вместе, тут уж увольте. Слишком много всего наворочено. Наверное, в
расчете на уровень понимания эпохи паровозов.
Зара шепотом поинтересовалась, что такое паровозы.
Я объяснил.
- Чайник на колесах? - удивилась она. - Вряд ли это удобно.
Вмешалась Мод.
- Парамон, вы считаете...
- Да, я считаю систему Кроноса астроинженерным сооружением.
- Каково же ее предназначение?
- Самоубийца не обязательно руководствуется одним мотивом. Их вполне
может быть и два.
- Какой самоубийца? - ужаснулась Зара.
- Это иносказание, - тихо пояснила Лаура. - Цитата из Альбера Камю,
классика старофранцузской литературы. Парамон считает, что функций у
Кроноса может быть и две.
- Не две, а много, - буркнул Круклис.
- Например? - спросил я.
- Например, тест на сообразительность.
- Как это можно проверить? - профессионально заинтересовалась Мод.
- Подождем периколлапсария.
- Но станция его уже проходила.
- Проходила, - неохотно сказал Круклис, - но никто не решился на
острый эксперимент.
При этих словах Абдид сделал охотничью стойку.
- Какой еще острый эксперимент?
- Самая простая штука. Пора туда отправиться.
- На Кронос?
- Ну да.
Лаура уронила вилку. Все вздрогнули.
- Вы шутите? - растерянно спросил Абдид.
- За праздничным столом полагается шутить. Ваше здоровье.
- Так вы шутите?
- Помилуйте, - усмехнулся Круклис, - я пребываю в здравом уме, хотя и
не совсем трезвой памяти. Не надо за меня бояться. Разве нормальный
человек бросается в черные дыры?
У Мод было очень внимательное лицо. Впрочем, оно у нее всегда
внимательное.
* * *
Я отправился в парк и устроил засаду по всем правилам самой старой
человеческой науки - науки воевать. Когда появилась Мод, я выскочил
совершенно неожиданно. Выскочил и преподнес ей штамбовые розы - целый
тайком взращенный куст. Она болезненно улыбнулась.
- Это - самый внезапный подарок в моей жизни.
- Да, получилось довольно неуклюже.
- Очень хорошо вышло. В вашем стиле.
- Простите.
- Да за что же? Я вам благодарна.
Некоторое время мы молча шли по дорожке.
- Наверное, вы не можете меня понять?
Я честно развел руки.
Мод кивнула.
- Видите ли, я помню стихи вашего тезки, напечатанные еще на
целлюлозной бумаге.
- Какое значение имеет возраст в наше время?
- В вашем возрасте не имеет.
- Разница не принципиальна.
- Боюсь, как раз наоборот.
Я помолчал и подумал.
- Допускаю. Но не верю. Нет, не верю. Не в нашем случае, дорогой
товарищ по быту.
Мод остановилась.
- Не получится, Сережа. Я так решила.
- Но почему?
- У меня есть определенная цель.
- И я могу помешать?
- Мне жаль.
- Вот как...
Мод стояла с цветами и ждала. Она не хотела меня обижать, а я не
хотел прощаться. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но тут из-за
деревьев выскочил эдакий японский чертик в тренировочном костюме.
- Ай, - сказал Сумитомо. И побежал в обратном направлении.
Воспитанный самурай, что там говорить. Хоть и губернатор.
- Ай, вот это междометие чаще употребляют лица азиатского
происхождения, - глубокомысленно сообщил я. - Ой, ох и ах характерны для
потомков славян. Дети Европы в подобных ситуациях отделываются более
короткими восклицаниями: а! и о!
Мод рассмеялась. Смех у нее чудесный. Я почувствовал, что не
выдерживаю.
- Ох, - сказала она. - Да вы просто кипите. Сейчас пройдет.
И прошло. Еще как прошло. Будто из стиральной машины вынули. Только
вот ночь на Рождество провел я отвратительно. Под утро дошло до
постыдного, до галлюцинаций. Из коридора слышался стукоток, через
некоторое время начались стоны и причитания. Кто-то кого-то жалобно звал.
