нас и зампрокурора - большое начальство.
"Волга" тормознула у длинного кирпичного забора. Кованые узорчатые
ворота, выкрашенные белилами, открывали взгляду прохожего асфальтированную
дорожку, тянущуюся через двор к дому в обрамлении подстриженных
кустарников. Фасад невысокого, но довольно обширного особняка украшали
фигурные лепные колонки. Чистые, свежие цвета, любовно ухоженный сад - все
это радовало глаз. Шиповатов не раз ловил себя на том, что всякий раз,
когда ему приходится вторгаться непрошеным гостем в такие родовые гнезда,
его донимает особого рода любопытство - богатые и влиятельные, эти люди и
живут как-то иначе, чем все остальные. Впрочем, ему приходилось
разочаровываться, и нередко. За лощеными фасадами подчас скрывались такие
клоаки, что и армии ассенизаторов не управиться.
Еще не зная о постигшем семью горе, Мамедова держалась с несокрушимой
самоуверенностью. Приблизившись к калитке, остановилась в проеме, заслоняя
его пышной грудью. Посматривала на лейтенанта, даже не пытаясь отпереть
массивный замок, словно провоцируя на решительные действия.
- Чего вы ждете, молодой человек? У вас санкция, ею и отпирайте. Но я
еще раз хочу вас предупредить: все это беззаконие дорого вам обойдется.
- А как же, Роза Этибаровна. Отопрем, понятых вызовем. Я лично
уверен, что скрывать вам особенно нечего, но если уж вам угодно, чтобы то,
что все равно свершится, сопровождалось осложнениями, - ради Бога.
Розе Этибаровне не было угодно. Она круто изменила тактику. И не
стало на свете женщины мягче. Послушно, словно бы даже радуясь самому
факту обыска в доме, щелкнула плоским никелированным ключиком,
предварительно набрав цифровой код.
- Прошу, Максим Витальевич. У меня все на виду, у Налика Назаровича -
тем более. Правда, к его половине дома я вообще отношения практически не
имею, но если надо - думаю, и он возражать не станет. Так что, ищите,
знать бы только - что. Хотите - с понятыми, хотите - без, все меньше
позора. Люди-то нас знают... Пойдут пересуды, толки - не отмоешься.
В дом вошли едва не друзьями. Роза Этибаровна буквально излучала
радушие. Однако напряжение оставалось. Шиповатов и прежде стремился
избегать в таких случаях конфликтов и порой на допросах совершенно
по-мальчишески смущался и краснел. Однако сейчас он владел собой.
- Я верю, что это всего лишь досадное недоразумение, которое мы
быстро разрешим, причем без помощи понятых. Мне необходимо выяснить совсем
немногое: какие вещи и когда вы сдавали в комиссионные магазины или
продавали каким-либо иным образом в последнее время? Предупреждаю, что это
вопрос официальный, вы, соответственно, несете ответственность за отказ
или дачу ложных показаний. Распишитесь, пожалуйста.
Однако, за исключением подписи, по-мужски отчетливой и солидной,
лейтенант смог зафиксировать только заявление гражданки Мамедовой, что
костюм был куплен с рук у незнакомого субъекта на рынке.
- Приметы? Ну разве их упомнишь, хануриков этих? Такой, как все они.
Небритый, среднего роста, морда помятая. Клялся, что костюм не краденый,
мол, похмелиться надо - сил нету, не до костюма. Я и подумала: возьму
Налику, как будто сносно сшит.
- И что же, не подошел? Или цвет неважный? - сочувственно
поинтересовался Шиповатов.
Роза Этибаровна хмыкнула.
- На рынке все ничего кажется, а дома разберешься - хоть на помойку
неси. Ну куда его такому представительному мужчине, как Налик?..
- Роза Этибаровна, может, это и несущественно, но я обязан уточнить:
что именно в костюме не понравилось Налику Назаровичу?
- Да что вы в самом деле? Я ему и показывать не стала. Барахло
ношенное. Он бы его и мерить не стал.
- Значит, Налик Назарович не в курсе событий, связанных с покупкой
костюма, и даже не видел его?
