- добавил я мысленно.
- Я никогда не становился между тобой и твоими желаниями.
Почему же ты не можешь?
Она расплакалась и молча уселась на том конце маленькой
кровати. Слез больше не было, но в воздухе повис тяжелый груз
наших разногласий, наши острова находились так далеко друг от
друга.
- Ты уверен? Уверен ли ты, что этого хотел?
- Нет! Если быть с тобой честным, то я не уверен.Я не думаю,
что мне удастся взлететь при помощи всех этих пут, я чувствую
себя так, словно угодил в веревочные сети. Пойдешь сюда - тебе
не нравится, пойдешь туда - ты начинаешь на меня кричать. Мы
такие разные, иногда ты меня просто пугаешь. Я честно
участвовал в этом эксперименте, но если ты ни хочешь
позволить мне уйти и побыть наедине с самим собой пару
недель... Я не уверен, что я хочу, чтобы у нас вышло. Не вижу
особой перспективы.
Она вздохнула. Даже в темноте было видно, как вокруг нее
вздымаются ввысь стены, я был вне них.
- Я тоже не вижу особой перспективы, Ричард. Ты говорил мне,
что ты - эгоист, а я не послушала. Мы попробовали - не
получилось. Все должно быть по-твоему, в точности по-твоему,
так, да?
- Боюсь, что так, Лесли - я едва не назвал ее "вуки", и в тот
момент, когда это слово ускользнуло, я понял, что больше уже
никогда его не произнесу. - Я не могу жить без свободы...
- Хватит твоей свободы, я прошу. Хватит футляров. Мне не
нужно было давать себя уговорить на эту еще одну совместную
попытку. С меня хватит. Будь тем, кто ты есть.
Я попытался приподнять часть груза.
- Ты сама летала на планерах. Ты теперь больше не будешь
бояться полетов.
- Это правда. Спасибо, что ты мне в этом помог.
Она встала, включила свет, посмотрела на часы.
- Сегодня вечером есть рейс в Лос-Анжелес, правда? Не
подбросишь ли ты меня в Феникс, чтобы я на него успела?
- Если ты этого хочешь. Или мы можем вернуться своим ходом, в
Майерсе.
- Нет. Спасибо. Вечерний рейс меня вполне устроит.
Она за десять минут собрала свои вещи, запихнула их в два
чемодана, захлопнула крышки.
Мы не сказали друг другу на слова. Я поставил чемоданы в
машину и стал ждать ее в ночной пустыне. Низко на западе висела
тоненькая четвертинка Луны. "Малышка-Луна смеялась в стороне от
темноты", - так она когда-то написала. И вот та же самая Луна,
проделав несколько оборотов, стала мрачной и угрюмой.
Я вспомнил наш девятичасовый разговор по телефону, когда мы
едва спасли нашу обычную жизнь. Что я делаю? Это же самая
замечательная, мудрая и красивая женщина из всех, кого я
встречал в своей жизни, а я увожу ее прочь!
Но путы, Ричард. Ты ведь честно старался.
Я почувствовал, как целая жизнь, полная счастья, любопытства,
учебы и радости, жизнь с этой женщиной, сдвинулась с места,
наполнилась ветром, словно гигантский серебряный парус в свете
луны, трепыхнулась, затем ее снова подхватил ветер и унес,
унес, унес...
- Закроешь трейлер?- спросила она. Трейлер был теперь моим
домом, не ее.
- Все равно.
Она оставила дверь не запертой.
- Я поведу? - спросила она. Ей никогда не нравилось, как я
вожу машину, ей казалось, что я делаю это слишком невнимательно
и рассеянно.
- Какая разница, - ответил я. - Я сижу за рулем, я и поведу.
Мы ехали молча, все сорок миль ночной дороги и аэропорт в
Фениксе. Я припарковал пикап, и пока она сдавала свой багаж, я
стоял рядом молча, желая, чтобы кто-нибудь сказал то, что так и
не было сказано, потом направился вместе с ней к выходу.
- Не беспокойся. - сказала она. - Дальше я сама. Спасибо. Мы
останемся друзьями, хорошо?
