один не смотришь ты на лица?
Зачем одежды рвешь ты всякий раз
С любого, будь ответчик иль истица,
И оставляешь срам их без прикрас?
Ты оставляешь срам их без прикрас,
О наш Сократ, мудрейший из мудрейших!
Тебе махать, конечно, на старейших,
Тебе не полководец самый Красс.
Тебе хуйня и Бланманже и Грасс,
Ты толк не видишь в рикшах либо гейшах,
Ты презрел и правейших, и левейших,
Плевал ты и на лесть, и на острас.
Одежды, бабки, экипажи сгили
В твоих глазах, как будто их и нет,
Тебе ничто минет или сонет,
Намеренья -- пустяк, худы, благи ли,
И пошлы кастаньета и спинет, --
Так всех богов ты отослал могиле.
Так всех богов ты отослал могиле:
Раздел, изгадил, либо истребил.
Как сильный человек -- тотчас дебил,
Коли умен -- не тверд, по горло в гили.
Тебе победы наши дороги ли?
Нет. Ты кричишь: Ограбил! (иль: Убил!)
Скажи, о нас язык ты не обил?
Ты оному нас отдал в батоги ли?
Ну что молчишь? Скажи, отбил язык?
Так с нами ты молчок, гу-гу ты с Богом --
О чем ты с ним -- о малом иль о многом?
Он понимает греческий язык?
Твоим, конечно, он кейфует слогом, --
Ну да, ты перестроил и язык.
Ты перестроил напрочь и язык:
Убавил истин и добавил патин,
Он одному тебе теперь понятен,
Твой лексосинтаксический язык.
Но с чернью ты размежевал язык,
Чтоб вместе с ними ни солил, ни братин,
Стократ блажен язык, иже сократен,
Все прочие -- жаргоны, он язык.
Он, словно яблочко, катясь по блюду,
Увязывает в петли все концы --
И "пред детьми склоняются отцы",
И " лавр суждается по самосуду",
И в Греции "избам кладут венцы",
И мертвый говорит: Землей не буду.
И мертвый говорит: Землей не буду, --
Опровергая и огонь, и тлен,
И десять Богом проклятых колен
Из плена возвращаются в Иуду.
Навозной жижи злая вонь повсюду
Длит с ароматом роз воздушный трен,
В святилище родит Христа Мадлен,
Мари же в капище и служит блуду.
Хрен горек был, но слаще стал клубник,
Влюбленный -- строг и честен, словно ратник,
Пророчествует истину развратник,
И праведник в чужой альков проник,
И параноик стал небес привратник,
И помутнился истины родник.
И помутнился истины родник,
Сократ, увы, но вопреки тебе ли?
Ты роды облегчил? Очистил бели?
Искусственником всякий стал грудник?
Чьих ты идей горячий проводник?
В котором ранге? По какой табели?
Ты выкормил хоть ветку изабели,
Впаял в компьютер полупроводник?
Ты Лизия, чей слог подобен чуду,
В защитники не взял, забраковал,
Воздвигнув меж собой и нами вал.
Ты и в Мелите усмотрел паскуду,
Ты и в лицо Аниту наплевал,
Ликона же тебе я не забуду.
Ликона же тебе я не забуду.
И это, граждане, вся ваша речь,
Которой можно смело пренебречь,
Спустив ее в поганую посуду.
Но так как вы меня, по самосуду,
Решили казни лютыя обречь,
Считаю долгом вас предостеречь:
Коли прейду, то более не буду.
Я не двужилен, хоть и многолик,
И, будучи убитым на ристале,
Уйду от вас, колико б вы ни стали
Меня молить, сбавляя мне улик,
Побыть при вас, хотя б на пьедестале.
От вас укрою оскорбленный лик.
От вас укрою оскорбленный лик,
Равно от ваших чад и домочадцев.
Вы мне гораздо гаже святотатцев,
Марающих говном преславный лик.
Вы отвернулись от святыя лик
Пресветлой истины к тщете эрзацов.
Бог с вами. И бород, и бритобрадцев
Гляжу поверх -- в мученья грозный лик.
Простимся ныне, завтра же убуду.
А вы пребудете. Мой жребий плох.
Вы живы в счастии -- а я подох.
Но смерть мою вам не вменю в осуду:
О том, чья участь лучше, знает Бог...
Опасности ж глаголом не избуду.
***
И вот уж смех в глазах а слезы лили
Нет не ради тебя а ради нас
В Фессалию в Фессалию се час
В котор им наши жизни поручили
Сократ не правда ль и теперь ведь в силе
В затвердии явился нам на глаз
А думать надо проще без прикрас
Нас приближает видимо к могиле
Так на хрена там будет мне язык
За кои отвечать уже не буду
Пить надо с чувством горький сей родник
Так помните не бойся не забуду
Я далеко передо мною лик
И только изумленья не избуду
XIII. Бессмертие
Сократ, я изумленья не избуду, --
Сейчас Ксантиппу я видал в слезах,
С сияньем экстатическим в глазах,
Во дворике, опершуюсь флагхлуду.
В ней все являет странную причуду
Изменчивых эмоций на глазах,
Хоть я настаивал бы на слезах,
Но слышен был и смех, божиться буду.
-- Не надобно мне этих клятв, Критон,
Я верю, что и смех, и слезы были,
О женщины! Кто попадал вам в тон!
Мы с нею только что обговорили
Предмет бессмертья, к вечности понтон,
И вот уж смех в глазах, а слезы лили.
И вот уж смех в глазах, а слезы лили,
И вополь: Ты умрешь не весь, не весь!
Скажи, однако, отчего ты здесь,
Едва лучи и мглы не отбелили?
