еще после крепкого мальчишеского сна радостью в голосе.
- Грибочек ты мой белесенький! - Арон сел на корточки и протянул руки к
младшей племяннице, но Люсенька с быстротой молнии рванула назад к своей
кроватке, так что ее румяные пятки быстро замелькали из-под длинной ночной
рубашки.
Приехал он на выходные дни, чтобы, как он выразился, повидать свою
мать, милую сестренку и все ее богатство - беленького грибочка Люсеньку,
язвочку Голделе, задаваку и гордеца Менделе и отчитать как следует своих
чудесных племянниц и витающего где-то в облаках вместе со своим
бумажно-фанерным планером племянничка за то, что они ни разу не ответили на
его письма, хотя они все грамотные и писать умеют, - государство ведь с ними
постоянно возится, чему-то учит и как-то воспитывает.
Настроение как будто у него было прекрасным. Весь первый день он не
переставал рассказывать о достопримечательностях Киева - о Печерской Лавре,
могучем Днепре с его широкими песчаными пляжами, высоким правым берегом и
фуникулером, Пролетарским парком, Владимирской горкой и Софиевским собором,
о поднимающихся вверх от Крещатика вправо и влево крутых улицах с
красивейшими многоэтажными домами, каждый из которых достоин войти в историю
человеческого таланта и трудолюбия.
А театры - оперный, оперетты, драмы имени Леси Украинки... Об их
спектаклях Арон говорил почти взахлеб, восхищался игрой знаменитого Ярона,
известных оперных артистов - Паторжинского, Литвиненко-Вольгемут.
Временами, когда на него находил патриотический настрой, дядя Арон
рассказывал о том, какие мощные заводы и фабрики сумела построить советская
власть за короткий период, и что в случае, если фашисты или капиталисты
задумают напасть на СССР, то они будут иметь дело с хорошо вооруженной
Красной Армией, которую победить невозможно.
Дети слушали его с большим интересом, хотя многое из того, что он
рассказывал, они знали из передач по радио или по рассказам взрослых. Арон
садился на кушетку, одной рукой обнимал сразу двоих, Люсеньку и Менделе, а
другой - Голду и пел им любимые песни о Родине, о героях, покоряющих новые
пространства. С особым воодушевлением, по просьбе Голделе, он пел песню о
любимом городе.
В далекий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят.
Любимый город в синей дымке тает,
Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд.
Пройдет товарищ все бои и войны,
Не зная сна, не зная тишины.
Любимый город может спать спокойно
И видеть сны и зеленеть среди весны.
- А теперь, давайте все вместе! - предлагал он.
Когда ж домой товарищ мой вернется,
За ним родные ветры прилетят.
Любимый город другу улыбнется,
Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд.
И все, в том числе и Люсенька своим неокрепшим голосочком, тихо и
задушевно заканчивали песню о нежной любви и жестоких битвах.
Поздно вечером Этл, уставшая от обычных забот и прибавившихся к ним
приятных переживаний по поводу приезда любимого брата, уложила детей спать,
а сама отправилась в постель. За столом в маленькой комнате остались Аба и
Арон.
- Давай выпьем по рюмочке, - предложил Арон, - и расскажи-ка, как у
тебя обстоят дела с работой, как дети учатся?
- Что тебе говорить!? Ты и так уже хорошо все знаешь. Цукерню придется
закрывать - не оправдывает она себя. Но мне предложили работу в
государственном магазине. Голделе после восьмого класса пойдет работать в
сберкассу. Мендл - иногда ничего, а бывает, откалывает номера. Пожаловался
учитель математики Этл, что ее сын геометрию не учит. Так он, негодник, с
таким жаром убеждал тут мать, что геометрия никому не нужная наука о
треугольниках, линиях, точках, которые в жизни никому не пригодятся.
- Ну, ничего, зато планеры запускает и еще задумал - он мне по секрету
сказал - построить вместе со своим товарищем педальный автомобиль. Так что,
так или иначе, а в люди выйдет.
- Надеюсь.
