брюхо, и мы оставили его в покое. На заплетающихся ногах он пошел прочь -
мы ему не очень-то" сильный fолтшок сделали, - только все охал, не
понимая, где он и что с ним, а мы похихикали тшуток и прошлись по его
карманам, пока Тем выплясывал вокруг с замызганным зонтиком, но в карманах
мы мало чего обнаружили. Нашли несколько старых писем, из которых некоторые,
написанные еще в шестидесятых, начинались с "милый мой дорогой" и. всякой
прочей дриaни, еще нашли связку ключей и старую пачкающуюся авторучку.
Старина Тем прервал свою пляску с зонтиком и, конечно же, не выдержал -
принялся читать одно из писем вслух, врод^е как чтобы показать всей пустой
улице, что он умеет читать. "Мой дорогой, - начал он своим писклявым
голосом, - пока тебя нет со мной, я буду все время о тебе думать, а ты не
забывай, пожалуйста, одевайся потеплее, когда выходишь из дому вечерами".
Тут он выдал грорнки такой смeх - "ух-ха-ха-ха" - и притворился, будто
вытирает этим письмом себе яму.
- Ну ладно, - сказал я. - Завязываем, бллин. В карманах брюк у стaр!
кaшки нашлось немного бaбок (денег, стало быть) - не больше трех хрустов,
так чтд всю его мeлотшевку мы раскидали по улице, потому что все это было
курам на смех по сравнению с той капустой, что распирала наши карманы. Потом
мы разломали зонтик, всем тряпкам и одежде устроили рaздрызг и разметали их
по ветру, бллин, и на том со старым кaшкои-учителем было покончено.
Конечно, я понимаю, то был вариант, так сказать, усеченный, но ведь и вечер
еще только начинался, так что никаких всяких там иззи-винни-ненний я ни у
кого за это не просил. "Молоко с ножами" к тому времени как раз начинало
чувствоваться, что называеця, будлe здрaстe.
На очереди стояло сделать смазку, то есть слегка разгрузиться от
капусты, тем самым, во-первых, обретя дополнительный стимул, чтобы триaхнутт
какую-нибудь лавочку, а во-вторых, купив себе заранее алиби, и мы пошли на
Эмис-авеню в пивную "Дюк-оф-Нью-Йорк", где не бывало дня, чтобы в закутке не
сидели бы три или четыре бaбуси, лaкafa помойное пиво на последние грошовые
остатки своих ГП (государственных пособий). Тут мы уже выступали этакими
пaи-мaллтшикaми, улыбались, делали благовоспитанный здрaстипг, xотя старые
вешалки все равно от страха были в отпаде, их узлова-. тые, перевитые венами
рукeры затряслись, расплескивая пиво из стаканов на пол.
- Оставьте нас в покое, ребятки, - сказала одна из них, вся такая
морщинистая, будто ей тысяча лет, - не трогайте бедных старух. - Но мы
только зубами блесь-блесь, расселись, позвонили в звонок и стали ждать,
когда придет официант. Он явился, нервно вытирая руки о грязный фартук, и мы
заказали себе четыре "ветерана", а "ветеран" - это в те времена был такой
коктейль очень модный из рома и шерри-бренди, а еще некоторые любили
добавить туда сок лайма-тогда это называлось "канадский вариант". А я и
говорю официанту:
- А ну-ка, обслужи бaбушeк по полной программе. Всем по двойному
виски и еще дай им чего-нибудь взять с собой. - Я вывалил из кармана на
стол весь свой запас дeнг, и трое моих друзей сделали то же самое - ох,
времена были1 В общем, появились на столе у реге-пуглых старых вешалок
стаканы с горючкой, а они сидят ни живы ни мертвый не знают, чего сказать.
Насилу одна из них выдавила: "Спасибо, ребятки", но по ним было видно:
смекнули уже, что тут дело нечисто. Ладно, выдали мы им, по бутылке
"Янк-Дженерал" - коньяка, значит, причем это уже с собой, а я еще дал дeнг,
чтобы им с утречка принесли на дом по дюжине пива, а они, дескать, пусть
только свои вониутшиje адреса рассыльному оставят. Потом на оставшуюся
капусту мы скупили в зaбeгaловкe все пироги, крекеры, бутерброды, чипсы и
шоколадки, и все это тоже для старых кочерыжек. Потом говорим: "стшиaс
вернемся", и под бормотанье старых куриц - мол, спасибо, ребятки, дай Бог
вам здоповья, мальчики - мы уже пошли на выход без единого цента дeнг в
карманах.
