пока оснований не было. Свояченица Абуталибова задержана, но прокурор с
такими уликами санкцию на арест не даст.
- И прав будет, Иван Зурабович. Дело тяжелое, моментального признания
ждать не приходится, нахрапом не возьмешь, поэтому надо продолжать
работать. Вся надежда на тебя.
- Проблема мне ясна, может быть, лучше, чем кому-либо другому. Я сам
с Кавказа, и знаю, что такое землячество, со всеми его хорошими и дурными
сторонами. Это структура чрезвычайно прочная, особенно при наличии больших
денег. Кстати, о деньгах. До сих пор неясно, откуда у Абуталибова такие
крупные средства. На подношения пациентов, даже и высокопоставленных, так
не размахнешься. А профессионал он действительно блестящий. Эта операция
по изменению пола своему бывшему "сыну", - я верно выражаюсь?.. Впрочем, я
и сейчас не уверен в его отцовстве, зато уверен, что Сашу в данном случае
никто не спрашивал...
- Позвольте мне? - Брайнин поднялся. - Этого подростка, в прошлом
мальчика, сейчас совершенно определенно можно именовать женщиной.
Установлено, что она довольно долго жила регулярной половой жизнью, в том
числе и в извращенных формах. Виртуозная операция была проведена лет
восемь назад, примерно в семилетнем возрасте. При наружном осмотре Саши,
скажем, школьным врачом, следы такой операции обнаружить практически
невозможно. Они выявляются только при вскрытии.
- Да, вскрытие, к счастью, дело нечастое в пятнадцатилетнем возрасте.
- Подожди, Иван Зурабович, дай я закончу. Так вот, в принципе, никто
не стремится поскорее оказаться на секционном столе. Это от возраста не
зависит. Однако я этого избежал только чудом. Специальными терминами я вас
утруждать не стану, отмечу только, что яд использовался редкий для наших
мест, практически не описанный в литературе. Собственно, его и ядом не
назовешь - высококультивированные штаммы бактерий - возбудители редкой у
нас, не частой и на Кавказе - их родине, болезни. Заболевание протекает
быстро, тяжело, приступами, после инфицирования часто возникают глубокие
обмороки. Исход, если сразу не начать интенсивную терапию, как правило,
летальный, а при внутривенном введении препарата смерть наступает почти
мгновенно. При попадании бактерий с пищей в кишечный тракт недомогание
тоже протекает тяжело. Только чудом, из-за спешки, я не притронулся в
столовой к чаю, который принес Абуталибов, а о термосе вообще забыл в ходе
вскрытия. Тут расчет был простой, не надо быть семи пядей во лбу...
- Лев Вольфович! - Лобекидзе нетерпеливо поглядывал на часы.
- Погодите, погодите. Совершенно ясно, что Абуталибов шел на
убийство. Глотни я из термоса, немедленно почувствовал бы себя плохо, а
через какое-то время отправился бы к праотцам. Экспертизу все-таки надо
довести до конца. Кто под рукой? Конечно же, сам Абуталибов. Небось в
Москву бы не кинулись, когда рядом специалист.
Хирург, патологоанатом - все в одном лице, к тому же блестящая
репутация. А старый Брайнин похворал бы, похворал, да и дал дуба. Никто бы
не удивился - старость, и не вспомнил бы, что месяц назад с теми же
симптомами скончался один неприметный гражданин, некто Буров. Повторное
вскрытие здесь просто необходимо.
- Буров, говорите? - Тищенко саркастически ухмыльнулся. - О вскрытии
придется забыть. На сегодняшний день - ни трупа, ни свидетелей. Некого
даже расспросить о течении болезни. Жена его практически не видела в те
дни, а любовница Бурова, заставшая начало болезни, исчезла. Эту Зинаиду
Жихорскую так и не удается найти.
Подполковник, начиная накаляться, пристукнул ладонью по столу,
отодвинул пачку сводок, словно их строки раздражали его.
- Давайте по делу. Прошу высказываться.
Однако высказываться желающих больше не нашлось.
Расходились с совещания, обмениваясь на ходу короткими и негромкими
фразами, рассчитанными только на слух собеседника. Лишнего не следовало
знать и своим. Шиповатов шел рядом с Лобекидзе, ловя каждое слово.