- Видимо, так. Костюм я принесла к себе, на свою половину, где мы и
находимся сейчас. А на следующий день переправила в комиссионный.
- Ага, слышу, кажется, понятые прибыли. Обыск все-таки придется
провести. Деньги, ценности, оружие, наркотические средства и тому подобное
предлагаю предъявить добровольно.
- Ваше право, ищите! Запрещенного у меня ничего нет... А ценности -
вот, в тумбе под телевизором, в ящике. Это все. - Поднявшись со стула,
Роза Этибаровна с достоинством встряхнула тяжелыми серьгами, оттягивавшими
мочки крупноватых для такой изящной женщины ушей. - Это золото досталось
мне по наследству. Налик и сестра подтвердят. Можете и запрос послать по
прежнему месту жительства.
- Ну, запросы - вне моей компетенции. Да и с чего бы это мне вам не
верить? Однако дело у нас серьезное, и мы вынуждены прибегнуть к обыску.
- Надеюсь, это касается только моей половины? У сестры своя семья. Да
и при чем тут она? Если б знать, что там этот билет окаянный!
- Успокойтесь, Роза Этибаровна! Если вы говорите правду, то и обыска
вам бояться нечего. Так что давайте по мере сил друг другу помогать.
За уклончивой вежливостью лейтенанта скрывалось знание того факта,
что если костюм в комиссионный Мамедова сдала на _с_л_е_д_у_ю_щ_и_й_ день
после его приобретения у запойного торговца, то сама покупка приходилась
на день, когда костюм находился на покойном. Допустить же вероятность
захоронения Бурова без костюма на глазах у множества прощавшихся с
покойным было весьма и весьма трудно.
За сорок лет работы судмедэкспертом Лев Вольфович Брайнин не только
научился с философским спокойствием относиться к разного рода кровавым
ужасам, сопровождавшим "деятельность" уголовного подполья, но и мог, при
случае, и бутербродом в морге закусить, и термос с чаем таскал с собой
постоянно, равно как и неизменный "выездной" чемодан, смахивающий на
саквояж дореволюционной акушерки, правда, с весьма современным содержимым.
Брайнин старался поспевать за прогрессом в своей сфере, и инструменты и
реактивы добывал, пускаясь на различные хитрости, организуя своего рода
мини-бартер. В сочетании с опытом и умением, результат получался
превосходный.
С Абуталибовым Брайнин по работе не сталкивался, но отзывы о толковом
и умелом хирурге, появившемся в Баланцево, достигли и его ушей. Лев
Вольфович спокойно относился к шумным триумфам младшего коллеги, поскольку
своим идеалом считал жизнь спокойную и неспешную. Скромной зарплаты
хватало на необходимое, а суетиться в поисках подработки старый эксперт
считал ниже своего достоинства, справедливо полагая, что уж он-то на своем
веку поработал достаточно.
Предложение Абуталибова самому провести вскрытие Брайнин с
удовольствием бы принял, но привычка беспрекословно выполнять приказы
взяла верх над усталостью и сочувствием к горю безутешного отца. Разговор
происходил в столовой райотдела.
- Не могу, голубчик, и не просите, - Лев Вольфович дожевал
черствоватую котлетку. - Вы же врач, не мне вам объяснять. - На него
смотрели темные, словно раскаленные глубоким чувством, умоляющие глаза. -
Не мучайте старика. Эх, чертовщина, попить нечего... Пойти кипяточку
взять. - Старый эксперт, покряхтывая, стал подниматься, однако Налик
Назарович его опередил. Перехватив испытанный термос Льва Вольфовича,
мигом смотался на кухню и вернулся, неся потяжелевшую посудину и стакан на
редкость прилично для здешних мест заваренного чаю.
- Прошу вас, Лев Вольфович.
- Премного благодарен. Великая вещь - это ваше восточное почитание
старших! Тем не менее помочь я вам не смогу, не обессудьте. Долг есть
долг. Мне пора. Жаль, не успею чайку попить, время поджимает. Прощайте.
С этими словами Брайнин, прихватив термос, удалился.