После короткой пaузы лицо Арона резко изменилось, стало серьезным,
глаза потускнели.
- Я думаю, Аба, - начал он тихо, - вы тут заметили, что творится
кругом. В особенности после убийства Кирова. Трудно поверить, что у нас
столько врагов народа. Заслуженные в прошлом люди, образованные,
интеллигентные и вдруг... А, впрочем, кто его знает, может и так, хотя не
совсем вяжется с тем, как они жили. Чего, спрашивается, им не хватало?
Советская власть дала им все для безбедной жизни, для интересной работы. Ан
нет - тянут назад. Конечно, при этом местные власти, уверен, допускают
ошибки и иногда арестовывают невинных. И такое бывает.
Арон на некоторое время замолк, опустив глаза на свои руки, которыми он
нервно и непрерывно водил по поверхности стола. Аба молчал.
- Теперь, Аба, слушай внимательно, что я тебе скажу. Скоро в Ружин
должна приехать одна женщина с ребенком. Лизой ее зовут. Это близкая
родственница моей жены. Она поселится рядом с вами в пустующем сейчас доме.
Наступает зима, причем холодная, дом необжитой, запаса дров у нее нет, она с
маленьким ребенком, сам понимаешь. Если можешь как-то ей помочь - помоги.
Этой женщине еще предстоит найти работу для себя. И это самый сложный для
нее вопрос. Я тебе расскажу до конца, и ты поймешь почему.
Арон опять замолк. Ему нужно было время, чтобы решиться, наконец,
перейти к самой важной части разговора, которая его особенно волновала.
- Вообще говоря... может быть... я и не должен обращаться к тебе с
такой просьбой, черт его знает, наверное, в этом есть какая-то доля риска
для тебя, - Арон никак не мог преодолеть внутренней борьбы. - Ты ведь
знаешь, я работаю на военном заводе и...
- Чего ты, друг мой, ходишь вокруг да около! Выкладывай, наконец, что
там у тебя. Не смогу помочь - так и скажу.
- Понимаешь, если бы я работал в обычном учреждении...
- Слышал я уже об этом! Может, наконец, перейдешь к делу? - Аба терял
терпение.
Арон решился и заговорил уверенно.
- Знаешь, Аба, я тебе расскажу, в чем дело, а ты - как знаешь.
Единственная у меня твердая просьба - никто об этом знать не должен, даже
Этл. Лиза замужем за военным человеком. Он закончил военную академию и
довольно быстро дослужился до высокого чина - три шпалы на петлицах. Сам
понимаешь, это что нибудь да значит! В последнее время жили в Ленинграде в
шикарной трехкомнатной квартире, где занимали две больших просторных
комнаты. Каждое утро за ним приезжал автомобиль и отвозил его на работу, а
вечером привозил домой. Все было, как нельзя лучше, и вдруг приходят ночью
из НКВД и арестовывают его. Никаких объяснений, дорогой Аба, никаких. В
какие только Лиза не обращалась учреждения, начиная от партбюро и до
Народного Комиссариата обороны - все разводят руками и объяснить ничего не
могут или не хотят. А некогда близкие товарищи, друзья отвернулись от Лизы.
Боятся даже с ней говорить, дескать, кто его знает, дыма без огня не бывает,
если ее муж не враг народа, так что-нибудь натворил, лучше подальше от всего
этого.
Арон понимал, что для дела, ради которого он затеял этот разговор,
лучше было бы обойтись более коротким рассказом, но сделать с собой ничего
не мог. Ему нужно было разгрузить свою душу от тяжелого груза неведения по
поводу происходящих в стране загадочных событий, которые с некоторых пор не
давали ему покоя.
- Однажды, - продолжал Арон, - она встретила близкого друга своего
мужа, который тоже занимает в армии высокий пост, и тот сказал ей строго:
"Если ты не хочешь, чтобы твой ребенок остался сиротой, немедленно уезжай из
Ленинграда".
Арон на мгновенье закрыл свои большие глаза и встряхнул кудрявой
головой, потом схватил Абу за руку.
