спуститься по лестнице, как я уже крепко спал, прямо под звуки
сталкивающихся и переплетающихся призывов к Радости, Радости, Радости...
Проснулся я, однако, несколько поздновато (на моих часах было около
полвосьмого), что, с моей стороны, было, как оказалось, не слишком умно.
Дело в том, что в этом сволоfшном мире все идет в счет. Надо учитывать, что
всегда одно цепляеця и тянет за собой другое. Так-так-так-так.
Проигрыватель уже не пел ни о Радости, ни о том, чтобы обнялись миллены, а
это значило, что какой-то вeто нажал на "выкл. ", и скорее всего то был па
или ма - родители уже вернулись с работы, судя по доносящемуся из столовой
позвяки-ванию посуды и причмокиванию, с которым они тянули горячий чай из
чашек: усталый обед двух трудиaс^шихсиa после рабочего дня у одного на
фабрике, у другой в магазине. Бедные кaшки. Жалкая старость. Я надел халат
и, прикинувшись смиренным тшaдом, выглянул со словами:
- Привет-привет-привет! Вот, отдохнул хорошенько, м все прошло. Готов
теперь вечерок поработать - надо ведь и зарабатывать хоть чуть-чуть! -
Дело в том, что, по их сведениям, именно этим я вечерами последнее время
занимался. - Ням-ням, мамочка. хочу ням-ням. - На столе был какой-то
стылыи пудинг, который она разморозила, подогрела, и в результате он не
слишком-то аппетитно выглядел, но ничего не поделаешь. Отец не очень
радостно и как-то даже подозрительно посмотрел на меня, но ничего не сказал,
зная, что связываться не следует, а мать чуть озарилась подобием усталой
улыбки типа "сыночек, дитятко мое, крови-ночка! ". Я зарулил в ванную,
наскоро принял душ - я и в самом деле чувствовал себя липким и грязным, -
потом вернулся в свою бeрлогу переодеться в вечернее. Потом, сияющий,
причесанный, чистый и блистающий, сел пообедать ломтиком пудинга. Заговорил
рарара:
- Пойми меня правильно, сын, я не хочу лезть в твои дела, но хотелось
бы знать, где именно ты вечерами работаешь?
- Ну, в общем-то, - с набитым ртом прочавкал я, - по мелочам, на
подхвате. То там, то здесь, где придеця. - Я бросил на него резкий
ядовитыи взгляд, как бы говоря: не лезь ко мне, и я к тебе не полезу. - Я
ведь денег у вас не прошу, правда же? Ни на развлечения, ни на тряпки,
верно? Ну так и чего же ты тогда спрашиваешь?
Отец смущенно похмыкал, покашлял и говорит: - Ты прости меня, сын, но
иногда я за тебя беспокоюсь. Сны всякие сняця. Ты, конечно, можешь сколько
хочешь смеяться, но, бывает, такое присниця! Вот и вчера тоже видел тебя во
сне, и совсем мне тот сон не понравился.
- Да ну? - Мне даже интересно стало, что же он такое про меня увидел.
Мне тоже что-то вроде бы снилось, но я никак не мог вспомнить, что именно.
- Расскажи.
- Причем так явственно! - начал отец. - Вижу, ты лежишь на мостовой,
избитый другими мальчишками. Ну, вроде тех, с которыми ты хороводился, перед
тем как последний раз попасть в исправительную школу.
- Да ну? - Внутренне я посмеивался над незадачливым своим пaпaпои,
который верил или думал, что верит, будто я там действительно исправился. И
тут я вспомнил свой собственный сон, который мне как раз в то утро
приснился, - где был Джорджик, который по-генеральски распоряжался, и Тем
со своей беззубой ухмылкой и обжигающим хлыстом. Однако сны, как мне
когда-то говорили, сбываюця с точностью до наоборот. - Отец, отец, не
изволь беспокоиться за единственного своего сына и наследника, - сказал я.
- Оставь пустые страхи. Он сможет сам за себя постоять, и с большим
успехом.
- И еще, - продолжал отец, - мне виделось, будто ты весь в крови,
обессилел и не можешь им сопротивляться. - Вот уж действительно все
наоборот; я снова не мог внутренне не усмехнуться, а потом я вынул весь свой
дeнг из карманов и хлопнул его на скатерть.
- Вот, папа; здесь немного, конечно. Это все, что я заработал вчера
вечером. Но, может быть, этого хватит, чтобы вы с мамой сходили куда-нибудь,
посидели, выпили по рюмочке хорошего виски.
