является война, которая может быть признана в той или иной (суб) культуре
как желательная. Однако возможен и иной выход из К., т.е. переход к
компромиссу. Переход к либеральной цивилизации с ее принципами плюрализма и
диалога не уничтожает сами К., но подчиняет их медиационной логике
(Медиация), что характеризуется постоянным, все более последовательным
стремлением перевести К. в сферу культуры, рассматривать насилие как
анахронизм, превращая диалог, спор в комфортную форму жизни.
В обществе промежуточной цивилизации, отягощенном расколом, в разные
периоды господствуют разные подходы к К. В одним случаях (на этапе крайнего
авторитаризма) преобладали попытки его рассмотрения как обычного состояния
любого значимого социального процесса. Любой К. рассматривался как
проявление классовой борьбы. На этапе господства позднего умеренного
авторитаризма (шестой этап) преобладает представление о перемещении К. в
сферу отношения с другими странами и народами, тогда как во внутренних
отношениях К. потерял свою остроту. В условиях господства
соборно-либерального идеала преобладает стремление отказаться от
рассмотрения социальной деятельности как бесконечной драки за блага. Тем не
менее это не мешает различным манихейски настроенным группам истолковать
реальность через всеобщий К. с мировым злом, выступающим в разнообразных
формах, например в форме внешних врагов, втянувших нас в разорительную
гонку вооружений, разлагающих нас, заражающих СПИДом и т. д. Для
либерального нравственного идеала характерно рассмотрение К. как стимула и
элемента диалога.
КОРРУПЦИЯ. а) В культуре, склонной к манихейству, расценивается как
проявление мирового зла, развращающей силы денег, утилитаризма, буржуазных
стремлений превратить эксплуатируемого человека, его живую кровь в средство
накопления мертвого богатства; как орудие врагов и одновременно как
проявление слабости человеческой природы, попустительства и скрытой
античеловеческой сути начальства. Против К.
часто предлагается применение самых крайних и беспощадных средств,
включая расстрелы без суда и следствия, периодическую экспроприацию,
внесудебное насилие, предлагается действовать в соответствии с лозунгом
"грабь награбленное". Тем самым представление о К. формируется по
манихейской схеме и служит элементом как авторитарного идеала (только
беспощадная сильная власть, не считающаяся с либеральным слюнтяйством,
способна подавить К. без остатка), так и элементами локализма, вечевого
идеала (все они кровопийцы и сволочи, поэтому и мы вынуждены теперь тянуть
одеяло на себя. "С волками жить - по-волчьи выть").
б) К. - отход чиновника от идеала служения государственности во имя
локальных, групповых, личных утилитарных ценностей, переходящий в мафиозную
деятельность, где служение государственности превращается в средство
грабежа, а государство рассматривается как особый локальный мир,
противостоящий другим локальным мирам.
К. одновременно порождается как локализмом, так и авторитаризмом, что
свидетельствует о том, что в ее основе лежит более общая причина, т. е.
древнейший вечевой (догосударственный) идеал с его рассмотрением мира как в
основном сферы враждебных сил. Локализм в большом обществе, его
представления о справедливости превращаются в справедливость мафиозного
типа, близкую к представлениям о справедливости, присущ системе монополии
на дефицит.
К. - не только результат старой традиции "кормления от дел", но прежде
всего синкретической неотделенности, слияния власти и людей власти, т. е.
господства власти над законом, (Принцип шаха, перерастающего в мат),
отсутствия развитых элементов гражданского общества с его ответственностью,
разделением властей и подчинением власти закону.
Непосредственно К. вытекает из господства внеэкономических отношений, из
системы господства монополии на дефицит, где владение, распоряжение
ресурсами находится в руках монополии производителей и слитой с ней
бюрократической системы распределения. При этом контроль в обществе
осуществляется в основном самой бюрократией, которая одновременно
распределяет дефицит. К. стимулируется существующими во многих районах
страны племенными отношениями, трибализмом, а также местничеством и
ведомственностью в их крайних формах. К. выступает как средство перестройки
каналов движения дефицита. Напряжение локализма создает для этого особенно
благоприятные условия.
Реальная борьба с К. возможна лишь на основе роста ответственности
личности, культурной интеграции большого общества, на основе углубления
всеобщего, ослабления дезинтеграции. Опасности роста последствий К. для
советского общества возможно больше, чем в любой другой стране, так как
усиление К. может совпадать с усилением локализма. Это в конечном итоге
глубоко подрывает, дезорганизует интеграцию общества. Для развития К.
существует благоприятные условия, которые могут породить беспрецедентную
опасность в национальных масштабах.
Само понятие К. скрывает сложный комплекс разнородных проблем,
игнорирование которых для общества крайне опасно. Если борьба с К.
перерастает в борьбу против монополий на дефицит, то тем самым она
разрушает важный механизм организации существующего общества. Развитие
экономики и поддержание ее подчас скрытого существования происходит иногда
через К. Вырастая из системы дефицита, К. одновременно может служить
элементом скрытого механизма, приводящего в жизнь экономическую
(псевдоэкономическую) систему. Практически без нарушений невозможна в
стране никакая полезная деятельность. Поэтому оказывается крайне трудно
провести границу, которая позволила бы, уничтожая гидру К., сохранить
функциональные системы общества. В противном случае борьба с К. может
привести к вытеснению одной формы дезорганизации и усилению другой, ибо
административное подавление системы монополии на дефицит без
соответствующего развития рынка лишь усилит общую дезинтеграцию.
