конверте! О, от него я просто тащусь!
И Машенька охотно продемонстрировала как она это делает.
Шура Поплавок был основным делопроизводителем в группе "Дети Буд°нного".
Именно он писал эти чрезвычайно плохие песни. И он же пел их на редкость
ужасным и отвратительным голосом. Он также сотрудничал с журналом
"Прохвост" и по чьей-то халатной оплошости даже значился в редколлегии.
Потом его, кстати, оттуда поперли за разврат, устроенный в здании редакции.
А Витя Тимшин играл на бас-гитаре. Обыкновенно Тимшин стригся наголо,
оставляя только маленькую зел°ную косичку. На сцене он надевал черные очки,
отчего смотрелся просто неотразимо. Все местные команды просили его
поучаствовать в своих проектах, поэтму добрый Тимшин постоянно и всюду
опаздывал. У Тимшина была такая тяжелая жизнь, что е° не скрашивало даже
обилие женщин.
Гитарист Макс тоже был классным парнем. Его можно было узнать на любой
многолюдной тусовке, потому что Макс через каждые пять минут выкрикивал: "У
меня есть пять рублей! Предлагаю купить водки!" С перепоя он резал себе
вены, а потом отказывался играть на гитаре, из-за чего приходилось
скандалить с Поплавком. Так что и с панками иногда бывает тяжело...
Стучал в группе Коля, он тоже был неординарен, стучал чрезвычайно
классно и задавал ч°ткий ритм всему, к чему бы ни прикасался.
А Андрюша Иванов ставил им "аппарат". В то время у него была удивительно
длинная косичка, всего на три сантиметра уступающая косичке японской
принцессы Юн Ань Мин.
В целом, каждый из них в отдельности был утонченным и вежливым, быть
может, даже человеком. Но когда они собирались вместе и начинали играть
свои песни, все вокруг вставало на уши, отчего люди впадали в гипнотический
транс, да и вообще поголовно сходили с ума.
Ид°т как-то раз Шура Поплавок по улице, пьяный такой, довольный, а из
переулка выруливают его друзья-панки.
- Алекс! Алекс! - кричит Шура жизнерадостно, машет рукой и тут же
хватается за голову. - Ч°рт! Надо же было так на него нарваться!..
Когда Шура напь°тся и усн°т в какой-нибудь общаге, заходить в его
комнату просто опасно. Если он просн°тся, как даст по морде! Выход из этого
положения только один - зайдя в комнату и обнаружив спящего Шуру, сразу же
дать по морде ему. Главное посильнее дать, чтобы Шура окончательно
проснулся и никого из своих друзей не трогал.
И вот однажды приехал к нему Антон с известием, что исключили Шуру из
редколлегии "Прохвоста" за аморалку, устроенную в здании редакции. Не надо
было приводить ночью накрашенных баб, чтобы почитать им письма от любящих
читателей. Но Шура был другого мнения, посему стал набрасываться на Антона
и никак не мог успокоиться, наверное, потому что был очень пьяным (хорошо
ещ°, что не спал!). Он все сказать что-то обидное пытался, но никак не
получалось (это уже от того, что Шура постоянно ругался матом.
- Слушай, чего ты на меня кидаешься? - удивлялся Антон. - Я ведь зеркало
русской изящной словесности!
- Да меня на тво° зеркало сейчас вырвет, - прохрипел, наконец, Шура
что-то разборчивое, а Антон назвал его за это "коммунистом", это как бы
оскорбительным ругательством считалось.
Очень осерчав, Шура и подарил Антону тот самый конверт со своим
альбомом, надеясь, что Антона стошнит. Антон, однако, пластинку даже
слушать не стал, но сохранил, чтобы показывать е° по мере надобности разным
понимающим девчонкам.
"Пока ты не любишь меня, ты подражаешь большинству! Пока ты не любишь
меня, ты подражаешь большинству! Никто не полюбит меня, пока я не умру! И
лучше не будет... И лучше не будет..." - пел Шура Поплавок со сцены,
музыканты искали нужные ноты, и жизнь шла своим паршивым чередом.
Она проходила мимо нас, как пароход огибает морские мины. Она проходила
сквозь нас, как сквозь сито, и кроме шрамов ничего нельзя было в себе
удержать...
- Вот это ништяк! Классно! - Машенька рассматривала пластинку и от
восторга повизгивала. - Надо же, с автографом!.. Ой, здесь все мои любимые
песни есть!
