обыкновению большую чашку кофе с молоком, которое ему приносит прямо к
дверям бородатый молочник, подходит, поч°сываясь, к мольберту в мастерской
и двумя-тремя мазками создает новое гениальное полотно.
Днем картину уже можно созерцать во время визита и восхищаться, но менее
чем за две тысячи франков Венечка е° не продаст, потому что мазкам Мастера
знает цену.
Деньги за проданную картину Венечка прячет в шкатулку. Это особенная
шкатулка. Здесь лежат средства, на которые Венечка намеревается приобрести
единственную картину, написанную Антоном. Она называется "Расстрел очереди
в сберегательную кассу на улице Авиамоторная".
Венечка так и не соизволил покинуть Париж даже после того, как всех
серо-лиловых сплавили наместниками в Анголу и к браздам в Рассее пришли
бело- малиновые. Однако на Родину приезжал достаточно часто. Достаточно для
того, чтобы никто не забыл, как неотразимо он смотрится на фоне своих
мемориальных дощечек (что поделаешь, приходится тратить деньги на подкуп
должностных лиц для того, чтобы их повесили). К тому же Венечка полюбил
носить красивые и броские вещи, и ездил в Гурзуф, чтобы д°шево
прибарахлиться.
- Любезнейший, дайте мне два бокала кваса! - вальяжно произносит
парижская достопримечательность, вытирая со лба выступающий пот.
И обыватели думали о месье в красных шортах:
- Смотри, как изъясняется, сволочь! Сразу видно, что из хорошей и
немногодетной семьи...
Катенька, оставив своего медлительного супруга, ходит мимо кооперативных
киосков и, вспоминая что-то полузабытое, ругается:
- Ну, разве это платье? Да ещ° за такую цену? Я могла бы купить втрое
лучше у себя в Париже!
О, она неизменно туда верн°тся. Париж притягивает к себе все, что
наэлектризовал.
Пока Антон сандалил из пушки шхуну, Машенька ходила в горы, чтобы
отыскать красивые цветы. Палило солнце, и девушка изрядно приутомилась,
пока дошла до горного серпантина. Особенно у не° устал нос. Им-то и
нюхались все найденные цветы. Названия многих Машенька не знала, но
добросовестно нюхала вс° найденное, себя и нос не жалея.
Дойдя до троллейбусной остановки, Машенька приглядела группу ребят в
ободранных джинсах. Парень с гитарой пел:
Она не верн°тся. Это как лесной пожар!
Но я помнил, как прозрачен е° пеньюар...
Машенька присела возле ребят и задумалась - о чем же эта прекрасная
песня? Через минуту она пила массандровское вино из вместительного
жбанчика, бородатый отложил бонги и миролюбиво гладил е° по коленке, а
парень в очках, продолжая играть на флейточке, просто, но очень душевно
смотрел в е° глаза, пытаясь поселить образ Машеньки в сво°м сердце.
Между тем тот, что с гитарой, не успокаивался ни на минуту:
Она рождена, чтобы видеть рассвет,
Но с утра жизнь невтерп°ж...
Она не привыкла слышать "нет",
Она любила слушать дождь...
Музыкантов было трое, они были непростительно молоды и радовались друг
другу и тому, что здесь так тепло. Они понравились Машеньке, но напились
все вовсе не из-за этого. Она знала толк в вине, моя девочка. И ей было
наплевать, что это я сидел на этой пыльной остановке со своими друзьями лет
двадцать назад. Ведь это именно я пел эти странные песни...
Хотя, конечно, ещ° более странно, что она встретила именно нас тем
солнечным летом. Ведь это было так давно.
Жара. Все цвет°т, как перед смертью. В частном доме, которых немного
здесь осталось и мимо которых постоянно проходит Антон, соседи пытаются
сжить со свету столетнюю бабку. Она ещ° хороша собой, много разговаривает
и, к сожалению, отлично слышит.
Лифт°р в гостинице - е° любовник. Он тоже болтлив и, описывая их связь,
на подробности не скупится. Антон обычно оставляет ему щедрые чаевые,
опасаясь, что лифт°р завез°т его когда-нибудь на крышу гостиницы и
прирежет.
Когда-то Фил был рокером и сочинял потрясающие песни. Фил был молод, и
пиво было недорогое, посему одна из песен была написана на стихи Антона.
