лишь слегка мазнул Джорджика по пальцам бритвои, а он стоит и смотрит, как
набухают под фонарем капельки крови.
- А ну! - повернулся я к Тему (причем теперь начинал я первый, потому
что Пит перед этим дал Тему совиeт не разматывать цeпп, и Тем внял ему). -
Ну, Тем, теперь с тобой разберемся, ладненько? - Тем, как какой-то большой
бeзумни зверь, с криком "Гхааааа)" мгновенно размотал опоясывавшую его
цeпп, да так ловко, обaлдeтт можно. Тут правильной тактикой для меня было
держаться как можно ниже, прыгая по-лягушачьи, чтобы защитить лицо и
глaззя, и я так и делал, бллин, что беднягу Тема изрядно изумило - он-то
привык хлестать по открытой мордeр - хлесь-хлесь-хлесь! Однако он, надо
признать, здорово влепил мне по спине, меня аж до нутра прожгло, но эта боль
только побудила меня скорей с ним разделаться. Ну я и мазнул его бритвои по
левой ноге через штанину - штанина тесная, разом на пару дюймов
разъехалась, и брызнуло немножко крови, отчего Тем стал вообще как бeзумни.
И тут, пока он завывал вау-вау-вау собачьим голосом, я провел с ним тот же
прием, что и с Джор-джиком, вложив все в одно движение - вверх, вбок,
вжжик, - и почувствовал, как брилвa вошла в мякоть его запястья, отчего он
выронил змеиную свою цeпп и заверещал, как ребенок. Потом попытался всосать
всю лишнюю кровь с запястья, одновременно не переставая верещать, но крови
было слишком много, и он захлебнулся ею - бупль-бупль, - а кровь
хлестанула фонтаном, хотя и ненадолго. Я говорю: - Ну что, други, вам все
ясно? Ты как, Пит? -- А я разве чего говорил? - отозвался Пит. - Я и не
говорил ничего! Слушай, как бы Тем до смерти не истек кровью!
- Не сдохнeт, - сказал я. - сдохнутт можно только один раз. А Тем
сдох еще до рожденья. Вся эта кровища сейчас перестанет. - Я знал, что
главные кабели у него целы. Вынул свой чистый платок из кармана, чтобы
обернуть рукeр бедному умирающему Тему, который вопил и стенал, и кровь
действительно вскоре остановилась - да и куда бы она делась-то! Будут
теперь знать, кто истинный вождд и хозяин, бараны тшертовы, подумал я.
Довольно быстро я обоих раненых бойцов успокоил в уюте бара
"Дюк-оф-Нью-Йорк", поставив перед ними двойные бренди (купленные на их же
бaбки, поскольку свои я все отдал отцу) и сделав пару примочек из
пропитанных водой носовых платков. Старые вeшaики, к которым мы в
предыдущий вечер отнеслись с такой заботой, снова были тут как тут и
наперебой твердили: "Спасибо, ребятки", "Дай Бог вам здоровья, мальчики",
прямо удержу на них не было, хотя мы вовсе не собирались вновь расшибаться
перед ними в лeпешку. Однако Пит сказал: "Что будем пить, девушки? " и
принес им пивка с прицeпом, как будто у него денег куры не клюют, и тут уж
их совсем зациклило: "Уж как мы вам рады, как рады, мальчики", "Никогда не
заложим вас, ребятишки", "Вы самые лучшие в мире ребятки, вот вы кто! "
Наконец я говорю Джорджику:
- Ну что, возвратимся туда, откуда начали, да? Ссоры забыты, все как
было, правильно?
- Во-во-во! - сказал Джорджик. Однако старина Тем все еще смотрел
несколько ошалело и даже так высказался: "А я ведь достал бы гада, ну, как
ее, этой - ^eппjу, просто мне какой-то вeк под локоть попался", - словно
он все еще продолжал дрaцинг, причем даже не со мной, а с каким-то другим
противником. Я говорю:
- Ладно, Джорджибой, так что там у тебя на уме-то было?
- Да ну, - отмахнулся Джорджик, - не сегодня. В эту нотш, видимо,
все же не надо.
- Ты большой сильный тшeловefc, - сказал я, - так же, как и все мы.
Мы ведь не дети, правда, Джорджибой? А посему скажи мне, не томи, что ты
надумал в глубине души своей?
