Твое молчанье тяжелей раз во сто.
Вот что тебя прошу я от души --
Что б там, в Москве, с тобой ни приключилось,
Ты мне тотчас все это опиши,
Пиши, когда погода не смягчилась,
Пиши, когда дела не хороши,
Пиши, когда ничто и не случилось,
Пиши, когда и радость, и беда.
Пиши равно. Я писем жду всегда.
* * *
4 ноября 1942, Архангельск
Родная, Ирочка! Ругаться буду --
Ну что тебе надумалось болеть!
Где это отыскала ты простуду?
Спасибо маме -- есть кому жалеть
И суетиться, успевая всюду,
Хоть ей, недужной, где со всем поспеть!
На днях я получил твою посылку,
Благодарю, роднуля, за присылку!
Но лишнего ты мне не посылай --
Пришли мне варежки, часы и бритвы.
Бельем моим себя не утруждай:
Имею для молитвы и для битвы.
А нож (монгольский) выложь и подай.
Меняются условья нашей житвы.
А чтоб тебе следить весь ход вещей --
Пришли бумагу и карандашей.
* * *
11 ноября 1942
Привет родным! Я к Бую подъезжаю.
Москва так близко, но не захватить!
Другого случая себе желаю,
А этот повод надо упустить.
Что в планах у начальства -- я не знаю.
Хочу проситься в школу -- повторить
То, что когда-то так далось легко мне,
А ныне, отупевший, плохо помню.
А к слову -- чувствую, что у меня
В родном мне доме неблагополучно,
В чем боле убеждаюсь день от дня.
И я прошусь на фронт собственноручно,
Мою нелегкую судьбу кляня --
Чтоб сгинуть, как то с чувствами созвучно.
И это -- вовсе не дурацкий понт.
Нет, мне один конец. На фронт. На фронт.
* * *
17 ноября 1942, Архангельск
Иринушка -- весь испереживался,
Душой и телом всячески изныл,
Покамест до Архангельска добрался
И в кадрах тут любезно принят был.
Со мной одним начкадров совещался
И мне военучебу предложил.
Благ пожелал мне. Росчерком единым
Я более не числюсь гражданином,
Но, как стройкомандир РККА,
Теперь я в зимнее обмундирован.
Шинелька подкачала -- коротка,
И сапогами я не очарован:
Уж больно голенища широка.
Но кошт хорош -- научно обоснован.
А более всего мне по нутру
Порядок. Словом, это все к добру.
Вообще я встал обеими ногами
На обретенном жизненном пути.
Бог с ней, шинелишкой, и с сапогами!
Важнее то, что буду я в чести
По всей гражданственно-народной гамме,
Чтоб вновь сквозь испытания нести
Всю преданность и Партии, и Классу.
Шинель же не того мне дали классу.
По смыслу курсов, стану я комбат,
Но знания мои теперь убоги:
Отстал, забыл, и не зубаст -- щербат:
Что выбили, что потерял в остроге.
Теперь и от занятий стал горбат,
Небоги мы, да ведь горшки не боги,
Слыхал я, лепят. Я ж архиерей
Отсюда выйду. Отвечай скорей.
* * *
24 ноября 1942
Любимая, вам посылаю справку,
Что я в/служащий, а ты -- жена,
Чтоб в военторге занесли вас в графку
И отоваривали всем сполна.
Но тут и все покамест на затравку,
А будет ли другое -- ни рожна
Пока не вижу я и столько ж знаю.
Как я живу? Да сносно поживаю.
А настроенье? Настроенье -- в бой.
Поехать бы на фронт прямой наводкой
Воздать им, честь по чести, за разбой.
Сегодня нас порадовали сводкой
И дух у нас подняли боевой
Для подготовки вдумчивой и четкой.
Но -- трудно. Чтоб концы в учебе свесть --
Не сплю ночей. Но результаты есть.
Иринушка! К тебе большая просьба,
Когда ты сможешь и тебе не лень,
Равно когда-то под рукой нашлось бы --
Пришли мне бритву, лезвия, кремень
Для зажигалки, кисточку -- не брось бы
Я прежнюю -- была б и по сей день --
Простых карандашей, бумагу, мыла
Того, что в тубах, -- кажется, там было...