Сюжет был такой: некая девчонка приходит к Филу в белых носках и постоянно
его стремает. Фил е° хочет, но всем говорит, что вовсе не хочет: "А между
нами всего два градуса тепла-а!.." - поет Фил. И в этом, конечно, его
трагедия.
Трагедия Фила была столь значительна, что ему приходилось пить с самого
утра, посвящая весь день религии Самоуничтожения (так, чтобы спиться
непременно и окончательно).
Вообще-то Фил был панком. Но не таким, как их описывают в наших газетах
и какие живут в городе Харькове. Скорее всего, Фил решил стать панком,
потому что в коммунистическую партию его принимать не хотели. Например, Фил
не считал, как некоторые панки, что повсеместно блевать и мочиться так уж
необходимо. В глубине души он был чуть ли не интеллигентом (если это слово
еще имеет смысл в нашем мире) и никогда не отказывался, например, от того,
что брал взаймы деньги. Фил просто играл панк, играл удивительно хорошие
регги, он был музыкантом. Многие знали его песни наизусть и просто
боготворили Фила.
На "Сачке" стоит дым и мои друзья, один из них круче, даже чем я, у
Тимшина снова поехала крыша, и все навострили в "Булонь" свои лыжи. И вот
среди них появляешься ты - игривая кошка чьей-то Весны, в крутом прикиде и
в белых носках, ты пришла, чтобы снова вселить в меня стра-а-ах!..
И я говорю, от тебя сам не свой: "Как странен наш мир из осколков
стекла, хотя это, право, мне все равно... Но между нами всего два градуса
тепла!.."
Однажды Фил поехал с этой песней на гастроли в Германию, и как-то ему
пришлось выступать на белоснежном теплоходе "Изабелла". Капитан корабля
послал филовской команде по кружке пива. Вот что он сказал:
- Эй, Ганс! Отнеси этим русским панкам по кружечке моего самого лучшего
баварского пива! Мне нравится музыка, которую они играют. Я, бип! давно не
слышал такой - бип! бип! - музыки!
А сам Фил относился к своей популярности невозмутимо.
О да, Фил славился своей невозмутимостью. Помню, был случай, когда он
облажался и выскочил на сцену из гримерной не в свою очередь. Фил не сразу
понял, что попал под саунд каких-то металлистов (из другой гримерной). А
когда понял, ничуть не смутился, подошел к микрофону и приступил петь свою
программу. Эти металлюги его еле-еле со сцены выгнали.
Так что Фил жил без комплексов. С годами он стал жить совсем просто -
перестал сочинять песни, гастролировать, работать и строить планы на лето.
У него была только одна проблема, и не с головой, как у Антона. Проблема
заключалась в том, что у Фила постоянно не хватало денег. Но тут-то его
выручал Замечательный Перстень, с помощью которого можно было запросто
выиграть пару сотен на игральных автоматах "Покер".
К сожалению, удачливому Филу приходилось постоянно скитаться, так как
выигрыши его привлекали внимание окрестных рэкетиров. Летом он, в основном,
скитался по побережью Крыма, где всегда тепло и можно встретить старинных
знакомых, то есть пить с ними на халяву хоть до самого утра. Или даже
встретить девушку, с которой Фил когда-то "вместе отдыхал на юге".
Кстати, из песни Фила взята эта маленькая цитата. Музыка к ней просто
замечательная. Когда Антон Саянов слышал какую-нибудь песню Фила, сразу же
начинал мечтать: вот станет он богатым, обязательно выпустит пластинку
лучших песен своего друга, Фила. Теперь-то она наверняка уже сделана, я
просто не в курсе.
Я заш°л в кафе, она брала кофе, и я подош°л, сказал ей на ухо: "Возьми и
мне, а то стоять неохота". Она взяла и мы сели за столик, и я сказал, что я
е° знаю - мы вместе отдыхали на юге. И тут оказалось, она меня помнит, и мы
с ней взяли ещ° по кофе.
Но тут подош°л какой-то ублюдок и вызвал меня для разговора, и там
натурально набил мне морду, хотя, на мой взгляд, без веской причины. И мы с
ней взяли ещ° по кофе и поехали на троллейбусе, и нам наплевать было на
контрол°ров - мы просто взяли и купили билеты.
И мы приехали ко мне домой, она сказала: "Я сварю кофе". Мы выпили кофе
и мне стало плохо, мне это вредно - пить столько кофе. И я сказал, что
выпью водки, она сказала: "Налей мне тоже", и мы накатили по пол-стакана, и
сразу стало намного легче.
