от Угла не обмираю. Из него блатной - как из свиньи балерина. Фраерок, но
пока полезный - пусть живет. Там посмотрим. И ты тоже без глупостей давай.
- Вы же знаете - ваше слово...
- Я-то знаю, главное, чтобы ты об этом не забывал. Не суетись. Дойдет
и до него очередь. Но тогда, когда я решу, а не потому, что ты его духа не
выносишь. Кстати, без всякого повода. Это ему обижаться надо. Как его
наказали - мало кому доставалось. А история эта - его проблемы. Он теперь
у нас на поводке. И оторвется только "в ящик". Не ссучится. Паршивая эта
порода: вроде - ворик, а тропинку назад, в честняки, сберегает, крови
боится. Так что, все-таки не расслабляйся, сынок. Придет его час. Вот ты -
наш. И верю я тебе, и к советам твоим прислушиваюсь, хоть и молодой ты
еще. Ладно. Зови своего друга заклятого, хватит ему там париться.
Волнуется, небось, на сколько долг уменьшится. А мы вот выдадим ему еще
одно задание.
- Ему, Павел Петрович?
- Вам обоим, дорогой мой. Так что, на время действительно придется
подружиться.
Московский скорый проделал уже половину пути от взбаламученного,
неспокойного Кавказа до столицы. Как ни печально это признавать, все, что
так влекло раньше в дальних поездах, теперь бесследно исчезло.
Традиционное кавказское радушие сменилось косыми взглядами,
подозрительностью, недоверием. Даже уютные СВ стали какими-то
замызганными, пропыленными, а в вагоне-ресторане по соседству официантки
лениво предлагали такое, что можно было проглотить только крепко
зажмурившись.
Ну и само собой - чаю не допросишься, а если и удастся уломать
горделивого проводника, то в стаканах, которые он принесет, плещется
мутная бурда, где чайного настоя не больше, чем в Куре весной, не говоря
уже о сахаре.
Тем не менее во всем спальном вагоне, заполненном почти до отказа, от
чая отказался только один пассажир - тощий желтолицый мужчина с какими-то
стертыми чертами лица и в довольно потрепанном костюме. Багаж его состоял
из видавшего виды портфеля с обмотанной синей изоляцией ручкой, который
изобличал в нем типичного командировочного, пользовавшегося "люксом" на
казенный счет. Мужчина с жадностью поглощал лимонад из узких
трехсотграммовых бутылочек, не отрывая взгляда от некоего технического
издания, испещренного диаграммами. Вскоре, однако, он улегся, но не спал,
впрочем, не поддерживая и разговор с соседом по купе - явно деловым
человеком "из новых". На столике появились зелень, батон, салями и бутылка
"Арарата", но владелец портфеля на приглашение не откликнулся, сославшись
на гастрит. Нисколько отказом не огорченный, солидный пассажир, отужинав в
одиночестве, довольно скоро захрапел. Командировочный же долго ворочался
без сна - то ли от раскатов могучего храпа, то ли от того, что его мучили
неясные предчувствия.
В следующем за "люксом" вагоне от едва теплого чаю отказались двое
обитателей одного из купе. Тоже, судя по всему, измотанных, задерганных
командировочных. Не привлекла их и беседа с расположившейся внизу молодой
блондинкой с дочкой лет пяти. Словно по команде, они забрались на свои
полки и затихли. Уже на следующей станции еще одно место внизу заняла
бодрая румяная старуха. Молодая мама потеснилась - у них с дочерью был
один билет на двоих, угостила старуху яблоком, в ответ получив пару
печений для девочки. Утомленные командировочные, казалось, дремали... В
соседнем купе компания подобралась сплошь мужская. Хотя этих столь
несходных между собой людей и компанией трудно было назвать. Сходство
определялось одним - отношением к все тому же чаю. Едва за проводником
закрылась дверь, мужчины молчаливо и деловито, с легкой брезгливостью
слили жидкость в пустую стеклянную банку. Тщательно закрыв крышкой, ее
отправили под нижнюю полку, чтоб не мозолила глаза.