- Абуталибов у нас в розыске, дом - под наблюдением. Не дурак - не
сунется. Если прячется у земляков - найдем. Они стеной, пока за них
всерьез не взялись. А если базарным торгашам фальшивые справки
перекрыть?.. Что смотришь? Знаю, что МВД Азербайджана, да и прочие тоже на
запросы не отвечают. Им наши запросы - конфетка! Повод для лишней взятки.
Ничего, я их прижму по-своему, отдадут они нам светило, не потерпят, чтобы
товар гнил. Правда, бывает, отдадут только тело, но этого как раз и нельзя
допустить. Кстати, не верю я, что Абуталибов вот так, налегке, далеко
успел убежать. Розыск начался почти сразу, так что скорее всего где-то он
здесь затаился.
- А жена с сестрой? - вставил Шиповатов.
- И это тоже. Но Роза Мамедова пока у нас. Задержана, но, думаю, до
ареста дело не дойдет: я-то понимаю, что она врет, путается в датах, а вот
доказать... Ничего не могу, это и прокурор понимает. Славный, кстати,
парень, этот Бережной, и не трус. Короче - придется Розу выпускать, больше
толку будет.
- А если улики уничтожит, Иван Зурабович?
- Какие улики, Максим? Дом перерыли по миллиметру, искать там нечего.
Мамедова шумит: "Отпускайте, на ферме нутрии дохнут!". Впрочем, я и на
ферме побывал, поглядел, как ее сестра там управляется: ничего не скажешь,
не хуже, чем в ЖЭКе. Давай, проходи в кабинет...
- Да мне ехать пора, Иван Зурабович...
- Вот мы как раз и согласуем действия. Сегодня любая накладка может
дорого обойтись. На ферме ничего для себя нового я не увидел. С Алией мы
давно знакомы, а с Наликом вообще были приятелями... Ей-богу, не могу
никак поверить... Может, вообще все это какое-то чудовищное стечение
случайностей? Вот объявится он, и все разъяснится само собой... В общем,
спрятаться на ферме негде. Все на виду, смрад стоит. Возможно, Алия была
со мной откровенна. Да и Роза... Одно дело рассуждать вообще, но я-то их
семью не первый год знаю. Посмотрел сегодня на Розу - не могу понять...
- Так вы и к Мамедовой успели?
- Был. Толку - ноль. Плачет, уверяет, что действительно костюм купила
на рынке, ни о чем знать не знает.
- А о дочке Абуталибовых? Неужели Мамедова не знала, что Саша - как
это... бывший мальчик?
- Понимаешь, Саша - ребенок Налика от первого брака. В принципе
сестры могли ни о чем не догадываться: операция по изменению пола была
сделана примерно за год до свадьбы Налика с Алией. Роза уверяет, что в ту
пору они с Наликом были в чрезвычайно натянутых отношениях. Только позже,
когда переехали в Подмосковье и поселились в одном доме, немного потеплели
друг к другу. Сестры, кстати, обе в молодости имели отношение к медицине.
Роза, в частности, работала хирургической сестрой. Однако, как видишь,
предпочла пациентов американским грызунам, с утра до ночи пропадала на
ферме...
- Значит, Роза с сестрой...
- У них слишком разная жизнь, не было и близких отношений.
Телефонный звонок прервал разговор. Лобекидзе снял трубку, хмыкнул,
сказал "жду" и нажал рычаг.
- Это, между прочим, Максим, тебя. Мамедова пожелала дать показания.
Просит следователя, но мне дает отвод по личным мотивам. Мол, старый
знакомый. Это и отлично. Тебе, молодому, душевному, всегда готовому войти
в положение - и карты в руки. Тактика чередования "плохого" и "хорошего"
следователей всем, конечно, известна, но плоды по-прежнему дает. Что ж,
будем двигаться в изолятор временного содержания!