- Спасибо, сын, - ответил он. - Мы редко теперь куда-либо ходим. Да
ведь и опасно стало - на улицах сам знаешь, что твориця. Всякие малолетние
хулиганы и так далее. Все же спасибо. Завтра я куплю на них бутылочку, и мы
с мамой посидим дома. - С этими словами он сгреб мои нeтрудовыje бaбки и
сунул их в карман брюк, а мать пошла на кухню мыть посуду. И я ушел, со всех
сторон обласканный улыбками.
Дойдя до нижней лестничной площадки, я, прямо скажем, удивился.
Удивился - это даже не то слово. Застыл, можно сказать, с открытым ротом.
Меня, понимаете ли, пришли встречать. Стояли на фоне всех этих искaриaбaнных
стенных росписей, которым полагалось воплощать величие подвига во имя
трудовой славы, увековечивать его в виде голых ыeков и кис, сурово приникших
к рычагам индустрии, изрыгая при этом скабрезности, пририсованные к их ро^aм
хулиганистыми мальчишками. У Тема в руке был тюбик черной масляной краски, и
он как раз обводил очередное ругательство большим овалом, как всегда
одновременно похохатывая - ух-ха-ха-ха. Но когда Пит и Джорджик со мной
поздоровались, вовсю щеголяя ощеренными в дружеских улыбках зуббями, он
завопил во всю глотку: "Наконец-то, их величество прибыли, ур-ра! " и сделал
что-то не вполне понятное на манер салюта с прищелкиванием каблуками.
- Мы беспокоились, - сказал Джорджик. - Сидим-сидим, пьем fшертово
молоко с ножами, а потом думаем, вдруг на тебя нападут или еще чего-нибудь,
вот и пришли на подмогу. Как, Пит, я правильно излагаю?
- Верно, верно, - ухмыльнулся Пит. - Иззи-винни-нитте, - осторожно
проговорил я. -
У меня немножко тыквa разболелась, пришлось это дело зaспaтт. А
родители не разбудили меня, когда я им велел. Что ж, мы собрались тем не
менее и вместе возьмем то, что нам предложит старушка нотш... н-да. - Я
поймал себя на том, что подхватил это дурацкое лишнее "н-да" у П. Р.
Дельтоида, моего наставника по перевоспитанию. Очень странно.
- Насчет тыквы - сочувствую, - сказал Джорджик как-то даже чересчур
участливо. - Много думаешь, не иначе. Приказы, дисциплина, то, се... Но она
прошла, ты уверен? Уверен, что тебе не захочеця снова пойти прилечь? - И
все они эдак подленько зaостшe-риaлисс.
- Постой, - проговорил я. - Давай-ка проясним обстановку. Этот
сарказм, если я правильно понял вашу интонацию, не идет вам, о дружина и
братие. Возможно, вы устроили маленький такой сговоритинг за моей спиной,
потешились на славу, отпуская шуточки и тому подобный кaл. Однако в качестве
вашего друга и предводителя я, видимо, имею все-таки право знать, что
происходит, или как? Ну-ка, давай, Тем, выкладывай, что означает эта твоя
дурацкая обезьянья ухмылка? - Я это не случайно по Тему проехался - он как
раз стоял с открытым ротом и вид являл совершенно Ье-злимни. Тут внезапно
встрял Джорджик:
- Ладно, Тема больше не задираем, приятель. Это теперь у нас будет
такой новый курс.
- Новый курс? - удивился я. - Что еще такое за новый курс? Я смотрю,
вы успели основательно все обсудить за моей сонной спиной. Ну-ка, давайте
подробнее! - С этими словами я скрестил рукeры на груди и поудобнее
прислонился к изломанному поручню лестницы, все еще стоя тремя ступеньками
выше этих моих так называемых друзей.
- Не обижайся, Алекс, - сказал Пит, - но мы хотим, чтобы и у нас
была кое-какая демократия. А не так, чтобы ты все время говорил, что делать
и чего не делать. Но ты не обижайся. Джорджик поддержал ^его:
- Обиды тут вообще никакой быть не может. Все дело в том, у кого есть
идеи, а у кого их нет. Что он нам всю дорогу предлагал? - И Джорджик очень
прямо взглянул мне в лицо храбрыми своими глaззями. - Мелочевку, ерунду
всякую, вроде как прошлой ночью. Но мы-то растем!
- Так, дальше, - процедил я, не двинувшись. - Слушаю, слушаю.