Я ворочался-ворочался, потом догадался выключить внешний микрофон.
Галлюцинации сразу же исчезли. Но меня разобрало любопытство. Я вышел.
За дверью обнаружился Круклис. В полной красе. В одних белых носках
то есть.
- Тоже не спишь? - с облегчением спросил он.
Я не ответил, потому что не знал, что ответить.
- Серж, к тебе забегали?
- Кто?
- Зяблики.
- Зяблики?
- Кто же еще. Галлюцинациями не страдаешь?
- Спасибо, нет.
- Точно?
- Слушай, ты почему именно в носках? - тактично спросил я.
- Чтоб не услыхали.
- Кто?
- Кто, кто. Зяблики, черт побери! Туповат же ты спросонок.
Что правда, то правда. Можно было догадаться с первых слов, хоть
зяблики и не крокодильчики. Не такие зеленые.
- Парамоша, давай я тебя провожу.
- Шутишь, брат. Я так давно их жду.
- Зябликов?
Круклис развеселился.
- О! Мысль забурлила.
Мысль-таки да, заметалась. Не имея возможности побриться и почистить
зубы, она принялась искать выход.
- К чему вся эта спешка, Парамон? Отыщутся твои зяблики. Куда они
могут деться, если они есть? Совершенно спокойно можно и поспать.
- Ты чудак или притворяешься? - недоуменно спросил Круклис.
- Нет, я инвалидизирован материализмом.
- Ты так думаешь? - заинтересовался Круклис.
- Нет, но ты так считаешь.
Круклис покивал.
- Да, похоже на меня раннего.
Зная Парамоново упрямство, я больше не надеялся его увести. Но и
роботов вызывать не хотелось. Неловко перед механизмами. Нечего им
наблюдать гримасы творцов. Ни к чему это. Оставалось одно: споить беднягу
окончательно. Да и сам я был не прочь в ту ночь.
- Заходи, Парамон.
- Зачем? - недоверчиво спросил неонудист.
- Чуток поболтаем.
- О чем?
- Ну... об искусстве.
- Серж, извини. Ты, конечно, мальчик начитанный, для своего возраста
- даже очень, но видишь ли...
- А мой возраст вас устраивает?
Мы обернулись. На нас смеющимися глазами смотрела Мод. Была она в
халатике, домашненьком таком, чуть ли не с заплатками.
- Вполне, - сказал Круклис и галантно прикрылся руками.
- Сергея пригласим?
- Отчего нет? Я же говорю - смышленый мальчонка.
Я почуял приближение еще одного контрастного душа, но отказаться не
смог. Близость Мод обволакивала.
И вот, пугая встречных, мы отправились. Мод - в простецком халатике,
я - в пижаме. И Круклис в носках, быстро ставших знаменитыми. Беда в том,
что на космической станции время суток весьма условно. Каждый сам себе
назначает утро, вечер или полночь. Поэтому в любой час и в любом месте вы
кого-нибудь, да найдете. Причем чем меньше для этого подходит место, тем
выше вероятность.
Народ по дороге попадался разный. Беатрис и бровью не повела, Кшиштоф
ограничился задумчивым кивком, а вот младотюрки разные... Где водится
юность, там исчезает благочестие. Слышалось прысканье, шепотки, долетали
отдельные определения вроде "светлого следа в науке" и "чистого разума в
голом виде". Часто упоминали великого Архимеда, а также платье некоего
короля. В общем, настроение экипажа Круклис поднимал успешнее Зары.
Тернистый путь несколько протрезвил героя, но он мастерски сохранял
невозмутимость, старательно поддерживал беседу о стохастических процессах
в квантовой механике, дружелюбно приветствовал прохожих и беззаботно
улыбался Мод. Лишь прибыв на место, попросил простыню, в кою завернулся
наподобие римского патриция в римских же банях.
- Да, пустовато у вас тут, - сказал он хозяйке.
И действительно, жилище Мод поражало аскетизмом. Стандартный куб
пространства с ребром в двадцать семь метров, полагающийся каждому
человеку на Гравитоне, тщились заполнить стол, диван да три кресла.