- Хороши.
- Прощай, Ричард. Когда едешь, будь...
Внимательнее, - хотела сказать она, будь внимательнее. Теперь
уж нет. Теперь я могу ездить, как пожелаю.
- Прощай.
- До свидания. - Я наклонился, чтобы ее поцеловать, но она
отвернулась.
У меня перед глазами висела серая пелена. Я сделал нечто
непоправимое, словно выпрыгнул из самолета на высоте двух
миль.
Она еще была в пределах досягаемости; я мог коснуться ее
руки, если бы пожелал.
Она пошла вперед.
А сейчас уже поздно.
Разумный человек взвешивает, принимает решение, ведет себя в
соответствии с ним. Бессмысленно возвращаться назад и
переигрывать ситуацию. Однажды она так со мной поступила, - и
ошиблась. Не стоит даже заводить раэтвор о том, чтобы повторить
это еще раз.
Но Лесли, - подумал я, - я так хорошо тебя знаю, как же ты
можешь меня покинуть! Я знаю тебя лучше, чем любой в этом мире,
а ты знаешь меня. Ты мой самый лучший а этой жизни друг, как же
ты можешь оставить меня! Разве ты не знаешь, что я люблю тебя?
Я никогда никого не любил, но люблю тебя!
Почему я не смог ей этого сказать. Она все еще уходила, так
ни разу и не оглянувшись. Потом она прошла в двери и скрылась
из вида.
У меня в голове возник какой-то звук, похожий на шум ветра,
словно тихий шум пропеллера, полный терпеливого ожидания, что я
вернусь, сяду и самолет и завершу свою жизнь.
Я долго еще смотрел на двери, стоял и смотрел, словно она
могла возвратиться, выбежать из-за них со словами:
- Ox, Ричард, какие же мы с тобой дураки, какие глупые, что
так поступаем друг с другом!
Она этого не сказала, и я не побежал за двери, чтобы ее
остановить.
Приходится признать, что мы одиноки на этой планете, -
подумал я, - каждый из нас совершенно одинок, и чем скорее мы
это признаем, тем лучше для нас.
Многие люди живут в состоянии одиночества: и женатые и
неженатые, постоянно ищут и не находят, в конце концов забывая,
что они вообще ищут. Так я жил раньше, так придется жить снова.
Но никогда, Ричард, никогда не позволяй никому подойти к тебе
так близко, как ты позволил ей.
Я неспешно вышел из аэропорта, сел в пикап, не спеша отъехал
от терминала.
Вот в западном направлении поднялся в воздух DC-8, может, она
там?
За ним последовал Боинг-727, еще один. Вот они круто идут
вверх на взлете; вот убираются шасси, втягиваются закрылки, вот
разворачиваются и ложатся на курс.
В этот момент она летела в моем небе, как же это случилось,
что я остался на земле?
Выбрось это из головы. Выбрось из головы, подумаешь об этом
позже. Позже.
На следующий день мой планер оказался восемнадцатым в очереди
на взлет. Крылья заполнены водным балластом, комплект
необходимою снаряжения на борту, фонарь закрыт и заперт, камеры
разворота проверены.
Так пусто было я трейлере всю эту бессонную ночь, так
абсолютно тихо!
Неужели она и вправду уехала? Как-то даже не верится.
Я откинулся на сиденье, проверил органы управления, кивнул
технику снаружи, даже не зная, как его зовут, мол, все в
порядке, покачал педалями: вправо-влево, вправо-влево. Поехали,
буксирный самолет, поехали.
Словно тебя запускают из катапульты, в замедленном варианте.
Усилились треск и рев сомолета, к которому тянулся трос, мы
проползли пару футов, затем покатились все быстрее и быстрее. С
набором скорости ожили элероны, рули высоты и направления, и
вот мы уже поднялись на фут и несемся над полосой, пока самолет
завершает свой взлет и начинает свой взлет и начинает набирать
высоту.
Вчера вечером я допустил ошибку, когда сказал то, что сказал,
и позволил ей уехать. Теперь, наверное, уже поздно просить ее
вернуться?