Когда Машенька отвлеклась окончательно, Антон кинулся к выключателю.
Но в тот вечер между Антоном и Машенькой ничего не было. Даже простыни.
Теперь ты не подашь своей руки. Ноги мне не протянешь тоже. И уши мне
свои не дашь потрогать. Как грустно это вс°, помилуй Боже...
Утром Машенька пристально смотрит на Антона, взгляд исподлобья. Антон
затравленно моргает, стараясь сделать вид, что пытается просто запомнить
цвет е° глаз.
- Смотри в глаза! Не верти головой!
Антон смущенно опускает голову, смотрит поверх очков, становится чем-то
похожим на Машеньку. Через две минуты она хрипло говорит:
- Ты - моя радость... А не пора ли нам в ресторан?
- Слушай, что ты интересного находишь в этих ресторанах? - изумляется
Антон.
- Там много всего интересного. Вот вчера была я в ресторане,
познакомилась там с одним мафиози... Заказали шампанское... И тут сквозь
стекло ресторана влетает мотоплан и приземляется прямо на сцене... Пилот
оказался таким симпатичным, стройным, отряхнулся и как ни в чем не бывало
стал читать свои стихи. Всем так понравилось!
"Это Бамбуков", - решает про себя Антон, поскольку все приметы
сходились. Только он был способен довести женщину до такой
самоотрешенности.
- Надо было заявить ему, что ты его поклонница, тогда бы вы с ним
подружились...
- Правда, - согласилась Машенька, - я просто не успела. Я уже рассталась
со своим мафиози и направилась к сцене, но этот смельчак залил в свой
мотоплан бутылку чистого спирта со стола провинциального журналиста и
улетел через разбитое стекло... Двое вышибал кинулись его ловить, но только
опрокинули несколько столов и покалечили друг друга. Так что хозяин заметил
им, что они халатно относятся к своей работе... В тот миг я была от него
просто без ума! От поэта!
- Знаешь, у меня стихи ничуть не хуже, - говорит Антон уверенным тоном,
словно предлагает купить подержанный самосвал. - Ты могла бы быть моей
поклонницей...
- Бог миловал, - равнодушно зевает принцесса.
Зачем обижаться? Станешь ещ° похожим на гардеробщиков. Эти самые
обидчивые. Сколько им чаевых ни дашь (однажды Антон протянул злодею целый
рубль), - вс° равно остаются недовольными. Одно время Фил тоже работал в
гардеробе Дома Культуры МЭИ, но он никогда не брал на чай. Только на водку.
Антон встретился с Филом в пивном баре на пристани, чтобы навести
некоторые справки. Начал он, по своему обыкновению, издалека.
- А знаешь, Фил, нам, наверное, и женщины одни и те же нравятся, -
сказал Антон, поднося к губам бутылку ячменного пива.
- Это ещ° почему? - удивился Фил. Он был сегодня в своих Кл°вых Портках,
которые никогда не рвутся и не протираются больше, чем надо, чтобы радовать
глаз.
- Я, например, не люблю чрезмерно толстых, которые на месте
подпрыгивают, - отвечал Антон. - И худых не люблю, которые падают.
- Надо же, и я тоже, - сознался Фил.
- А ещ° я не люблю блондинок, только брюнеток.
- Поразительно! И я...
- Ну вот, видишь! Я же говорю, что нам одни и те же женщины нравятся!
Фил хмыкает и опорожняет бутылку пива за один присест.
- А скажи-ка, Фил, - говорил Антон, - откуда ты знаешь Машеньку? И кто
вообще она такая?
Фил мн°т в руках свою Чудо-Кепочку, вращает на пальце Удивительный
Перстень и жмурится от южного солнца.
- Это очень старая история, - невозмутимо говорит Фил. - Я был помешан в
те годы на регги... Машенька удивительно похожа на свою мать, ты не
заметил?.. Она смотрела на меня из окна вагона. У не° был уже очень большой
живот, но я этого не видел. Ходили носильщики, сновали люди. Я стоял,
облокотясь о столб на перроне. И я смотрел на не°. Мы так любили друг
друга... Она вс° ждала, что я подойду к ней, чтобы сказать несколько слов.
И вс° тогда пойму. Но я так и не подош°л к ней. У меня тогда была сломана
нога. И ковылять к ней в гипсе - было бы слишком пошло. И я до сих пор
помню цвет е° глаз. Она так смотрела на меня. А я так к ней и не подош°л...