Резинку, компас, перочинный нож,
Линейку командира, кофе в зернах --
А полевую сумку, как найдешь, --
Сухариков -- два килограмма, черных,
Немного табачку -- тут молодежь
Иной раз курит табачков отборных --
Так буду рад за них, ну, там, кисет...
Ваш Ника. С нетерпеньем жду ответ.
* * *
11 декабря 1942, Архангельск
Любимая, прости меня! Прости,
Что на письмо не вдруг я отвечаю:
Мы на ногах находимся с пяти,
А в десять я в постель упасть не чаю,
Нет время лишнего, как ни крути,
А между тем так по тебе скучаю,
Так вспоминаю посреди забот
20-й год и 21-й год!
Как спали на Рождественском бульваре
В нетопленой гостинице вдвоем,
Не смея и мечтать о самоваре,
Вставали, собирались на прием
И в городе, иззябшись, как две твари,
Вдруг где-нибудь к буржуйке припадем,
Но, трудностей не наблюдая вовсе,
Мы были молоды, теперь не то все.
Когда ты это только хочешь знать,
Я сплю не раздеваясь по неделям.
В носках, в двух брюках я ложусь в кровать,
Которую с другим курсантом делим
Чтоб только с холодрыги не страдать,
А на себя три одеяла стелим
И две шинелишки одна к одной,
А утром обтираемся водой,
Что было мне полезно и отрадно
Когда-то в молодости, а сейчас
Я думаю, что будь оно не ладно.
Как быть -- твой продовольственный наказ
Едва ли выполню: живем мы гладно,
До школы было с пищей -- самый раз,
Теперь не то. А прежде было рай мне.
Тебя целую. Ника. Отвечай мне.
* * *
1 января 1943, Архангельск
Любимая! Была сегодня трасса
Кросс десять тысяч, каковой пробег
Твой благоверный сдал -- и не без класса --
За час тринадцать мин. и десять сек.
Врач говорит, что может быть удасса
Мне встать на дополнительный паек,
Что было б для меня совсем неплохо,
Поскольку чувствую себя я плохо.
С учебой все неплохо обстоит --
Пугает тактика и огневая,
Хотя отлично по второй стоит,
По первой же на хор. я успеваю,
И за другими дело не стоит
Предметами, но я переживаю,
Безумствуя, цветок мой полевой,
За непосылку сумки полевой,
На кою я надеялся и крепко,
Мне, правда, сумку выдали уже,
Но эта не хороша и не крепка,
Но коли той-то нет, сойдет уже,
Я рад, коль та обменена, как кепка,
На сыр и соль, но ежели ниже,
То есть, когда подарена кому-то,
То попадет кому-то по чему-то.
* * *
23 февраля 1943, Архангельск,
Ну, слава тебе, Господи, хоть я
От недоеда несколько не крепок
И нервами пошатан от житья
Вхолодную среди лесков и степок --
Я командир, ведь вот что за статья!
Теперь являюся точный слепок
Суворова и, хоть аттестован
Был на майора, вышел капитан.
А на плечах погона зеленеют
Со звездами и, как крыла, поют,
Что хоть погона вида не имеют --
Пока что нам защитные дают, --
Но и не заменить их не посмеют,
Так что и золотые не уйдут
От нас ни шить, ни кант и ни иголочь --
Все благородно, а не то что сволочь.
* * *
1 марта 1943, Архангельск
Любимая! Пришла моя пора
Отбыть для избиения фашистов,
К чему готовимся уже с утра.
Конечно, буду стоек и неистов
Во имя не абстрактного добра,
Не из усердия иных службистов,
Не чтоб начальство рвеньем ублажить,
Но чтоб хоть напоследок нам пожить.
* * *
23 июня 1943, Ленинград
Тебя увидеть -- не о прочем бьюс,
А там и смерть мою уже приближу.
Я только беспокоюс и боюс,
Что пред нее тебя я не увижу,
И мучаюс и маюс и томлюс,
Хоть духа своего и не унижу
Перед опасностью -- но перед кем
Всплакну? Кому печаль мою повем?
А ты одна мне слух и утешенье.
