ей. Ты, Анька, со мной эти шутки брось. Смотри-ка - на покойника все
валит. Видно, не случайно я его сегодня вспомнила. С такой змеи станется.
Где это видано: здоровый мужик сгорел в считанные дни. Думаешь, я про
любовницу его не знала? Да не хуже тебя, кто ее, эту Зинку, не знал, в
Баланцево же живем! Юрка твой вообще поведенный был по этой части -
недаром его застукали возле женской душевой. Здорово тебя, видно,
припекло!
- Ребенка бы постыдилась! Или не жалко? - горько сказала Анна
Карповна. Больше ничего добавить она не успела. Алия взревела, как
пожарная сирена:
- Это ты ее пожалей! До соплюхи твоей очередь еще дойдет. Как с
Юркиным сыном вышло - был, да вдруг взял и исчез. Пропал, понимаешь. Ох,
падлы - один был шанс из нищеты выбиться - и тот отдай? На моем горбу в
рай въехать хочешь? Как бы и в самом деле тебе туда не отправиться.
Разделила, говоришь, билетики? По одному - себе, Юльке и мужу? Да какое ты
право вообще имела?
А покойник, значит, раз - и выиграл, а билетик - как в воду. Ищи! А
лучше всего будет, чтобы он нашелся. Ну?! - Алия Этибаровна занесла узкую
ладонь, сейчас ее сильная, покрытая золотистым пушком рука казалась лапой
хищной птицы. Но ладонь повисла в воздухе, не коснувшись Анны Карповны.
Алия спохватилась - слишком много свидетелей.
- А ты, Светлана, чего задницу просиживаешь? Думала чистенькой
остаться? И денежки свои выцарапать? Не выйдет! Хотя... Пошла вон. Только
под ногами путаешься. Сиди, Анька! Я сама дверь закрою, а ты, Юлечка,
слушай тетю - и все будет хорошо.
Повторять не потребовалось. Светлана Ильинична вылетела из квартиры с
поразительной для такого кургузого пухлого тела быстротой. Алия щелкнула
замком и вернулась в комнату как раз вовремя, чтобы хлопнуть по рычагу
телефона и вырвать трубку у растерявшейся Анны Карповны.
- Куда звонишь, чучело? Аферистам своим? Ну, погоди, я всю вашу шайку
на чистую воду выведу!..
Анна Карповна заглянула ей в лицо и сказала тихо, но твердо:
- Да ты что, зверь, что ли, Алия? Ты же меня пять лет знаешь, какие
аферисты! Ребенка постыдись, не надо бы ей этого слушать. В милицию я
звонила. Не веришь - можешь перезвонить.
- Перезвонить, значит? Так это потом, успеется. Найдется им здесь
дело - а может, и во дворе, на асфальте. - Алия Этибаровна резким рывком
отпахнула оконную створку, изображая приглашение. Хозяйка дома бросилась
было к другому окну, но ее остановил жесткий толчок в плечо.
- Сидеть! Я еще не закончила. Пока билет не найдется, никуда ты не
выйдешь, - и, на глазах меняя выражение лица и повадку, увещевающим тоном
заговорила: - Аня, не будь дурой. Пойми: я ведь от тебя не отстану. Это
остальных можешь побоку, но только не меня. Мне лишнего не надо. Другая бы
половину потребовала, а мне - мое отдай, положенное. Я ведь и продать
билет помогу, у меня и клиент уже есть. Сюда фургоны мандаринов гоняет,
туда - фургоны денег. Все при интересе. Ты только долю мне дай! Черт с
ними, с бабами нашими, но я-то умею добро помнить. Ты же знаешь - у меня
все схвачено, а сейчас не деньги, жратва в цене. С такой, как я, подругой
- королевой заживешь! Опять же квартира. Вас двое в трех комнатах
осталось. Не успеешь оглянуться - и потеснят. А я в ЖЭКе человек не
чужой... В милицию она звонит! Стукнуть всякий сумеет, только ты будешь
стучать в капитальную стенку, а мне есть с кем там поговорить по душам. И
влетишь ты за кражу билета. И не за такое сидят. В зону пойдешь, а дочка -
в детдом, да покруче, в такой, что еще неизвестно, свидитесь ли после
срока... Оно ведь по-всякому случается...