- Эх, по глaззям бы гада тзeппjу, - бормотал Тем, а старые сурнки
все никак не могли уняться со своими благодарностями и благословениями.
- Помнишь, нам один дом попался, - проговорил Джорджик. - Еще два
фонаря там у ворот. Название у него какое-то дурацкое, не припомнить. -
Какое дурацкое название?
- Да что-то там, то ли "Усадьба", то ли "Засадь-ба", - какая-то
тшиуш. Там живет одна старая п+ицa со своими кошками, и у ней полный дом
старинного дорогого добра. - Например?
- Ну, золото, серебро, а может даже и бриулики. Это мне Билл
Англичанин сказал.
- пони, - сказал я. - Я вас пони. - Я действительно понял, что за
дом имелся в виду: в Олдтауне, сразу за парком побeды. Что ж, настоящий
предводитель умеет выбрать момент, когда пойти на уступку, сделать широкий
жест^ чтобы умаслить своих подчиненных. - Очень хорошо, Джорджик, - сказал
я. - Идея хорошая, и мы ее примем. Давай-ка сразу туда и отправимся.
Вслед нам одна из бaбушeк прошептала: "Мы никому не скажем, ребята.
Будет считаться, что вы всю дорогу здесь сидели". А я ей в ответ:
- Молодцы, девчонки. Через пару минут вернемся, поставим вам еще
выпить, - и с этими словами повел друзей вон из бара, на улицу, навстречу
своей судьбе.
6
Когда идешь от бара "Дюк-оф-Нью-Йорк" к востоку, сперва попадаюця
всяческие конторы, потом старая развалюха библе, потом большой парк,
названный парком побeды в честь Победы в какой-то незапамятной военной
кампании, а после попадаешь в район старой застройки, который называеця
Олдтаун. Некоторые старинные дома там действительно попадаюця очень даже
ничего, бллин, и люди, которые живут там, тоже по большей части старые -
тощие, гавкающие по-полковничьи кaшки с палками, старые вeшaики вдовы да
глухие старые девы, которые прожили век среди своих кошек и никому за всю
жизнь ни разу не дали к себе прикоснуться. Там действительно могли
сохраниться кое-какие вeстшицы, за которые можно выручить хороший дeнг у
иностранных туристов, - всякие картины, камешки и прочий доисторический
кaл. В общем, подобрались мы по-тихому к этому дому, над воротами которого
была надпись: "Усадьба", а по обеим сторонам на железных стеблях горели
шарообразные фонари, стоявшие как часовые, причем внутри дома свет притушен,
еле светит, да и то в одной лишь комнате на первом этаже, и мы, держась в
тени, подобрались к окошку ближе, чтобы взглянуть, кто там и что. Окно было
с решеткой, будто это не дом, а тюрьма какая-то, но сквозь нее было очень
даже здорово видно, что там происходит.
А происходило там то, что старая птицa, вся седая и с маленьким
морщинистым личиком, разливала из бутылки по блюдцам молоко, а потом ставила
их на пол, где, видимо, кишмя кишели мяукающие коты и кошки. Нам их тоже
было видно, правда не всех, только двух-трех толстых скотины, которые
вспрыгивали на стол, разевая вопящие рты: вя-вя-вя-вя! Еще было видно, что
эта сурнкa разговаривает с ними, вроде как строго их за что-то отчитывает.
На стенах висело множество старых картин и старые очень замысловатого вида
часы, кроме того стояли вазы и безделушки, на вид старые и дорогие. Джорджии
зашептал мне на ухо:
- бaлдежно приподнимeмсиa, скажи? У Билла Англичанина губа не дура.
А Пит в другое ухо: - Как влезем-то?
Теперь дело за мной, и соображать надо быстро, пока Джорджик сам не
начал объяснять, как влезть.
- Перво-наперво, - зашептал я, - попробуем обычную тактику - типа
свободный вход. Я напускаю на себя вид пaи-мaллтшикa и этак вежливенько
говорю, что один приятель у меня упал на улице в обморок. Когда она откроет,
Джорджик притвориця, будто еле жив. Потом просим стакан воды или вызвать по
телефону доктора. Дальше и вовсе просто.
- Вдруг не откроет? - усомнился Джорджик. А я говорю:
- Попробуем, что мы теряем? - На это он передернул плечом и скривил
рот. А я Скомандовал Питу и Тему: - Вы стойте по обе стороны двери.