Абуталибов через некоторое время последовал за ним - ждать результата
за дверями секционного зала, а Лев Вольфович приступил к работе, поначалу
что-то сердито бурча под нос, но постепенно все больше и больше увлекаясь,
потому что ему открылись поразительные вещи.
То, что убийство в райотделе, пусть и не на виду, а под лестницей,
маловероятно, не требовало доказательств. Суицидальный акт подтверждался
по всем статьям. При ярком свете бестеневой лампы (здесь электроэнергию не
экономили), со стереолупой Брайнин обнаружил малозаметные поверхностные
раны-насечки у краев основной раны, что было типичным признаком ранения,
нанесенного собственной рукой. Девушка поначалу как бы примерялась, прежде
чем совершить непоправимое. При убийстве такие насечки возникнуть
практически не могли, и эту возможность Лев Вольфович отмел безоговорочно.
Вертикальные потеки крови на теле, платье и белых кроссовках "Nike",
множество брызг, оставшихся на нижнем скате лестницы (из крупных
фонтанирующих артерий), - все это убедительно свидетельствовало о том, что
в момент нанесения раны девушка стояла.
Все было классически ясно. И однако старого эксперта подстерегала
совершенная неожиданность, причем из области, с которой он, будучи
человеком старой закалки, никогда прежде не сталкивался, именуя ее модными
выкрутасами. То, что любопытно как теория, в жизни может вызвать лишь
недоуменную жалость. Лев Вольфович промокнул чистой салфеткой взмокший лоб
и отступил на шаг от тускло мерцающего окислившимся цинком стола. Здесь
было чему поразиться!
Несмотря на свою молодость, а может, и именно поэтому, заместитель
прокурора Бережной не любил, когда его удостаивало визитом начальство.
Всякое, не обязательно непосредственное. Начальник райотдела заглянул в
его кабинет как бы на минуту, от него так и веяло дружелюбием, однако
смуту в душу Андрея Михайловича он внес изрядную. Хотя на первый взгляд
казалось, что ничего особенно нового он не сообщил. Вещи общеизвестные.
Уже собравшись уходить, заметил:
- С какой стороны ни посмотри, Андрей, а люди нам все равно не верят.
А боятся они вовсе не нас и даже не закона - преступников. И, пока мы не
сможем каждого по-настоящему защитить, помощи ждать напрасно. Все меньше
смельчаков находится, и их можно понять. Вон, за прошлую неделю в Москве
не зарегистрировано ни одного изнасилования. То есть ни одного заявления.
Это в Москве-то! Так и эти самые Сидоровы - всей семьей отказались от
своих показаний. Хотят жить тихо. А что поделаешь, если дружки Хутаевых
остались на свободе? Да и то посмотреть: если будет суд - ославят Сидорова
на весь город. Причиненный ему "ущерб", вероятно, уже возместили, а то и
просто порекомендовали заткнуться, пока башка цела.
- И мы, Сидор Федорович...
- А как же! Без свидетельских показаний, без заявлений потерпевших,
конечно, придется выпускать Хутаевых. Остается только надеяться, что они
хоть на время притихнут.
- Но, товарищ подполковник, ведь мы таким образом сами культивируем
вседозволенность!.. В конце концов, Степан Хутаев сам признался!
- Да, и, разумеется, уже отказался от своих показаний, едва ли не в
то же время, когда ко мне Сидоровы явились. Кстати, он и жалобу написал на
Тищенко, обвиняя в применении недозволенных методов следствия. Адвокат у
него тот еще! Однако нам придется...
- ...Поверить, будто Сидоров по собственному желанию гнил под
собачьей будкой, а Хутаевы ему в том по-дружески содействовали. А задница
вообще дело добровольное.
- Точно так, а не будь экспертизы, Сидоров вообще начал бы
утверждать, что о мужеложстве понятие имеет чисто умозрительное. Все это,
Андрей, очень печально, но, увы, ко многому тебе еще предстоит привыкать.
Морг встретил Тищенко прохладой и тишиной. Лишь за поворотом коридора
что-то гулко хлопнуло: не то дверь, не то окно: "Странно, обычно
