эволюции тех или иных признаков, например, увеличения размеров тела, длины
зубов и т. д. Эта тенденция может достигнуть некоторой крайней точки, где
процесс приобретает для вида опасный характер. Это обусловливает поворот
эволюции в обратную, прямо противоположную сторону, что в истории вида
может иметь место несколько раз. К. порождает возможность создания
нежизнеспособных социальных отношений, т. е. кардинального нарушения
социокультурного закона, разрушительного для общества и самих их
сторонников, для самих идеалов, Коллективизация, например, оказалась
гибельной для крестьянина не только в результате инверсионной ловушки, но и
того, что была дополнена попыткой добиться К., оказавшейся в конечном итоге
утопической, породившей социальноэкономические химеры, псевдоэкономику,
отчуждение, разрушительные не только для крестьян, но и для всего общества.
Стремление к К. в решении охватывает самые разные сферы жизни. Например, от
работников милиции требуют полного уничтожения преступности, от врачей -
отсутствия смертности в больницах, от учителей - отсутствия неуспевающих.
Никто не имеет права на ошибку, опечатку. К. является не только
восстановление крепостничества, но и рабства в период господства
сталинизма. Одной из наиболее опасных для общества форм К. является
стремление вернуться к "естественному", биологическому фетишизму, т. е.
попытки подменить культуру биологическими функциями. К. выражается в том,
что "живем от подвига к подвигу ....каждый второй подвиг - ликвидирует
последствия первого" (Мишин М. - Лит. газ. - 1989).
Всякая К. опасна, так как она всегда - результат культурной тенденции,
потерявшей меру, результат абстрактности.
КРЕПОСТНИЧЕСТВО - специфическая форма отношений в обществе, возникающая
как результат экстраполяции определенных сторон отношений, сложившихся в
древних локальных сообществах, на большое общество, на государство. Эти
стороны связаны с растворением индивида в целом, Я в Мы, части в целом, с
жестким контролем над личностью. "Основанием крепостного права служил
начальный тип великорусского общественного быта - дом и двор" (Кавелин К.
Наш умственный строй М., 1989. С. 213). "Крепостническая несвобода крестьян
увековечивалась почти безысходной принадлежностью к своему сельскому
сословию и сельскому обществу" (Рындзюнский П.Г. 1978. С. 96). В
государстве эти аспекты древних сообществ носят характер элементов обычного
права, служат культурным основанием для прикрепления людей к функции,
например к службе; к другим людям, например крестьян - к служилым людям,
работника к собственности, например к крепостной мануфактуре и т. д. К в
период своего расцвета распространилась на всех, включая правящую элиту. К.
возможно при низком уровне медиации, при таком уровне наработанной
срединной культуры, который оказывается не в состоянии корректировать
экстраполяцию древних миров на современность в соответствии с учетом ее
специфики. Высокий уровень медиации на Западе не позволял непосредственно
экстраполировать архаичные отношения на все общество.
Закрепощение "жидкого элемента" означало прежде всего создание порядка на
понятной и приемлемой для большинства основе. Закрепощение опиралось на
потребность живущего мифологическими представлениями человека в
партиципации, приобщению, особенно в неблагоприятных условиях, к внешней
силе, чтобы избежать отпадения от тотема. К разным группам истолковывалось
по-разному. Дворянство стремилось истолковывать его по образцу холопства.
Государство тяготело к истолкованию взаимоотношения крестьян и
землевладельцев как звена отношений крестьян и государства. Крестьяне
признавали правомерность зависимости от царя, а следовательно и от его
слуг, но отрицали правомерность вмешательства начальства, т. е.
тех же слуг, в традиционный уклад жизни (Двойственное отношение народа к
власти). К. вступало в противоречия с потребностью в развитии, в росте
личностного самосознания, инициативам в
условиях изменившихся требований. Однако его административная отмена в 1861
году не изменила и не могла принципиально изменить отношения крестьян на
локальном уровне, но поставила их лицом к лицу с большим обществом, с
государством, с начальством, с частью населения, склонной к инициативе, к
индустриальной трудовой деятельности. Крестьяне лишились при этом
сложившихся форм патриархальной социальной защиты, что в свою очередь
привело вскоре к мощному росту в стране общинных отношений. Это усилило
социальную базу К. В конечном итоге произошел возврат в совершенно
неслыханных формах, сопровождаемый массовым террором, т. е. имела место
крайность в принятии решений сначала в относительно умеренных формах - на
втором этапе (военный коммунизм), а затем в формах тоталитаризма - на
четвертом этапе (сталинизм). 4/5 всего хозяйства покоилось на
внеэкономическом принуждении (10-15 млн. заключенных и 35 млн.
прикрепленных к земле крестьян (Шмелев Н., Попов В. На переломе:
экономическая перестройка в СССР. М., 1989. С. 88-89).
Однако это состояние в конечном итоге вступило в противоречие с ростом
утилитаризма, с разнообразием потребностей и инициативой, что вновь вызвало
отступление К. Процесс затронул все слои общества. Тем не менее на пути
личной инициативы лежат серьезные ограничения. Важнейшим из них является
господство отношений, основанных на жестких традиционных связях, слабо
смягчаемых рынком, на привязанности к источникам дефицита. К. ослабляется
постоянным нажимом органических элементов экономики, урбанизации,
разнообразия и т. д., тем, что псевдоэкономика нуждается в скрытой
экономике. Однако многие важнейшие параметры еще не вышли за рамки К. Это
прежде всего всевозможные ограничения для перемены места жительства и
работы, выезда за границу, экономическая зависимость личности от
государства, административное манипулирование людьми, например, постоянное
использование властью огромных масс людей на различного рода работах,
например, редакция газеты должна построить жилой дом в колхозе, включая
хозпостройки, работники прокультуры занимаются надоями, проверкой качества
разгрузки вагонов и цистерн (Правда. 1988. 19 сент.) и т. д. Все это
вытекает из принципа шаха, перерастающего в мат, из возможности
административно заставить любого работника выполнять любую работу, т. е.