Здесь были люди разных национальностей, наружности и одежды - со
всевозможным и у всех довольно объемистым багажом. Потертый, видавший виды
рюкзак бородатого геолога и футляр с аккордеоном, принадлежавшим очкастому
клубному работнику, уютно расположились по соседству с крепким старомодным
чемоданом типичного сельского жителя и увесистыми, облепленными
переводными картинками, баулами молодого, спортивного вида
путешественника.
Дорога убаюкивала. Сладко спал проводник. Казалось, весь вагон полон
сонным дыханием. И только эти четверо в сугубо мужском купе если и
подремывали, то вполглаза, по очереди. Иногда перебрасывались короткими,
ничего не значащими, как и водится у случайных попутчиков, не стремящихся
сблизиться, репликами.
Внезапно из-за перегородки соседнего купе донесся осторожный стук, и
одновременно где-то на второй полке, рядом с подушкой "геолога", раздался
приглушенный зуммер. Бородатый мгновенно ответил, словно только этого и
ждал. Коротко кашлянули все четверо. Все нормально, полная готовность.
Сухо щелкнули спущенные предохранители - один, другой, еще - казалось,
громко, будто сами выстрелы.
Поправив выбившийся из-под одеяла короткий автоматный ствол,
"аккордеонист" приподнялся на левом локте, взглянул на верхнюю полку,
неуверенно спросил:
- Георгий, может, стоит выйти в коридор покурить, прикрыть снаружи?
Сигнал был точный. Сейчас эсвэ шерстят, сколько там до нас осталось? В
купе передавят, как в мышеловке. Наверняка кто-то из провожающих гопников
навел.
- Чтобы накрылись деньги? Сиди где сидишь. Двоих снаружи хватит.
Прикроют. А если и идти, то не тебе. Может, и пронесет. Что ж это они -
"на подъем", без наколки "люкс" выставляют? Ладно, еще сорок минут - и
Ростов. Там милиция, и вообще - Россия, гопничать не будут. Все, умерли.
Ждем.
Минут через пятнадцать дверную ручку снаружи осторожно подергали.
Затем дверь бесшумно откатилась, споткнувшись на откинутом язычке стопора,
и в щели показались жесткие вихры и из-под них - спокойный, изучающий,
цепкий взгляд. Однако его обладатель, судя по всему, был разочарован. В
этом купе на серьезную добычу рассчитывать не приходилось. На столике
вразброс стояли бутылки из-под дешевого вина, виднелись всклокоченная
борода и рваная тельняшка "геолога", пузатый рюкзак у порога, под лямкой
которого торчали заскорузлые носки. Отвалив челюсть, храпел
"культработник". Бодрствовал только "селянин", который, свесив ноги с
верхней полки, торопливо хрустел луковицей, отхватывая время от времени
солидные куски от здоровенного ломтя желтоватого сала. Когда дверь
приоткрылась, он торопливо сунул еду в газетный сверток и, глуповато
щурясь, уставился на тонкую полоску света, ворвавшуюся в купе.
Новый проводник осторожно прикрыл дверь (прежний, неповоротливый
толстяк, аккуратно связанный, был выброшен из служебного купе еще на
предыдущей станции). Движение это сберегло ему и его напарникам жизнь, так
что, даже и знай он о богатейшей добыче, которая таилась в незавидном
багаже, ему следовало благодарить Бога.
Перед Ростовом налетчики растворились в ночной тьме, унося добычу. В
Ростове по вагонам уныло потянулось ко всему безразличное линейное
следствие, суля множеству пострадавших "принять все зависящие меры" и
радуясь в душе, что на сей раз дело обошлось без крови...
Москва встретила привычной суматохой, вокзальной грязью и толкотней.
На перроне в толпе встречающих, держась несколько поодаль, маячили
знакомые лица, принимая иной раз самый неожиданный облик - скажем,
помятого носильщика в синей тужурке с жестяной бляхой или железнодорожника
с красной повязкой на рукаве.