- Ты понял, что он сказал, Аба, или нет? До тебя дошло, что это
означает? Она ведь простая учительница! Кстати, до сих пор душой и телом
предана советской власти и этому учит своих и чужих детей! Понимаешь, Аба, я
бы ее приютил у себя в Киеве, но, как тебе известно, работаю на секретной
работе...
На следующий день, под вечер, Арон уехал в Киев, пообещав детям
пригласить их к себе на каникулы, прокатиться с ними на фуникулере,
прогуляться по приднепровским паркам и по самой красивой и людной улице -
Крещатику, показать знаменитую Печорскую Лавру.
Цукерня у Абы была небольшая. Раньше она снабжала конфетами Ружин и
окрестные села. У Абы был один помощник, вместе с которым он занимался
изготовлением конфет. Кроме этого, Аба еще мотался по различным складам и
базам, сахарным заводам Казатина, Умани, Погребищ в поисках дешевого сахара
и других необходимых продуктов, договаривался с магазинами об условиях
продажи конфет.
С некоторых пор стало ясно, что цукерню придется закрывать. В ближайших
городах появились конфетные фабрики, и тягаться с ними не имело смысла.
Аба пошел работать в магазин. И опять, кроме работы за прилавком, были
дела снабженческие с деловыми поездками. И не только это. Магазин размещался
в небольшом ветхом помещении, и покупать-то там особенно нечего было -
спички, водка, соль, мыло, и то все это не всегда имелось в наличии.
Потребовалось приложить немало сил, чтобы отремонтировать помещение и
наладить связи с поставщиками товаров. И, несмотря на то, что голод в стране
еще не совсем утих, Абе удалось убедить местные власти выделить для этого
необходимые средства.
Все вроде пошло на лад и нередко можно было услышать от посетителей
благодарное слово. Абу это окрыляло, прибавляло сил. Когда есть еще молодой
задор и все кажется возможным, а жизненный опыт уже позволяет принимать
серьезные решения, ох как важно, чтобы тебя ценили.
Этой весной, в день его рождения, два пожилых человека из Цыгельни,
далекого района Ружина, специально пришли в магазин, чтобы поздравить его.
Один из них неторопливо тряс юбиляру руку и приговаривал:
- Доброе дело само себя хвалит. Хорошее дело два века живет. Живи и ты
столько же!
А ведь мало знакомые ему люди! Откуда они знают, что у него сегодня
день рождения? Он долго и с некоторым удивлением вспоминал об этом и был
счастлив.
И вдруг - крупная кража ночью в магазине. Налетчики напали на сторожа,
завязали ему глаза, связали его по рукам и ногам, вставили в рот кляп,
ворвались в магазин и увезли товара на весьма солидную сумму. Все, что можно
было без особого шума повредить, было сделано: изуродованы прилавки,
стеллажи, похищена машина для изготовления газированной (зельцерской) воды.
На полу у одного из прилавков были оставлены клочки разорванной
фотографии и других документов, которые следственная группа милиции
подобрала для расследования дела.
По восстановленной фотографии и бумагам были арестованы грузчик из
склада зерна Антон и его товарищ по работе. Пока велось следствие, Абу не
раз вызывали на допрос к следователю. Каждый раз его настойчиво наводили на
определенный ответ, подтверждающий виновность подозреваемых и оправдывающий
действия прокуратуры и милиции. Однако он неизменно отвечал:
- Я их действительно хорошо знаю и ничего плохого о них сказать не
могу.
Последний раз он, не посчитавшись с тем, что этим задевает самолюбие
следователя, не выдержал и сказал то, о чем все эти дни думал:
- Извините, товарищ следователь, но какой дурак станет оставлять на
месте преступления свою фотографию и документы?
Тишина в кабинете внезапно была нарушена резко отодвинутым назад
тяжелым креслом. Следователь встал, заложил руки за спину и чеканным шагом
стал обходить кабинет, оставив Абу сидеть у стола.