- Мама, мамочка, я боюсь тетю! Отдай ей, все отдай! - девочка
бросилась к Анне Карповне, судорожно обхватила, уткнулась в колени
взъерошенной головкой.
- Вот - устами младенцев!..
Алию Этибаровну прервал резкий требовательный звонок в дверь. Теперь
пришел черед гостьи затравленно озираться.
- Кого ждешь, Аня? Говори, чего молчишь?.. Никого? Ну так и открывать
нечего! Нам и втроем, по-моему, неплохо. Сиди! Или кричать начнешь?
"Грабят-режут"? Так не милиция же за дверью. А чужие сейчас не очень-то...
Звонок продолжал трещать не умолкая. Стало ясно, что придется
открыть.
За дверью стоял человек в форме.
Прикинув, лейтенант Шиповатов решил, что общий вес папок с
порученными ему делами наконец превзошел его собственный. Однако, если
начальник райотдела предлагает заняться еще кое-чем, отказываться не
принято, как бы тебе этого ни хотелось.
Как такового и состава преступления вроде бы не было. Но уж слишком
значительной представлялась сумма. Насчет рыночной стоимости "волги"
милиция была осведомлена не хуже прочих граждан, а еще лучше насчет того,
что такие деньги сами по себе - источник опасности. Звонок в милицию, так
внезапно умолкший, не мог не встревожить дежурного. Кстати, и оперативная
машина находилась в соседнем квартале, так что даже дефицитного бензина
ушло немного. Наряд застал в квартире весьма напряженную обстановку. Но о
пропаже лотерейного билета заявила не сама потерпевшая (которую таковой и
признать было нельзя - что для закона это устное соглашение пятерых
сотрудниц?), а вконец перепуганная, издерганная Анна Карповна Бурова. Вины
своей она не отрицала и о роли Алии Абуталибовой в сегодняшней "разборке"
не распространялась. Об этом с глазу на глаз поведала лейтенанту маленькая
Юля. Но не подошьешь же к делу показания семилетней девчушки. Поначалу
лейтенант и вовсе чуть не пропустил мимо ушей все, что говорилось о
поведении сей респектабельной дамы. Но потом внезапно почувствовал - тут
что-то есть. "Госпожа" Абуталибова производила сильное впечатление - в
манере сквозили сытая уверенность, легкое пренебрежение, тут и там были
рассыпаны тонкие намеки на покровителей. И каких! Причем ее действительно
знали. Сам начрайотдела, скривившись, посоветовал Шиповатову держаться с
Алией Этибаровной поосторожнее. "Минное поле! И каждый фугас - с дерьмом.
Рванет - поди потом отмойся. Писанина и звонки... Писанина и звонки".
Однако уже в райотделе лейтенанту удалось поумерить напор Алии
Этибаровны. Поток ее красноречия стал мелеть, пока и вовсе не иссяк. А
когда лейтенант не слишком почтительно напомнил, что пока как-никак Алия
Этибаровна находится в кабинете следователя угрозыска, а не у своих
высокопоставленных приятелей, и вызвали ее отнюдь не для оказания шефской
помощи, стало видно, что она уже жалеет о своей излишней ретивости.
Агрессивность, продемонстрированная Абуталибовой в доме "обжулившей"
ее подруги, ничего не дала. Испуганная Бурова никак не могла вспомнить,
куда покойный муж прятал злополучный лотерейный билет, принесший ей
столько неприятностей. Почувствовав в лейтенанте доброжелательного и
участливого собеседника, она оттаяла и буквально не могла остановиться.
- Вы даже не представляете, какая это страшная женщина! Никого не
щадит! Уже лет пять, как они переехали в Баланцево и она стала работать в
нашем ЖЭКе. Быстро оказалась на должности инженера, то есть у источника
благ. Чтобы своего добиться, змеей извивалась, едва не облизывала тех, кто
был ей нужен. До смешного доходило. Только не очень-то у нее получалось:
наши кавалеры все больше в бутылку смотрят. Тогда она изменила профиль:
заделалась такой общественницей - куда тебе! А между тем - то-се достать,
девочек кому надо, организовать, что-то подтолкнуть - словом, крутилась.
И ее наверх тянули. Сама-то она не с дворниками любезничала. А теперь
- за нею целый клан, это она не врет, я-то знаю. Ну да Бог ей судья, а вы
не вмешивайтесь. Моя совесть чиста. Не украла же я на самом деле билет
этот чертов. Юре отдала... По правде говоря, не часто я его в последнее
время и видела. Работал много, как проклятый. У него ведь сыночек от
первой жены пропал...