превращение работника в потенциального поденщика. Необходимость развития
экономики, гражданского общества - фактор дальнейшего ослабления К. Однако
нельзя закрывать глаза на то, что движение в этом направлении может усилить
дискомфортное состояние, что способно в третьем глобальном периоде вызвать
антимедиацию, новое стремление к К., партиципацию к тотему - первому лицу.
"Люди за свою историю не раз боролись за свое порабощение с такой энергией
и страстью, с которой позволительно бороться только за свободу" (Г.
Бакланов.
XIX Всесоюзная конференция КПСС. 1988). Симптомы этого процесса можно
видеть в стремлении предприятий избежать работы на рынок и сохранить
административный госзаказ, стремление девушки из Бухары стать "рабыней"
своего будущего мужа (Комсомольская правда. 1988. 9 сент.), повсеместное
стремление искать разных тотемов, которые взяли бы ответственность на себя.
Мощным фактором сохранения К. является массовое стремление сохранить
порядок "справедливого распределения", поддерживать институты, которые
способны "всех равнять". К. не исчезнет, как оно не исчезло в 1861 году, в
результате административных актов, так как его корни лежат в конечном итоге
в древней культуре локальных сообществ, доживших до большого общества,
государства без глубоких ментальных изменений. К. можно преодолеть не
законом, но массовым вовлечением людей в торговлю, частную инициативу,
увеличением слоя работников, склонных много работать и много зарабатывать,
тяготеющих к личному самовыражению и росту ответственности за большое
общество.
КРИВАЯ ДЕФИЦИТА - распределение дефицита по потребителям в соответствии с
некоторой шкалой престижа получателей, устанавливаемой держателем дефицита.
В случае, если количество дефицита меняется, то изменяется не доля,
получаемая каждым потребителем пропорционально прежнему распределению, а
заново определяется К. д. Практически это означает, что в случае уменьшения
дефицита часть потребителей может получить его в прежнем объеме, а часть -
полностью потерять. Это объясняется тем, что дефицит распределяется в
соответствии со стремлением держателя дефицита поддерживать свою монополию
на дефицит, максимально подчиняя этой задаче распределение имеющегося
объема дефицита. Причем как снижение количества дефицита ниже определенного
уровня, так и его превышение выше некоторой величины угрожает самой системе
монополии на дефицит. В масштабе общества распределение дефицита высшей
властью является элементом решения медиационной задачи.
К. д. вступает в противоречие как с традиционным уравнительным
распределением, так и с так называемым распределением по труду. Это
стимулирует дискомфортное состояние как со стороны слоев, тяготеющих к
уравнительности, так и ориентированных на рыночные отношения.
КРИТИКА ИСТОРИИ - форма рефлективной деятельности, совместно с инерцией
истории составляет дуальную оппозицию, полюса которой находятся в
соотношении амбивалентности. К. и. направлена на пересмотр целей
человеческого развития, условий его протекания, на изменение представлений
о комфортном и дискомфортном состоянии.
К. и. не может быть сведена к критике личности, например того или иного
вождя, учреждения, бюрократии и т. д., но в конечном итоге нацелена на
движущие силы исторического процесса, т. е. на массовую деятельность,
соответствующую ей культуру, уровень и масштабы человеческого творчества,
рефлексии. К. и. порождается страхом, сожалением, стыдом и надеждами в
связи с содеянным нами, нашими отцами, далекими предками в связи с
неудовлетворительной способностью человека отвечать на вызов истории. К. и.
позволяет возвыситься над цепью исторических событий и, следовательно,
возвысить саму историю, ее гуманистическом содержание, преодолеть инерцию
истории, углубить историческую необходимость, сделать человека более
достойным, соответствующим более высоким целям и ценностям. Сами результаты
К. и. не могут быть навязаны историей извне, но являются элементом самой
истории, ее внутреннего диалога, механизмом ее возвышения, преодоления
ограниченности. К. и. носит теоретический характер, углубляет понимание
движущих сил человеческой истории. Но К. и. носит и практический характер,
как критика действием, деятельностью людей, возвысившейся до качественно
нового уровня, путь к которому уже проложен теоретической критикой.
Потребность в К. и. возрастает в процессе роста сложности исторического
процесса, роста масштабов изменений. К. и. возникает в результате
постоянного возникновения социокультурных противоречий, что требует
постоянного их преодоления, в конечном итоге совершенствования самой
способности это делать, развития более высокой культуры, более совершенных
социальных отношений, более совершенной способности принимать решения. В
этой связи возникает проблема меры К. и., соответствующей уровню самой
истории, соразмеримости К. и. с практическими способностями реально
воплощать результаты этой критики.
Нарушение этой меры как в ту, так и в другую сторону приводит к росту
дезорганизации, возможно к катастрофе. Повышение К. и. определенной
группой, например, либеральной партией над уровнем массовой способностью в
этой области грозит опасностью разоблачения тайны, общим замешательством,
активизацией архаичных сил. Снижение К. и. ниже сложности подлежащих
разрешению значимых проблем приводит к росту дезорганизации общества в
связи с потерей органичности, ростом конфликтов, рассогласований, раскола.
Оба эти отклонения могут существовать одновременно. В традиционном обществе
мера этой критики тяготеет к неизменности, всякое ее значимое изменение
вызывает дискомфортное состояние. В либеральной цивилизации эта мера