Честная компания вывалилась из поезда вразнобой. Из купейного - с
багажом, из соседнего "эсвэ", наиболее пострадавшего при налете, -
налегке. Пили порознь, но друг друга из виду не теряли. Впереди Георгий с
синей "аэрофлотовской" сумкой, из которой торчала рукоять теннисной
ракетки, запрессованной пачками с банковскими бандеролями. Нервное
напряжение уже оставило его, и он находился в своем обычном - собранном и
спокойном - состоянии. Снова смотрел боссом - пусть и не самым большим, но
и не из мелюзги. Недалеко от края перрона, невзирая на запрещающий знак
уютно примостился серенький микроавтобус в сопровождении двух "волг".
- Могли бы и к вагону подогнать, не пустые идем, - процедил сквозь
зубы Углов идущему рядом Георгию. - Я от этой дурацкой бороды весь в мыле,
как лошадь. Говорил же, давно надо было отклеить!..
- Нашелся умник. У проводников глаз наметанный. Приняли бы тебя за
участника налета, зацепились, - и поплыл бы наш груз. Тебе, по-моему, и
других неприятностей хватает, не говоря уже о долгах. Так что, давай
садись и не ной.
Последние слова Георгий произнес, прыгая в "рафик" следом за
брошенной на сиденье сумкой. Спутники также не заставили себя ждать.
Тронулись, и, сколько ни вертели в дороге головами экипажи конвойных
"волг", ничего подозрительного замечено не было. Деньги благополучно
прибыли к месту назначения.
На вилле Павла Петровича собралась изысканная публика. Настроение
царило благодушное - все были довольны удачным завершением операции. Даже
сам Павел Петрович, вопреки обыкновению, расслабился, утопая в удобнейшем
кресле с высокой спинкой. Руки безвольно свисали с резных подлокотников; у
его ног, задрав лапы и выставив на всеобщее обозрение бледно-розовое
брюхо, валялся белый бультерьер Джой.
- Итак, все дома. Хорошо. Ну, денежки найдется кому пересчитать, а
вот разобрать операцию, я думаю, следовало бы. Утечка, значит, Георгий?
Так получается? Ты ведь за безопасность отвечал?
- Мы с Серегой. Но при чем тут мы? Если что и было - только оттуда.
Если вообще было.
Георгий держался почтительно, но с достоинством, не чувствуя за собой
вины.
- "Если"!.. - раздражаясь, повторил босс. - Какие могут быть "если" в
нашем деле? Утечка - что пробоина в днище, и латать ее приходится свинцом.
Георгий опустил голову.
- Может, что и упустили, Павел Петрович. К тому же и поставщиков я не
знаю - ваши ведь люди. Как вы сказали, так все и сделал. А только, думаю,
дело тут не в утечке. Если бы кто стукнул, к нам бы и полезли. Газ или еще
чего похлеще придумали бы, не понадеялись бы на один только клофелин в
вагонном чае. Только бойня там была бы та еще, по крайней мере, за себя я
отвечаю.
Павел Петрович одернул его с утрированным недовольством:
- Ну, на Сергея ты не коси. Как-никак, а он был старшим операции, и
все прошло нормально, не считая этого налета. Ладно, за тех, кто ездит в
"люксе", я не беспокоюсь. Что, не поменялся контингент, небось? Стремщик
твой вписался? Не пощипали его?
- Мы его так приодели, что у него даже кошельком не поинтересовались.
Зато в купе с ним ехала какая-то шишка - директор СП, что ли, - так того
утащили вместе с вещами. Придется фирме чуток покрутиться.
- Лихие ребята. Не было знакомых?
- Нет, Павел Петрович. Пацан-стремщик говорит, что этих никогда не
видел. Хотя он недавно с нами, кого ему знать? Его дело шестерить. Хорошо,
просигналил вовремя. Большого ума не надо: кнопку на рации нажать.
- Чего ты гонишь на молодого, Серега? Не растерялся парень - и
спасибо. Выдашь ему, Георгий, от меня штуку дополнительно. За то, что не
спал. А вам наброшу по пять - за нервную работу... Честно? Вижу, что да. А
тебе, Серега, учитывая заслуги и, скажем так, - сложное материальное
положение, скостим с долга... ну, еще двадцать. С Георгием мы старые
друзья, сами разберемся. - Павел Петрович сухо засмеялся и резко оборвал