Понятно? - Они согласно закивали в темноте: ясно-ясно-ясно. - Начали, -
сказал я Джорджику и пошел прямо ко входной двери. Там была кнопка звонка, я
нажал, и из коридора донеслось "дрррррр-дррррррр". После этого все в доме
замерло, вроде как обратилось в слух, словно и бaбушкa, и все ее кошки при
звуках этого дрр-дрр одновременно навострили уши и насторожились. Тогда я
позвонил чуть настойчивей, и тут послышалось шарканье ног - шлеп-шлеп,
шлеп-шлеп, - бабушка в тапках шла по коридору, причем мне вдруг пришло в
голову, что она идет, а под мышками у нее с каждого боку по коту. Потом
раздался ее очень такой неожиданно басовитый голос:
- Прочь! Уходите, или я стреляю. - Джорджик это как услышал, чуть не
прыснул. А я говорю, причем несчастным таким, просительным голосом:
- Мадам, прошу вас, пожалуйста, помогите! Мой друг очень болен!
- Уходите, - повторила она. - Знаю я ваши подлые-штучки: я вам
открою, а вы заставите меня купить то, что мне не нужно. Уходите, говорю
вам. - Надо же, и ведь встречаеця же такая поразительная наивность! -
Уходите, - снова заладила она, -- а то я напущу на вас своих кошек! -
Видать, спятила от своей жизни в оди нотшeствe. Тут я глянул вверх и
заметил, что повыше двери есть застекленное окно, так что куда быстрей
будет, если туда вскарабкаться и влезть через него. Иначе этот спор будет
идти всю нотш. И тогда я сказал:
- хорошо, мадам. Если вы не хотите помочь нам, я поведу моего больного
друга куда-нибудь в другое место. - Тут я мигнул друзьям, чтобы они отошли
по-тихому, и только я один топал и громко декламировал: - Ничего, друг мой,
мы обязательно найдем доброго самаритянина где-нибудь в другом месте. Эту
пожилую леди, конечно же, нельзя винить за ее подозрительность, тем более
что по ночам разгуливает множество негодяев и подонков. Нет, ее винить
нельзя! - Потом мы немного постояли в темноте, подождали, и я прошептал: -
Пошли, возвращаемся к двери. Я взберусь Тему на плечи. Открою то окошко и
влезу, бллин. Потом заткну старую птицу и впущу вас. Запросто! - Мне было
важно показать, вроде как кто среди нас главный, кто подает идеи. - Вон
там, - показал я, - видите? Карнизик над дверью засекли? Как раз будет
упор для ноги.
Все поглядели, восхитились, видимо, моей находчивостью и закивали в
темноте, зашептали: "Да, да, "да, правильно".
На цыпочках обратно к двери. Тем был у нас самым рослым и сильным,
поэтому Пит сДжорджиком вскинули меня на его крутые мужские плечи. Благодаря
очередной дурaцкои передаче всемирного ТВ, а главное благодаря тому, что
из-за нехватки полиции люди боялись нотши, за все это время на улице не
появилось ни души. Взобравшись на Тема, я убедился, что карнизик над дверью
как раз годиця, чтобы на него встать. Подтянулся, уцепился коленом, и
готово дело. Окно, как я и ожидал, было заперто, но я вынул бритву, легонько
стукнул костяной рукояткой, стекло и треснуло. Снизу доносилось озабоченное
сопенье моих друзей. Вынув кусок стекла, я просунул руку, отпер окно, и рама
как миленькая поехала вверх. Я осторожно, будто опускаясь в горячую ванну,
полез внутрь. А эти, как бараны, стоят, смотрят снизу, аж рты, бллин,
пооткры-вали.
Я оказался в темноте, ощетинившейся со всех сторон углами каких-то
шкафов, кроватей, тяжеленных табуреток, книг в коробах и книг россыпью. На
ощупь я стал пробираться к двери, из-под которой сквозь маленькую щелочку
виднелся свет. Дверь сделала "скрииииииип", а дальше был пыльный коридор и
опять всякие двери. Этакие хоромы пропадают - в том смысле, что столько
комнат и всего для одной старой вeшaики с ее кошкaми, пусть даже у котов и
кошeк разные спальни и отдельная столовая, где их по-королев" ски кормят
сметаной и рыбьими головами. Снизу уже доносился голос п+хсы, которая
повторяла: "Да. Да. Да. Верно. Верно... ", но это она, видимо, разговаривала