Большую часть пола занимало огромное окно, заполненное звездами. Где-то в
районе Крабовидной туманности над бездной парила то ли низкая кровать, то
ли высокий тюфяк с постельными принадлежностями. Поодаль висел одинокий
куст роз, к которому протянулась трубка для полива. Если не считать
гравистата, этим и ограничивалась обстановка. Нависшие над головой метры
пустого воздуха придавали каюте вид колодца, в ней гуляло эхо. А ведь в
компартменте можно устроить до девяти этажей... Надолго так не
устраиваются самые неприхотливые из мужчин. Для женщины подобная
нетребовательность к быту просто удивительна.
Но каждый человек интересен как раз странностями. А уж этого у Мод
хватало. Один фокус с ухомахом чего стоил. После Феликситура я долго к ней
не подходил. Не то, чтобы внял предостережению, оно как-то мало меня
задело, а главным образом потому, что чувствовал себя в ее присутствии не
менее обнаженным, чем Круклис в описываемом случае. Но и эта разновидность
стыдливости повернуть чувства вспять не могла. С чувствами бороться так же
бесполезно, как и с боа-констриктором. Монета уже висела в воздухе, и мне
оставалось только ждать, что выпадет - орел, решка. Ждать, что решит Мод.
Решит в очередной раз. Женщина ведь. У них окончательных приговоров не
бывает.
Мод решила сварить кофе. На столе появились сэндвичи, грейпфрут и
бутылка коллекционного "Георгия Великыя Армения". Мод не обременяла себя
избытком вещей, но каждая из ее вещей - это уж была вещь. Я даже боялся
спросить, сколько лет этому коньяку. Он не мог не сработать и сработал как
надо. Разговор завертелся. Сначала - ни о чем, потом - о том-о-сем, а
затем, повинуясь тяжкой силе, свернул к Кроносу. Мод проявила к этой теме
неподдельный интерес. Выяснилось, что их с Круклисом взгляды во многом
совпадают, а с моими - не очень, но меня это мало волновало. Утонув в
превосходном кресле, я любовался и помалкивал. Давно мне не было так
хорошо и уютно. Я старался не думать о том, что приглашен вынужденно, как
третье лицо в неловкой ситуации. Куда больше занимала причина, по которой
Мод оказалась у моих дверей столь запросто одетая, что-то же это должно
значить. Но к определенному выводу я так и не пришел. В случайность не
верилось, а надеяться было рановато.
Тем временем подло шло время. Как-то незаметно появилась Лаура.
Круклиса сообща одели в нечто среднее между буркой и купальным халатом.
- Поймал? - спросила Лаура.
- Шустрые они очень, - печально ответил птицелов.
При прощании Мод отвела взгляд.
А у моей двери лежал птичий помет. Я злобно вызвал уборщика. И по
причине особой безутешности никакой ответственности за собой не признаю.
* * *
Человечество добилось совершенно неприличных успехов в парфюмерии.
Неизмеримо больших, чем в гравифизике. Существуют духи, абсолютные по силе
притяжения лиц противоположного пола. Эффект столь могуч, что в будние дни
правила хорошего тона запрещают ими пользоваться, а двери служебных
помещений автоматически захлопываются перед слишком благоухающими
субъектами. Зато уж по праздникам! Ароматы заполнили Хрустальный зал
Гравитона до самого купола. Запахи плыли, струились, сложно переплетались,
красили щеки, дурманили головы, сжимали внутренние органы.
- Нет, - простонала роковая красавица Зара, - больше не могу. Умоляю,
включите турбовентиляцию!
Когда общественное сознание слегка восстановилось, а обоняние
несколько притупилось, сразу возросла нагрузка на зрение. Кружева, рюши,
вуаль на трепетной плоти, переливчатые краски тканей, проблески
драгоценностей, игра самоцветов с двунадесяти десятков планет, химической
белизны пластроны, пенные жабо до подбородка, матово открытые плечи под
шарфиками, более легкими, чем воздух, теми самыми шарфиками, которые
нельзя выпускать из рук, иначе они всплывают к потолку, роятся, забивают