- Ну и ну, прям что в самом деле какие-то мы добeры, - сказал Пит.
Причем явно наш темный Тем ни в зуб ногой не вjeзжajeт, но он помалкивал,
чтобы мы не назвали его лишний раз глупым и бeзмозгиым. Ну и пошли мы тут же
за угол на Эттли-авеню, там в тот час еще работала лавка, где продавали
сласти и цыгaрки, Мы сюда уже месяца три как не заходили, на улице было
тихо, пустынно - ни милисентов с автоматами, ни всяких там патрулей
ополчения, которые в те дни все больше по ту сторону реки сшивались. Надели
мы маски - тогда это было новшество, чудненькие такие, в самом деле
бaлдежно сделаны в виде лиц всяких исторических персонажей (когда
покупаешь, тебе в магазине сразу и фамилию его говорят), так что я был
Дизраэли, Пит был Элвис Пресли, Джорджик был Генрих виии, а Тем был поэт по
имени П. Б., Шелли; маски были просто отпaд: волосы и всякое такое, и еще
специальная пластмассовая штучка приделана - дернешь, и вся fигниa тут же
скатываеця трубочкой, чтобы, когда дело сделано, спрятать в сапог; в общем,
надели и втроем вошли. Пит остался снаружи па стремe - не то чтобы это так
уж нужно было, просто на всякий ро-жaрни. Очутившись в лавке, мы тут же
бросились к Слаузу - он там хозяином был, толстый такой кaшкa с пивным
брюхом, который сразу все пони и кинулся к себе в контору, где у него был
телефон, а может даже и хорошо смазанная шестизарядная пушкa. Тем лихо
перемахнул прилавок, взметнув ворох пачек с куревом, которые с треском
ударили в большой плакат, на кото-'ром какая-то кисa демонстрировала
покупателям зубы и груди для рекламы очередной марки мaхры. Все, что можно
было видeтт потом, это единый ком, в который сплелись старина Тем и Слауз,
покатившиеся за штору в подсобку. Потом можно было только слышaтт хрипы и
удары за шторой, грохот падения каких-то вeстшeи, ругань,, а потом звон
стекол: дзынь-ля-ля1 Мамаша Слауз, жена хозяина, так и замерла, словно
примерзла к полу за прилавком. Ясно, что, дай ей волю, она сразу подымет
критш - убивают, мол, и тому подобный кaл, поэтому я скоренько заскочил за
прилавок, сгрaбaстaл ее и тоже смял в ком, ощутив в ноздрях вонн ее
парфюмерии, а под руками ее трясущиеся обвислые груди. Я зажал ей рот своей
грaблeи, чтобы она не бaзлaлa на весь белый свет о том, что ее грабят и
убивают, но эта подлая сwнкa так укусила меня за ладонь, что я сам испу-
стил дикий критш, а потом уже и она завопила на всю вселенную, призывая
ментов, то есть милисентов. В общем, пришлось выдать ей толтшок гирей от
весов, а потом поработать над ней ломиком, которым они ящики распечатывали,
и тут уж она как миленькая заплясала под красным флагом. Поваляли мы ее по
полу, шмотки, конечно, на ней врaздрызг, но это уж так, длиa бaлды - и
слeгонцa попинали говподaвaми, чтобы прекратила свой критш. А когда я
увидел, как она лежит, выкатив наружу груди, я еще подумал, может, заняться,
но нет, это у нас было намечено на потом. Взяли мы кассу-очень, кстати,
неплохо приподниaлисс- и с несколькими блоками лучших цыгaрок, бллин,
свaлили.
- Ну и тяжелый же хряк-то он оказался., - все повторял Тем.
Вид Тема мне не понравился: грязный какой-то, взъерошенный, явно после
драки, что, конечно, верно, однако истина истиной, а вид будь любезен иметь
подобающий. Галстук такой, будто по нему ногами ходили, маска съехала,
мордeр в пыли, и мы втащили Тема.. в переулок, где, послюнив платки, ишуток
его подправили, убрали кое-какую гриaзз. Чего не сделаешь ради дружбы! Назад
в пивную "Дюк-оф-Нью-Йорк" мы возвратились очень скоро, я по часам проверил:
нас не было каких-нибудь минут десять. Престарелые бaбушки все еще сидели,
попивая пиво и виски, которое мы им поставили, и я сказал: "Привет, девчата,
как житуха? " Они опять за свое: "Спасибо, ребятки, дай Бог вам здоровья,
мальчики", а мы позвонили "в колокол, пришел на сей раз другой официант, и
мы заказали пива с ромом - ужасно пить, бллин, захотелось; поставили
выпивку и старым вешалкам - на их выбор. Потом я сказал бaбушкaрн: "Мы
ведь никуда оцюда не выходили, правда же? Все время здесь были, верно? " До
них все мгновенно доше, отвечают:
- Все верно, ребята. Ни на минуту с глаз не отлучались, как Бог свят.