И она уехала в какой- то город. А я даже не запомнил номер этого поезда...
Так вот, Машенька е° двоюродная племянница. Поэтому я е° знаю...
После этой жуткой истории Фил растрогался и отдал Антону сорок рублей,
которые Антон, чуть не плача, отдал ему обратно. Они выпили "За
парашютистов и беременных", после чего Фил сказал: "До завтра", - хотя
завтра они так и не встретились, - и пош°л искать знакомых гопников,
которые уважали Фила и любили с ним пить.
Гопники любили пить с Филом, потому что тот был алкоголиком.
А Бамбуков, не подозревая о наличии у Фила и Антона ячменного пива,
царил в небе Гурзуфа. Его до краев заправленный мотоплан скользил легко и
свободно, солнце блестело на ярко раскрашенных крыльях. Бамбуков сочинял
строфы и выплескивал их прямо в небеса - идеальная кормежка для птиц.
Когда кончалось горючее, Бамбуков приземлялся в узких улочках города и
сливал бензин у беспризорно стоящих машин. Иногда машину было найти не
так-то просто, и тогда к нему сбегались малолетние поклонницы (именно они
особенно тащились от стихов Бамбукова). Девчонки висли у него на шее,
пытаясь поцеловать взасос, оставить после себя хоть какое-то воспоминание.
- Бамбуков! Милый! Возьми меня с собой! - щебетала вокруг него стайка
длинноногих поклонниц.
Загнанный в угол поэт затравленно озирался по сторонам и неуклюже
отнекивался. Женщин ему приходилось оставлять на земле - двоих мотоплан
поднять не мог. Бамбуков начинал юлить, а потом ловил момент, запускал
мотор, разбегался по тротуару и снова поднимался в небо. Ха-ха! Ч°рта с два
вы увидите его на земле, пока у него есть бензин!
Мастер и Подмастерье сидели под развесистым дубом и молчали. Вовсю
светило солнце, мерно опадали ж°луди. И если Мастер поворачивался к своему
Ученику, тот только улыбался и не говорил ни слова.
Так прошло вс° лето. Наконец Мастер встал, отош°л к другому дубу и
повесил на ветку березовую табличку: "Требуется в услужение Ученик. Я -
Мастер", на что его бывший Ученик громко фыркнул и подбросил один из
ж°лудей высоко-высоко в небо...
Когда от грохота тела, упавшего с неба, у прохожих заложило в ушах, и
все окна в окрестных домах вылетели на тротуар, Антон ещ° раз
воспользовался случаем и прижал Машеньку поближе к себе.
Конечно же, весь бедлам проистекал от знаменитого поэта Бамбукова. Это
его мотоплан так неудачно приземлился на гурзуфском "Пятачке". Опасаясь за
судьбу Машеньки, Антон хотел свернуть в переулок, но не успел: Бамбуков был
как всегда быстр и напорист, и неожиданно оказался тут как тут с пустой
бутылкой из-под игристого шампанского в руках.
- Антонушка, здравствуй дорогой! Как ты себя чувствуешь? Я тоже
неважно... Ты здесь нигде "Запорожца" не видел? Так-так... А это кто же у
нас такой носастенький? У-у, какие у нас ручки и ножки! На такое не каждая
способна... Это ведь твоя девушка, правда? А смогла бы она полюбить, ну
хоть немножечко, талантливого Бамбукова?
Машенька, шмыгая носом от недавно съеденного мороженого, внимательно
смотрит за телодвижением легендарного поэта. Бамбуков подпрыгивает на
месте, подмигивает Машеньке, успевает поцеловать ей руку и даже вспомнить
давно забытый комплимент.
Глядя на это, проходящие мимо девчонки мечтают ему отдаться, но Машенька
далека от этих настроений. Она думает, что Бамбуков сейчас напишет для не°
хорошие стихи... И тут...
Трах-трах-трах! Прямо перед носом друзей остановился розовый
"Запорожец", Бамбуков затих. Свирепо сопя, он подождал, пока водитель
отойд°т в киоск за сигаретами, и бросился сливать в пустую бутылку бензин.
Через минуту мотоплан поэта поднялся в воздух, откуда донеслись слова
прощания на исконно русском языке, и вот Бамбуков снова среди птиц, облаков
и нетленных стихов.
- Как тебе это нравится? - спрашивает Антон, вс° ещ° уставив подбородок
в небо.
- На земле он очень несчастлив, - задумчиво замечает Машенька.