Вот изболевшая моя душа
К тебе и ластится, как подношенье,
Тебя своею скукою страша.
Сегодня вновь на город нападенье
И рвутся артснаряды, сокруша
Дома, и из проломов безучастных
Я помогаю выносить несчастных.
Голос второй. ХОРОШЕЕ РАСПОЛОЖЕНЬЕ ДУХА МЕНЯ НЕ ПОКИДАЕТ НИКОГДА
* * *
17 октября 1941
Ирина! Вероятно, на Восток
Уйдем сегодня. До свиданья. Павел.
* * *
19 октября 1941
В Москве опустит этот мой листок
Один приятель наш отменных правил.
Уходим, мама, срок наш тут истек,
И часть уже ушли, а я вот правил
Покамест вам с Ириною шесть строк.
Ваш сын и брат уходит на Восток.
* * *
24 октября 1941
Уходим. Ликвидировалась почта.
Потопаем, должно быть, на Яик.
Не отвечаю ни за что, ни про что.
Имею брюки и пиджак, и шлык.
Все было холодно. Теперь не то что.
Привет родным.
* * *
26 октября 1941
Поехал напрямик
На Ярославль. Пути и дальше долги.
Куда -- не знаю, но бежать -- по Волге.
* * *
28 октября 1941
Ирина! Позади Данилов, Буй,
А еду через Галич. Нацарапал.
* * *
1 ноября 1941
Проехали Котельнич. Дале дуй
На Киров (Вятку) -- дале на Сарапул.
В теплушке чалю буржуем-буржуй,
С таким комфортом до сих пор не драпал
Ваш сын. Бегу: фашистов бить спешу.
С дороги писем Ольге не пишу.
* * *
4 ноября 1941
Простите, что пишу вам без помарок
И так пространно, что уснешь читать,
И шлю конверты вовсе не без марок,
Которые тут пустячок достать --
Их на вокзалах подают в подарок,
Да выйдешь -- поезда не наверстать.
Вот в чем беда! Но то не интересно,
А интересно, что в теплушке тесно.
* * *
10 ноября 1941, Верещагино
Забыл сказать, что не имею вшей,
А денег выслать Леле не имею
Возможности.
* * *
17 ноября 1941
После желдорпутей
Прошел 125 км с моею
Всей аммуницией, и тьму вестей
Вы от меня имели в хвост и в шею.
Пишите: город Мензелинск, П/Я
29-й. Обнимаю. Я.
* * *
20 ноября 1941
Снабженье сдохло, но не в этом счастье,
И провались оно в тартарары --
Оно не стоит нашего участья,
Пробуду месяц, т. е. до поры
Пока не выпустят. П/Я-уч/часть. Я.
* * *
23 ноября 1941
А город невелик: одни дворы,
Кишащие вкруг киноцеркви роем.
Туда нас водят через город строем.
Но перепис у нас нестроевой,
И это делают зато нестройно.
600 км прошел я строевой,
И, надобно сказать, везде достойно
Нас привечал народ нестроевой.
По всей Татарии бесперебойно --
Должно быть, это век теперь таков --
Встречаю я туристов-земляков.
* * *
13 декабря 1941
Учеба сладилась, как и снабженье,
Которое готов глотать живьем.
Мы прочего народонаселенья
Значительно прятнее живем.
* * *
17 декабря 1941
Из ранее прошедших обученье
Никто не выехал: все при своем.
Проводят время в светских растобарах
Иль, сидя по двое, бьют вшей на нарах.
Но я пока все не имею вшей,
Хоть им прожарка -- мертвому припарка.
Имею смену бельевых вещей,
У прочих же у многих только парка,
И, расставаясь с парою своей,
Мне говорят, что будто бы не жарко.
* * *
20 декабря 1941
Когда из прежних мест я побежал,
То вот что я услышал и узнал:
С кирками на платформу вышли тети
И, дружески кивая нам с путей,
Кричали: Защитим вас, не умрете! --
Так любят до сих пор у нас детей.
Но есть и ворчуны: Вы все снуете --
В мешок бы всех да в воду вас, чертей! --
Так поливал сердясь -- как из брандспойта --
Нас некий дед на станции какой-то.
* * *