Благослови вас Господь, мальчики. - И снова за стаканы взялись.
Впрочем, это вряд ли было так уж важно. Прошло не меньше получаса,
прежде чем менты начали проявлять признаки жизни, да" и то пришли всего лишь
каких-то два молоденьких мусора, все такие розовенькие под шиeмaми. Один
говорит:
- Эй вы, кодла, вы что-нибудь знаете про то, что случилось только что
в лавке Слауза?
- Мы? - невинным тоном спрашиваю я. - А что там такое случилось?
- Грабеж, избиение. Двое госпитализированы. А ваша кодла где была
нынче вечером?
- Нечего со мной. таким тоном разговаривать, - отвечаю. - Я на эти
ваши подколки плевать хотел. Мне, бллин, вообще не нравиця ваша манера
общения.
- Эти ребята все время здесь были, - вступились за нас старые
вeшaики. -- Дай Бог им здоровья, уж такие парнишки чудные, такие добрые,
щедрые! Они все время здесь были, ни на минуту не отлучались. Уж мыто видели
бы, если что не так.
- Мы просто спросили, - примирительно отозвался молоденький мент. -
Работа унас такая, что ж поделаешь. - Однако, уходя, он окинул нас довольно
мрачным и подозрительным взглядом. Мы проводили их громким, исполненным на
губах, салютом: пыр-дыр-дыр-дыр! Но лично сам я находил события той ночи, да
и предыдущих тоже, слегка разочаровывающими. Толком даже и подраться не с
кем. Все просто, как поцелуй в яму. Впрочем, вечер был весь еще впереди.
2
Выходя из пивной "Дюк-оф-Нью-Йорк", мы сквозь ее широкую витрину
зaсeкли старого хроникa, в смысле пьяницу, распевавшего поганые песни своих
поганых предков, а в промежутках икавшего и рыгавшего так, будто у него в
прогнивших вонючих кишках целый поганый оркестр. Если есть вeстш, которую я
не выношу, так это именно такое поведение. Ну не могу я смотреть, когда
мужик грязный, качаеця, рыгает пьяным своим выхлопом, сколько бы ему лет
ни было, однако в особенности когда он такая старая обрaзинa, как этот. Он
стоял, будто влипнув в стену, в жутком. и изгвазданном виде - штаны мятые,
на них гриaзз, кaт и Бог знает что еще. Пришлось за него взяться, пару раз
хорошенько врeзaтт, но все равно он продолжал горланить. Песня была такая:
Будем вместе мы, моя милая, хоть ушла ты далеко* Но когда Тем сделал
ему несколько раз тол+шок кулаком по поганым его зуббям, пьяница петь
перестал и заголосил; "Давайте, кончайте меня, трусливые выродки, все равно
я не хочу жить, не хочу я жить в таком подлом сволочном мире! " Я велел Тему
слегка тормознутциa, потому что иногда мне интересно бывало послушать, что
эти старые хaныги имеют сказать насчет жизни и устройства мира. Я сказал:
"О! А отчего это мир, по-твоему, такой уж подлый? "
Он выкрикнул: "Это подлый мир, потому что в нем позволяеця юнцам вроде
вас на стариков нападать, и никакого уже ни закона не осталось, ни порядка".
Он орал во всю-мочь, в тбкт словам размахивал рукeрaми, однако кишки его
продолжали изрыгать все те же блыр-длыр, словно у него внутри что-то
крутиця или будто сидит в нем какой-то настырный и грубый мужик, который
нарочно его зaглушajeт, и стaр! кaшкe приходиця воевать с ним кулаками,
продолжая орать: "В этом мире для старого человека нет места, а вас я не
боюсь вовсе, потому что я так пьян, что бейте сколько хотите-. все равно я
боли не почувствую, а убьете, так только рад буду сдохнуть! " Мы похмыкали,
похихикали, по ничего ему не отвечали, в он продолжал: "Что это за мир