Пруд свой колхоз "Заря коммунизма" обнес изгородью на средства,
предназначенные для благоустройства села. У шлагбаума неусыпно, в три
смены, дежурили сторожа, и сюда, как на важнейший объект, даже провели
телефон. Жители деревни посмеивались, но диспетчер названивал в сторожку в
любое время дня и ночи, проверяя, все ли в порядке. Зеркальные карпы
предназначались вовсе не для местных любителей ужения, а водоем был самым
близким к Баланцево. Беспрепятственно пропускалось сюда только худосочное
колхозное стадо - на водопой, причем сторожа с подозрением оглядывали
брезентовый плащ старого пастуха - нет ли под полой сетки или иной
браконьерской снасти.
Не посещали уже этот райский, но запретный уголок и шумные компании,
если не считать редких наездов самого председателя с высоким районным
начальством. Время пышных чиновничьих пикников миновало. Получив
самостоятельность, колхозный председатель власть держал крепко, жилось
здесь сытнее, чем в соседних хозяйствах.
К шлагбауму подкатили обыкновенные светлые "жигули". На заднем
сиденье располагался темноволосый худощавый юноша, за рулем - румяный
увалень. Кто-то еще был внутри. Скрипнули тормоза, и увалень, оказавшийся
на диво поворотливым, моментально очутился рядом со сторожевой будкой.
Сторож реагировал спокойно, во всяком случае к трубке не потянулся,
наоборот - скроил на темном, морщинистом лице подобие улыбки.
- Ты, Толя, никак отдохнуть здесь решил? Нельзя же, меня председатель
с потрохами съест...
- Спокойно, Филиппыч, - упитанный Толя выставил короткопалую пятерню.
- Рыба вся цела будет. И с председателем все улажено. По рюмочке с
друзьями не грех опрокинуть на лове, как говорится. Потолковать надо,
парни дальние. А тут у тебя тихо, зелень. Держи! - крепыш точным движением
переправил старику бутылку. - Чтобы "на сухую" не сидеть. Забыл, поди, как
она и пахнет... - И, не дожидаясь ответа Филиппыча, снова унырнул в
"жигули", тут же скользнувшие за шлагбаум, к нетронутым луговинкам,
обрамлявшим пруд.
Спрятав, покряхтывая, "Столичную", сторож остался в будке наедине с
разболтанной берданкой и тягучими мыслями. Однако уединение его длилось
недолго. Еще одна машина подрулила к шлагбауму. "Эка! - подумал Филиппыч,
почесывая за ухом. - По нашему грейдеру, да на таком корабле! Сразу
видать, не начальство". Тридцать лет оттрубив механизатором, Филиппыч в
машинах толк понимал, однако такого видеть ему не случалось. Дверца
серебристого "мерседеса" распахнулась резким рывком. Небритый горбоносый
человек, появившийся из затененного нутра машины, был откровенно разъярен.
Его светло-карие, навыкате, глаза буквально метали молнии, рука то
судорожно ныряла в оттопыренный карман куртки, то выныривала, сжимаясь в
кулак. Филиппыч, тертый калач, отодвинул ногой берданку в дальний угол и
поднялся навстречу. Стало не по себе.
Приезжий презрительно процедил что-то по-своему. Затем заговорил
отчетливо, слегка растягивая слова, точно хотел быть уверенным, что
Филиппыч наверняка поймет смысл речи. Акцента у него почти не было.
- Слушай сюда, старик. Здесь проезжала машина, белые
"жигули-шестерка". Ты ее видел, ваш деревенский за рулем, Толька. Быстро
говори, куда? Будешь молчать - с тебя начну. Был с ними Степа? Сын мой там
был?
- Ты че, ты че, парень! Не знаю я твоего сына. Ты ему отец - сам за
ним и смотри, - Филиппыч уже овладел собой, с каждым словом говорил
увереннее, но на рожон не лез - вон еще один лоб из "мерседеса"
выставился.
- Не знаешь? Ах ты, падла хромая! Я маму твою...
- Ты мать не трогай!
- Ну курва, смотри: случится что со Степой - всех резать буду.
- Да не знаю я пацана твоего! Вон - туда Анатолий с товарищами
поехал, там и ищи его по кустам. Дорога одна - не заблудишься. Ишь, завели
моду - чуть что, сразу за грудки!
Последние слова утонули в облаке пыли от машины, рванувшейся на
охраняемую территорию.
Спокойное зеркало воды, обрамленное со всех сторон зеленью трав,
лозняка и старых ветел, не располагало к суете. Однако пассажиры