- Что ж, - продолжал Джорджик. - хочешь выслушать до конца -
слушай. Мы, понимаешь ли, по задворкам ходим, трясем мелкие лавчонки, а в
результате мелочью в карманах звякаем. При том что в кафе "Масклмэн" есть
такой Билл Англичанин, и вот он говорит, что способен нaрисовaтт нам такой
крaстинг, о котором каждый мaллтшик только мечтать может. Настоящее дело
может оформить - бриулики, - говорил Джорджик, не сводя с меня взгляда
холодных глаз. - Это пахнет большими, очень большими деньгами - вот что
говорит Билл Англичанин.
- Так, - протянул я небрежно, хотя и дико рaздрaж внутри. - С каких
это пор ты снюхался с Биллом Англичанином?
- Знаешь, - отвецтвовал Джорджик, - я ведь, бывает, и сам по себе
туда-сюда похаживаю. Ну вот хоть в прошлый шaббaт. Могу я иметь какую-то
личную жизнн, нет?
На его личную жизнь мне было нaтш хaх, это уж точно.
- А что, интересно, ты делать-то будешь с этими большими-пребольшими
бaбкaми, или деньгами, как ты их столь почтительно именуешь? Тебе что, не
хватает чего-нибудь? Нужна тaтшкa - срываешь ее прямо с дерева. Нужен кайф
- его тоже ловиш. Да или нет? Чего это тебе вдруг так захотелось стать
жирным капиталистом?
- А-а, - махнул рукой Джорджик, - ты иногда думаешь и говоришь, как
маленький ребенок. - Тут Тем снова заухал филином - "ух-ха-ха-ха! " -
Сегодня, - заявил Джорджик, - сделаем взрослый крaстинг.
Стало быть, сон был все-таки в руку. Джорджик стал генералом, говорит,
что делать и чего не делать, а Тем, этот ухмыляющийся безмозглый бульдог,
того и гляди вытащит хлыст. Однако я разыграл свою роль как по нотам, очень
осторожно разыграл, улыбчивый, со всем согласный:
- Ладно. тшуднeннко. Кто долго ждет своего часа, тот дождеця. Я
многому научил вас, други мои. Но, может, ты хоть посвятишь меня в свои
планы, Джорджик?
- Ну, - с хитрецой ухмыльнулся Джорджик, - что ж планы... любимое
молоко-плюс - видимо, так, а?
Надо сперва взбодриться, всем надо, а тебе особенн< у тебя сегодня
трудный день.
- Ты прямо будто мои мысли читаешь! - Я изо( разил улыбку. - Как раз
хотел предложить наведат" ся в добрую старую "корову". Чудно-чудно-чудно. Н]
веди нас, Джорджик! - И я выдал ему вроде ка низкий поклон, улыбаясь, как
бeзумни, но при это< лихорадочно соображая. Однако, когда мы вышли н улицу,
я понял: думает глупи, a умни действует по озг рению, как Вод на душу
положит. И снова мне помогл прекрасная музыка. Мимо проехала машина, в не
работало раде, до меня донесся всего лишь такт ил; полтора, но то был
Людвиг ван (Скрипичный концер1 заключительная часть, и я сразу понял, что от
мен: требуеця. хриплым голосом говорю: "Ну, Джорджик давай! " и выхватываю
свою бритву. Джорджик от не ожиданности как-то так ухнул, но очень даже
быстрень ко - ш. шшасть! - выщелкнул из рукояти клинок по жa, и мы
кинулись друг на друга. Старина Тем говорит "Ну нет, так дело не пойдет", и
начал отматывать с та лип цeпп, но Пит удержал его, схва. гив за руку:
"Остав" их. Так надо". В результате Джорджик и ваш покорны" слуга, как коты,
заходили друг возле друга, выжида) мгновенье, когда противник откроjeциa,
причем обе друг друга назубок знали, слишком даже хорошс знали; Джорджик
время от времени шасть-шасть сверкающим своим клинком, но все впустую. То и
деле мимо шли люди, видели все это, но не совались - надс полагать, такого
рода зрелища им давно примелькались. Потом я сказал себе: "Раз, два, три! "
и бросился хак-хак-хак бритвой, - правда, не в лицо и не по глa-ззям, а
нацеливаясь на руку, в которой у Джорджика был нож, и он его, бллин, все же
выронил. Да, бллин. Выронил, и нож дзынь-блям на зимний звонкий тротуар. Я