- Что значит - пропал? - разговор с майором Лобекидзе был еще на
слуху у лейтенанта.
- Так и есть - пропал. Восемь лет назад. Как он горевал!.. Прежняя
жена не уследила. Такой чудесный малыш: глазки карие, кудрявый... Вылитый
Юра. Это Юля больше похожа на меня. Юра Юленьку очень любил, а Шурика все
равно вспоминал: надеялся, найдется малыш. Думали, может, заблудился? Да
где тут, в Баланцево, заблудишься? Это за последние годы город вырос. А
был деревня-деревней. Шурик в мою группу в садик ходил, там мы и с Юрой
познакомились. Он и потом часто приходил в детсад, на детей смотрел... У
его первой жены детей уже не могло быть, а он без этого жизни себе не
представлял. В общем так мы и сошлись.
- А где теперь его первая жена?
- Она ведь ленинградка. На дух Москву не выносила, а уж Баланцево...
Как держаться стало не за что, уехала. Мы с Юрой любили друг друга,
казалось, только смерть нас и разлучит. И вот все так скоро... Все у нас
всегда вместе было. А билеты эти злополучные поделили мы просто так, смеха
ради. Юра вообще был азартный - спорщик, игрок. Только в последние месяцы
ходил как в воду опущенный. Я про такую хворь, как у него, и не
слыхивала... Думала, снова тоска заедает. Отмалчивался. Я иной раз
считала, что его история с Зиной гнетет. Все ведь знала, подруги - они
первыми и доложат. И все равно, он был мой, мой. Я старалась, как могла,
развлечь-его. Он и билет в карман сунул тогда небрежно... Постойте... Это
же парадный его пиджак!!! Он сказал - на заводской вечер идет. Я-то знала:
к Зине, вспылила, обидно стало, даже сердце заныло. Билет совсем из головы
вон. Это получается, что вместе с ним и похоронили... Там карман сбоку
потайной... Ой, что же теперь будет-то? Нет ему покоя, бедному...
Не было, однако, покоя и живым. Углов освободился от больничного,
мало чем отличающегося от тюремного, заточения. Облегчение почувствовал
лишь поначалу: на свободу вышел, но опеку ощущал поминутно. Ему хотелось
стать никому не нужным и не интересным, стереться, раствориться в толпе.
Что называется - устал от славы. Эх, работал раньше в одиночку и горя не
знал. Черт с ними, с деньгами, да и что он нажил, кроме долгов? Таких, что
с кожей сдерут. А в какие дела замазался, какие по ним сроки висят! Подрыв
экономики - это карается и тогда, когда в стране развал. Еще похлеще, чем
во времена благоденствия, - голодные и злые крепко бьют, когда у них кусок
хлеба отбирают. Не говоря уже о "мокрухе". Поэтому, хоть и хата надежная,
а только, кажется, недолго придется здесь коньячок потягивать. Свои же
кореши пришьют. С трупом проблем не будет - конвейер налажен. А если и
сдадут, все равно только мертвого. Такой вопрос годится для всех, кроме
него. Прикормленные менты план выполнят, все дела спихнут: покойник не
отмажется. Похоже, и те и другие изо всех сил его в козлы отпущения ладят.
Таких, как он, замаранных в уголовщине, даже свои боятся. А тут еще и
Хутаев со своей кавказской общиной... Как у зверей: коль с первой встречи
- враги, так останется и до смерти. Вот разве что на Павла Петровича
какая-то надежда, фигура он крупная, не баланцевского масштаба. Столичные
связи, уже и за кордон щупальца тянет... Вспомнилось, как пытался достать
заграничный паспорт, и тут же его предупредили: "Не рыпайся сильно,
парень, ты здесь нужен". Пока все не развалилось окончательно, все-таки
надо уходить "за бугор". А с чем? Ведь что обидно: при таких делах, при
таких деньгах отираться, и остаться с пустым карманом. Только и делов, что
долг уменьшается. Так эти хлопчики и новый могут накинуть, как к нулю
подобьешься. Ну пока что Павел Петрович все решает. Только надолго ли?
Зверь травленый, но держит себя уж чересчур высоко. А тем временем ребята