И я опоздал, и все меня ждали, но я был не один, и никто не ругался.
Только Тимшин бросал ироничные взгляды, но кто-кто, а он мог бы быть
скромнее. И мы ей играли все наши песни, она слушала их и улыбалась, а я
забывал слова и аккорды, но это было, наверно, от водки...
Конечно, Антон никак не ожидал увидеть Фила в Гурзуфе, посему шел в
казино, ничего не опасаясь. В казино он решил зайти в чисто познавательных
целях - сможет ли он угадать на рулетке несколько чисел подряд, и не
опасался он достаточно долго, пока в белобрысом, стриженном почти наголо
субъекте с грязными бакенбардами не распознал того самого Фила.
- А, привет! - бросил Фил небрежно, словно они расстались день назад.
Можно подумать, он специально сидел на тротуаре двенадцать лет, чтобы
повстречать-таки Антона и ошарашить его своей невозмутимостью.
- А, привет, - небрежно обронил Фил и взмахнул своей Чудо- Кепочкой. О,
это была та самая Кепочка, которая никогда не терялась, неизменно
возвращаясь к Филу. - Я только что опять четыреста жетонов из автомата
выгреб. Каре на девятках.
Значит, Фил снова вышибал деньги из этих деш°вых игровых автоматов и не
проявлял к рулетке ни малейшего внимания. Вряд ли удастся затащить Фила в
казино, чтобы использовать его Замечательный Перстень.
- Слушай, я просто потряс°н! Как тебе удается подловить каре на
"одноруком бандите"? - изумился Антон.
- Запросто, - охотно признался Фил и в очередной раз рассказал
устройство своего Замечательного Перстня. - Как только приходят два короля,
я поворачиваю Перстень сто сорок три раза - и считай, что выигрыш у тебя в
кармане. Каждый раз по восемьдесят рублей. Тут главное - не сбиться со
счета...
Антон решил, что это были бы большие деньги лет двадцать назад, и
позавидовал.
- Слушай, Фил! Одолжи мне свой Перстень, ненадолго. А я прощу тебе долг
в сорок рублей, которые ты взял у меня летом 1989 года и не отдал. Никогда.
А все время обещал отдать. И я постоянно ждал и надеялся, что у меня будут
такие деньги. И я смогу купить себе красные шорты. Такие же, как у Венечки
Синеглазова.
- Да брось ты! - оборвал его стенания Фил. - Пойдем лучше пить кофе!
Услышав знакомую присказку Фила, Антон задумался. Устоять было
практически невозможно - привык Антон боготворить этого Фила.
- Да ладно тебе, пошли, - уговаривал его Фил. - Я расскажу тебе
роскошную историю о несчастной любви. Ты такие любишь...
Простодушный Антон купился, и они степенно пошли в кофейню. Тут только
Антон заметил, что на Филе нет его Удивительных Тапочек. Удивительны они
были тем, что могли поднять в воздух метра на три любого гопника, ростом с
Фила.
"Пропил, - жалобно подумал Антон. - Такие Удивительные Тапочки, и те
пропил..."
В кофейне к кофе опять давали нагрузку - бутылку крымского вина.
Приятели выбрали две бутылки хереса и сели в углу за столик, не афишируя
своего появления.
А вот и история о несчастной любви Фила, рассказанная им между стаканами
хереса.
- Все вокруг танцевали, и она танцевала со всеми, а я стоял возле
колонны и смотрел на не°. И она знала, что я смотрю на не°, и искала мой
взгляд. А я стоял и опирался на колонну здоровой рукой. Я так и не подошел
к ней в этот вечер. Потому что рука у меня была в гипсе, а танцевать с
забинтованной рукой - пошло. Но я знал, что она хочет танцевать только со
мной, хотя она и танцевала с другими. Она постоянно оглядывалась на меня и
искала мой взгляд. Мы так любили друг друга, но я так и не подошел к ней в
этот вечер. И в другой вечер тоже...
- А что было потом? - заплетающимся языком спросил Антон, забывая
утереть непрошенную слезу.
- А потом она уехала в другой город, и я ее больше никогда не видел.
Наверное, умерла, или что-то в этом роде, - ответил Фил и это было
последнее, что он сказал внятно, потому что был пьян. И Антон опьянел тоже.
