И нас тотчас же известит она
О поступленье мяса и пшена.
И так, благодаря ее заботам,
Пять сотен я внесла на то и то.
Ходила все на рынок по субботам
И ликвидировала се да то
Из барахлишка, нажитого потом.
Но деньги приняли мои. И то,
Что я впаялась в долю к ним без права,
На всех подействовало как отрава.
И вызвало припадки злобных слез,
И кто-то из ходивших по базару
В комендатуру на меня донес,
И комендант устроил мне базару,
Мне выдавая карточки -- разнос
И склоку, безобразнейшую свару --
Сомненье, видите ль взяло его
В источниках дохода моего.
А эта сволочь, эти ихи "дамы",
С мужьями влезшие в цостромский штат --
Они теперь-то как бы вне программы:
Мужьям дают, им -- нет, вот и шипят
На нас за мизерные килограммы,
Что нам уделят (уделить хотят).
Но я надеюсь выжить вопреки им,
На зло уму, наперекор стихиям.
* * *
21 января 1943
Вносила на пшено и поросят.
Купили поросят, но толку мало --
И те пока, не знаем, где гостят --
Начальство знает где, но толку мало
От знанья их всем тем, кто в аппарат,
Увы, не входит, и таких не мало.
Сын говорит мне: Дай тебе бока
Поглажу -- больно стала ты тонка!
* * *
7 апреля 1943
Вновь в вихре огородных наслаждений!
Вчера таскали ведрами навоз
И, чтоб отмежеваться от хождений
И к нам прыжков с перрона под откос,
Просили проволочных заграждений
С шипами и столбов, и удалось.
Мне этот год участок дан хороший --
А прошлой осенью у нас с Антошей
Все воровали с пограничных гряд,
Что были при дороге у помойки.
Но трестовцы меня спихнуть глядят,
Куда глядят глаза, хоть в этом стойки.
Тотчас судьбу и возблагодарят,
Как только не замру над ними в стойке.
Но мне податься некуда -- навряд
Они теперь меня куда скостят.
* * *
9 апреля 1943
Теперь сижу над вышивкой платочной
В закрай батистового полотна,
Орнамент мелкий, пестрый да цветочный,
Пойдет, как думаю, на семена.
Платки здесь ходят по цене не точной
Пяти стаканов ярого пшена,
А в рубликах с полста до девяноста --
И хорошо. Последнее ж не просто.
Родители кукуют на пайке
В 400 грамм хлеба и кашица,
Отец изнылся ржою в наждаке,
Что он голодный, стонет и томится.
Накидки загнала им на толчке
За 5 кг пшена, еще разжиться
Деньгами удалось, все им снесла.
Пшено взяла, а денег не взяла.
За строченое полотенце дали
2 к. пшеницы, полтора -- пшена.
Все это мы с Антошей проедали.
А литру молока -- 100 р. цена.
К. мяса -- 200 р., 600 и дале.
Пшено -- с 280-ти на
250, пшеница -- 150 р.
Картошка 100 р/к -- таков театр!
Хлеб -- 100 р., керосин теперь 60 --
Зимой был до 80 р/л --
Ни табака, ни водки не хотят
Теперь давать нам -- чудеса! Л.Кэррол!
Бывало трикотаж был. Нет! Отпад!
Нет масла! 1000 р. на рынке! Перл!
Но цены могут снизиться чудок,
Когда на Волге тронется ледок.
Приехать к вам в Москву? Что за резон-то?
Попробуем освоить огород,
А нет -- тут и уйдем за горизонт-то.
Коль с огородом дело не пойдет
И выяснится приближенье фронта --
Тогда черед отъезда и придет.
А так -- ропща -- как раз осердишь Бога.
Углом своим довольны мы премного.
Антоша нынче, в общем, ничего,
Немного худ, совсем немного зелен.
Находят малокровье у него.
В диетстоловой ныне он пристрелян.
Мне, правда, не понятно одного --
Что за названьем этот пункт наделен:
Повсюду грязь, в тарелках дрянь, бурда --
Но все ж приходится ходить туда.
Час на дорогу, очередь два часа
И час обратно -- в общем пять часов.