Еще пять минут мы набирали высоту, следуя за буксирным
тросом, затем - неболышой нырок, чтобы ея натяжение ослабло, и
я освободил его защелку.
Невдалеке от аэропорта есть неплохой воздушный поток, и в нем
было полно планеров. Первый, кто поднялся я воздух, находит
поток, а остальные тянутся за ним, словно лемминги, огромной
спиралью из блестящего белого стекловолокна - целое стадо
планеров, поднимающихся кругами все выше и выше в восходящем
потоке теплого воздуха.
Осторожно, Ричард, гляди по сторонам! Заходи в поток снизу,
следуй по кругу в том же направлении, что и все. Столкновение в
воздухе может испортить тебе весь день.
Сколько я ни летал, а по-прежнему волнуюсь, хлопочу, как
наседка, когда в одном месте собирается столько самолетов.
Крутой разворот. Быстрый разворот. Если попасть в самую
сердцевину потока, он вынесет тебя наверх, словно на скоростном
лифте... пятьсот футов в минуту, семьсот, девятьсот. Не лучший
поток в Аризоне, но для первого подъема за сегодняшний день
вполне сойдет.
Станет ли она со мной разговаривать, если я ей позвоню? А
даже если и станет, что я ей скажу?
- Лесли, мне ужасно жаль?
- Давай пусть все снова будет по-старому?
Все это я уже говорил, я уже затаскал это "мне жаль".
На противоположной от меня стороне потока был AS-W 19, точная
копия моею собственного планера, на его крыльях и хвосте было
написано CZ. Внизу под нами в поток вместе вошли еще три
планера, вверху, над головой, их еще как минимум десяток. Снизу
это смотрелось так, словно завод по выпуску планеров попал в
смерч - эдакая бесшумно кружащаяся, парящая в воздухе
скульптура.
Хотел ли я отвозить ее в аэропорт? Было ли
"мне-нужно-побыть-одному" той пилюлей, которую, как я знал, она
не проглотит? Был ли я в этой истории трусом? Могут ли
родственные души встретиться, и затем навсегда расстаться?
Очень медленно я обошел на подъеме CZ - признак того, что я
летаю хорошо, несмотря на всю мою усталость. Наши полеты
проходили в треугольнике со стороной 145 миль, а под ним
раскинулась, раскаленная безлюдная земля, которая и есть
пустыня. Когда стоишь на земле, кажется, будто вокруг -
сплошная смерть, но в воздухе достаточно восходящих потоков,
чтобы планер мог держаться на них хоть целый день.
Смотри в оба, Ричард! Будь внимателен. Сверху надо мной
поднималась Либелла, затем Циррус и Швейцер 1-35. Я могу обойти
на подъеме Швейцер, может быть Циррус, но Либеллу - нет. Скоро
мы будем уже наверху, ляжем на курс, там будет попросторнее.
И что теперь? Проводить остаток своей жизни, летая на
планерах? Как теперь такому эксперту по отступлениям, как я,
убежать от жизни без женщины, для встречи с которой он был
рожден? Лесли! Мне так жаль!
Безо всякого предупреждения мне в глаза ударил яркий луч
света. Вспышка; брызги плексигласовых осколков; кабину швырнуло
вбок; мне в лицо ударил ветер; яркий красный свет.
Я повис на привязных ремнях, затем меня вдавило в сидение -
перегрузка, поначалу попытавшаяся меня вышвырнуть, теперь
решила меня раздавить.
Кабина понеслась, со скоростью пули. Время буквально
поползло.
Ричард, тебя ударили! От твоего планера почти ничего не
осталось, и, если ты хочешь жить, то выбирайся из его обломков
и дергай поскорее парашютный фал.
Я почувствовал, как планер перевернуло, и он, разваливаясь на
части, понесся вниз.
В красной пелене передо мной мелькали то скалы, то небо.
Обломки разорванного в клочья крыла облаком вертелись вокруг
меня. Небо - земля - небо... Кажется, мне не добраться до
замков на привязных ремнях.
С опытом совершенства не прибавилось.