-- Я весть принес кошмарную. Пробили
Минуты часа. Жизнь Сократа -- взвесь... --
-- А, значит -- умереть я должен днесь,
Я это знал, мне это боги снили...
-- Сократ, ты так вот не оставишь нас... --
-- Я не оставлю вас, ну что ж, конешно... --
-- Нам стало б тут опрично и кромешно,
Ты это знаешь, и... ты знаешь нас...
Ты знаешь, мы... не спрохвала, не спешно
И не ради тебя, а ради нас,
Нет, не ради тебя, а ради нас --
Без должностных затрат, ну, без ретиву,
Тебя... тебе даем альтернативу...
Ну, ближе... Господи, помилуй нас...
Короче, ты теперь покинешь нас,
Чтоб не покинуть вовсе, ну, быть живу.
В Фессалию, в Фессалию, к заливу...
Там ждут друзья и средства... ради нас!
Политики оплакивают час,
Когда твой казус их застал расплохом,
Стукач согласен ни единым вздохом...
Ключарь глаза прикроет хоть на час,
Две лошади, два зверя... мы не пехом!
В Фессалию! В Фессалию -- се час!
В Фессалию, в Фессалию -- се час!
Уж извини, что с наглых глаз, нахрапом, --
С подходом нам тебе бы, по этапам!
Ведь заупрямишься, неровен час!
А мы подсуетимся, ибо час!
Они хотят как поумней -- арапом, --
А и у нас картешка есть -- и с крапом,
А мы ее из рукава сейчас!
Общественную сволочь ополчили,
А та судить нам, шарж нам делать, шо, --
Так мы из "шо" им ша как раз ишшо,
Какого только не предвосхичили
Учители "тнудиться ганашо",
Которым наши жизни поручили.
В котор им наши жизни поручили,
Ответь, учитель, подлинный, живой,
Грядущий к ним сквозь подлый мира вой,
Которого умы предвосхичили.
Сколь подлы мы, кабы не исхичили
Тебя из гнусной своры "трудовой"
И, в лоно мощной мысли мировой
Тебя вернув, вновь жизни не впечили.
Мы мудрости не чрез тебя ль вкусили,
Не ты ль нам истины раскрыл притвор,
Ученики ль мы? Сборище притвор --
Когда бы вскачь тебя не уносили
Прочь от опасности. Наш договор,
Сократ, не правда ль, и теперь ведь в силе?
Сократ, не правда ль, и теперь ведь в силе
Наш уговор? Он жизнию скреплен,
И коль ты колебаньем одолен,
То ты ведь можешь подчиниться силе?
-- Ну да, Критон, я уступаю силе
Ума, пускай он злобою кален,
Колико будет он определен
По недвусмысленной разумной силе.
Так, совести твоей похвален глас,
Поскольку в ходе кратком либо долгом
Его теперь мы согласуем с долгом.
Но если нет, тогда он просто лаз,
И тем досадней он, чем в боле долгом
Затвердии явился нам на глаз.
В затвердии явился нам на глаз
Позыв бежать от смертных мук теперь же.
Давай-ка взвесим, о Критон, что тверже --
Смерть очная иль эта жизнь за глаз.
Конечно, жизнь, она, на первый глаз,
Побасче смерти, повкусней, постерже, --
Судьба как ни калечит, все не вмер же,
Все корчишься, корячишься на глаз.
Не жизнь в себе, однако, хризопрас,
Но смысл есть в жизни, прожитой со смыслом,
Начатой и закончившейся враз.
Не надобно лишь мыслить с видом кислым,
Чтоб стал ты рычагом иль коромыслом,
А думать надо проще, без прикрас.
А думать надо проще, без прикрас
О том, что мы -- два старых человека --
На площадях вещали в пику века,
Критон, с тобою порознь и зараз.
Мы, правда, обличали их, зараз,
Предупреждая их, что баба нека
Спалит их город, скипячая млеко,
А может -- и поджаривая зраз.
Но се не есть резон, чтоб мы погили
Вдали законов их и их окон,
Хотя б ни в тех, ни в этих зги не згили.
Подумай, нам ли щас вводить закон,
Чтоб сматывать свой кокон в час, как он
Нас приближает, видимо, к могиле.
Нас приближает, видимо, к могиле
Одна уже совсем простая вещь:
Попытка обесчеститься и сбещь
И не иметь нам боле дела к гили.
Но я подумал: толку нет в бегили,
Да и чужбина -- та же, в общем, пещь, --
Эге, Сократ, ты бисерка не мещь
Метать те бегством бисерок с ноги ли?
Так то ли этот воздух, то ль язык,
Загаженный и развращенный в меру,
Меня изнудил сохранить хватеру.
Да я ведь на чужбине безъязык,
Не позову ни бляди, ни холеру, --
Так на хрена там будет мне язык?
Так на хрена там будет мне язык,
Что хоть подстать и самому Эзопу?
Садясь, подсовывать его под жопу?
А мне и жалко: все-таки язык.
Какой-ну-никакой, а все язык,
Да он не бык, чтоб исхищать Европу, --
Поболе б в нем наития да тропу,
А то он вовсе уж простой язык.
Потом -- чего поделывать там буду?
А в том, что сделаю, -- что пользы вам?
Калекам, бабам, телкам, деревам?
Что ж так без вас и мучиться там буду --
Чтоб без толку давать исход словам,
3а кои отвечать уже не буду?
За кои отвечать уже не буду,
А стало быть, помру неисправим...
Ну вот мой шестиногий херувим
С углем для уст, упрятанным в посуду. --
-- Я травку вам принес, как то по суду:
Приказано, чтоб нынче же травим.
-- Мы приказавших и не прогневим,
А будет ли инструкция к сосуду? --
-- Мы научаем запросто, без книг...
Не надобно лишь вольничать с напитком.