Конечно же, нет и в помине мяса,
Но на 16 тысяч детских ртов
Всего две тыщи мест -- вот в чем весь сказ, а
Бездушие, злодейский вид чинов
Военкоматских! Боги, мои боги!
Какое счастье обивать пороги!
* * *
22 апреля 1943
Увы, столь осложнилась жизнь моя,
Что и на предложенье Ю.-В. треста
Почти тотчас же согласилась я,
С 16-го поступив на место
Чернорабочей. Жалования
150 рублей, однако вес-то
Не в нем, а в карточке на 800
Грамм хлеба, ведь оклад теперь не в счет.
Кирпич, известку, разный хлам таскаю,
Белю и мою. К 1-му числу
Я продларек от треста открываю
И тут же посвящаюсь ремеслу
Ответственного продавца. Не знаю
Я ремесла. Боюсь я. Но несть злу.
Не лезть же нашей гибели во злу пасть!
Коль отказаться -- то была бы глупость.
А сына, видимо, отдам в детсад,
Хоть ох как он туда идти не хочет!
Свести бы к маме -- но какой с ней слад!
Она, как раньше, об одном хлопочет
Чтобы усилить промеж нас разлад --
Но чем ребенок им глаза песочит?
Ей-богу, не понять мне никогда.
Но это горе вовсе не беда.
* * *
25 апреля 1943
Вот так я окончательно примкнула
К Юго-В. тресту. И не обойдут
Теперь при дележе. Зимой мелькнула
Мука. Мне не дали. А целый пуд.
Пшено -- сама не знаю как сморгнула --
Пуд был пшена. Цепляемся и тут
За жизнь и как -- обеими руками,
И тоже огороды все дворами.
Взошла лишь редька -- больше ничего:
Погода все холодная стояла.
На окнах в банках долее всего
Рассада помидора проростала.
Недели через три бы в грунт его...
Не повезло в ларьке мне для начала:
Мешки велели выбить, да из-за
Тотчас разъело руки и глаза.
* * *
3 мая 1943
Работы навалилось вдруг без счету:
Я отоваривала за квартал --
Селедка, масло, соль, крупа -- до поту --
И сахар (в виде пряников) смотал.
Товару мало -- более отчету.
Да огородарный сезон подстал,
И нас уже кружит, влечет злой гений
Плодово-овощных увеселений.
* * *
17 мая 1943
Мне очень, очень тяжело во всех
Житейских отношениях -- вот имя!
Но Вы не знаете, какой орех
Родители, советуя жить с ними.
Пишу и вспоминаю, как на грех,
Как в сорок первом в августе с моими
Я встретилась, как мама без конца
Безмолвно излучала мрак с лица
И повернулась -- и пошла с перрона,
Не озаботясь, где же наш ночлег,
А я осталась около вагона
С ребенком, животом и кучей всех
Семи тюков тяжелых. Я не склонна
Ведь и теперь понять ее побег,
Хотя об этом ей не вспоминаю.
Но перейти к ним жить? Теперь? Не знаю.
Нет, этот вариант не подойдет --
Она не примется "варить бульон" нам.
Тридцать седьмой хотя бы вспомнить год,
Когда пришла я к ней с новорожденным --
Тогда ведь было все еще! Но вот
Что было -- даже супом толоконным
Она меня не покормила, и
Шесть месяцев в кормления мои
Я чувство голода в себе таскала
И выглядела плохо -- как мертвец.
Нет, нет! Я все давно обмозговала!
Здесь что ни день является отец
И ноет, ноет, как бы ни рычала,
Пока ни изведет меня вконец,
И дам продуктов и разгон устрою,
А через день он тут с мошной пустою.
Помочь не дозовешься их, а жрать
Всегда готовы -- и просить не надо.
Отец не стал дрова перебирать
И забирать ребенка из детсада --
Оно и лучше -- надо полагать --
Сама управлюсь, только вот досада,
Что вымещают тяготы на мне --
И это тяжко сознавать вдвойне.
* * *
28 мая 1943
Мысль о родителях меня источит:
Живут они неладно, поперек.
Мать наотрез со мною жить не хочет
И ухитрилась прозевать паек.
Крупу по карточкам и все -- просрочит!
Все говорят, что час их недалек,
Работать не хотят и не выходят,
И так на нет они покамест сходят.
А с сыном тоже хлопоты одне,
Галоши потерял, и вдоль по лужам
Его несла я в садик на спине --
Не быть возврату временам досужим
И нет ни краю, ни конца войне,
И, сколь без мужа и отца протужим --
Кто знает. И тоскую. И как знать
Доколе этот "таз" еще ковать.
Отец меня срамит -- пошел с рукою --
За хлебом. Удивительная стать --
Быть с этой жилкою мастеровою --
И так, ни за понюху, пропадать --
Из чистого протеста. Из покою
Душевного не хочет выпадать.
Стоит на паперти. А лето знойно.
Все суетно вокруг. Ему покойно.
* * *
24 июля 1943
Большущее спасибо за костюм --
Такого у меня и не бывало.
Сознайтесь, что послали наобум!
Я Ваши письма часто получала,
Но тут же заходил за разум ум --
Простите, я на них не отвечала --
Из-за беды, постигнувшей меня.
Четвертый час сорокового дня
Со дня кончины мамы. Двадцать девять
Со смерти старика. И так хочу
Сказать им что-то нужное, да где ведь!
И оглянусь, и тут уж промолчу.
Не плачу. Слезы -- этакая невидь!
Да заплатила уж! Но все плачу
Своей душой, усталой и больною,
По карточкам, просроченным не мною.
А Вы? Как Вы-то там? Наверняка --
Худеете? Костюмы Вам невпору,
И ни портного нет, ни скорняка,
Чтоб переделать на руку нескору.
Да где теперь найдете Вы бока,
Чтоб им в костюме не было простору!
Их нет. Вот вероятие -- их нет.
Вот Вам неприблизительный ответ.
* * *
6 сентября 1943
А тут еще с Антошею несчастье --
Ему в саду прошибли камнем лоб,
Пришел завязанный, что за напасть! Я
К заведующей: "Не хватало, чтоб
Раскалывали черепа на части
Они друг другу!" А она потоп
Устроила мне мерзостей с присловьем:
Следите сами за его здоровьем!
С работы прихожу -- темно уже --
В дверь вталкиваю сына -- и на гряду,
Нарыла мешок свеклы и ниже
Могла его поднять, влачила с саду.
А ныне огород мой в неглиже,
А там еще картошка! Но нет сладу:
Домой придешь -- уж ночь, но все невсчет:
Садись -- талоны клей, пиши отчет!
* * *
Ноябрь 1943
Погиб! Мой муж погиб -- вот это новость!
Я курица. Но не смешите кур!
Судьба питает к нам одну суровость --
Но же ведь должен быть и перекур,
Ведь даже молота многопудовость
Должна промахиваться. Чур нас! Чур!
Ты, новость, сгинь во тьму -- исчадье песье!
Довольно! В жизни будет равновесье!
Я отдала соседям огород
И комнату вернула в ЖАКТ -- под справку, --
И, отойдя с ребенком от ворот,
С узлом в вагонную полезла давку.
Но как накурено-то, отворот!
Меж тем дежурный проорал отправку,
И загремел железами состав,
И воздух брызнул, жесткий, как состав.
Голос четвертый. МОИ ЗАПИСИ ПО НАСТРОЕНИЮ
* * *
14 апреля 1940
Какие подлые клеветники
Вводят теперь в обман суд пролетарский.
Как объясненья с нами коротки!
Добро б еще страдать в неволе царской...
Ты не виновен -- что за пустяки!
Решением коллегии январской
Тебе, ты пишешь, вменена статья
193-17-а.
Ее я проглядела в удивленьи --
Что все же приписать тебе могли,
В чем обвинили -- в злоупотребленьи?
Во власти превышении? Или
В небрежном и халатном отношеньи?
Могу ль я равнодушна быть к петли,
Тебя терзающей, и не помочь -- но,
В чем ты виновен, -- поясни мне точно.
Тебя я знаю вот уж двадцать лет
Как комиссара и как человека.
Все это, разумеется, навет...
(У Тетушки, конечно, картотека
На самый неожиданный предмет --
Выкройкотека и клеветатека.
Кухонные рецепты, рифм набор,
Счета, записки, наблюденья-сор).