В условиях монополии на дефицит, когда хищения стали нормой, само
понимание К. является весьма неопределенным. В разряд К. попадает также
частная инициатива, "нетрудовые доходы", т. е. возникающие новые
социокультурные мутации, которые открывают для общества, погружающегося в
хаос дезинтеграции, новые позитивные возможности. Тем самым вместе с
жуликами и ворами под жернова борьбы с К. попадают живые силы общества,
талантливые организаторы, менеджеры.
Как форма паразитического локализма К. представляет собой опаснейшего
врага большого общества, тем более страшного, что он сливается с обменом
дефицитом, т. е. фактически включен в систему. Подобное явление, по сути
дела, - одна из форм расплаты общества за раскол, за систему монополии на
дефицит. Разумеется, господство рыночных отношений не избавляет от мафии,
но оно по крайней мере развязывает руки для борьбы с ней, позволяя видеть
К. в свете норм права. Монополия на дефицит такой возможности не дает, так
как включает в себя произвол держателя дефицита в выборе потребителя.
Усиление контроля над этим процессом лишь перемещает реального держателя
дефицита на более высокий уровень управления.
Усиление К. особенно опасно в связи с ее слиянием с уголовным миром, в
связи со стремлением организованной преступности подчинить себе звенья
государственного аппарата, что облегчается слабостью бюрократии, низкой
активностью общества и низким профессиональным уровнем органов, обязанных
бороться с К. и организованной преступностью, органов, которые до
последнего времени не подозревали о ее существовании. Опасность заключается
в том, что К., как и организованная преступность, расценивается в массовом
сознании прежде всего в абстрактных манихейского типа противопоставленных,
что толкает общество сводить решение всей проблемы к ужесточению наказаний.
Серьезность опасности заключается в том, что уход жизни из системы может
привести к усилению перехода активных людей в ряды тех, кто соединяет К. и
организованную преступность. Это может привести, а возможно уже привело к
серьезным последствиям, угрожающим государственности, прежде всего к
усилению в стране преступных форм локализма, наращивающих свое влияние на
государственный аппарат, например, при распределении капиталовложений и
иных ресурсов, и тем самым снижающий его возможность решать медиационную
задачу.
Это одновременно усиливает в стране активность сил, способных
противостоять выходу из предкатастрофического состояния. Одновременно
усиление К. и организованной преступности толкает общество к
террористическим методам борьбы с ними, что само по себе может оказаться
опаснее самой К., не говоря уже о том варианте, что вполне возможно
организованная преступность будет исполнителем этого террора.
КОСА ИНВЕРСИИ - исключительно важное социальное и культурное проявление
массовой социальной инверсии, нацеленной на восстановление комфортного
состояния, форма антимедиации, попытка отмести, уничтожить все явления,
которые реально или иллюзорно принимаются за источник, за виновников
дискомфортного состояния, скосить все, что наслаивается выше некоторого
приемлемого в культуре уровня.
Результатом К. и. может быть массовое уничтожение людей и имущества,
культуры, социальных институтов, этнических групп, сословий, слоя
управляющих, врачей, интеллигенции, а также центров власти,
государственности. К. и. может быть локальным, т. е. связанным с малой
группой, с локальным миром, но может охватить и все общество. К.и. имеет
место в форме вандализма, погрома, бунта и т. д.
В традиционной цивилизации К. и. может реально восстановить состояние,
близкое к древнему, например, ликвидировать нарушение уравнительных
отношений. В обществе промежуточной цивилизации, отягощенной расколом,
такая возможность исчезла в связи с тем, что потребность в уравнительности
вступает в непримиримое противоречие с ростом массового утилитаризма. В
либеральной цивилизации К. и. как реакция на дискомфортное состояние, как
попытка утвердить комфортное оттесняется медиацией, постоянным изменением
мира, культуры, содержанием того, что определяет комфортное состояние. Силы
либерализма сами являются объектом К. и.
КРАЙНОСТЬ в принятии решений совместно с мерой представляет собой
дуальную оппозицию, полюса которой находятся в состоянии амбивалентности.
Хромающие решения, тяготеющие к К., - результат пульсации инверсии, т. е.
стремления ответить на дискомфортное состояние максимально возможным
отдалением от него, что на языке дуальной оппозиции означает отпадение от
одного из ее полюсов, например от соборного идеала, и партиципации к
противоположному, максимальному слиянию с ним, например с авторитаризмом.
К. в принятии решений возможна на всех уровнях - от повседневности до
решений в области мировых проблем. Всякое решение инверсионного типа
обращается к прошлому опыту, переносит его, экстраполирует в новую
ситуацию, в иную среду. Специфика К. решений заключается в том, что они
стимулированы сильнейшим импульсом, связанным с длительным накоплением
дискомфорта, возможно, остаточным дискомфортным состоянием.
Идеал, даже если он опирается на образцы прошлого, всегда абстрактен и
реально воплощается как тенденция. Это воплощение может выйти за рамки
исторического опыта, например, в результате активизации
уравнительных ценностей могут возникнуть отношения, по степени
уравнительности далеко превосходящие формы социальных отношений,
существовавшие в обозримый исторический период, проводящие уравнительность
как принцип более последовательно. Под давлением древнего идеала возможно
возникновение коммун с крайними формами обобществления имущества, доведение
до предела натурализации отношений, не знающего предела отрицания личности
и т. д. Налицо крайняя антимедиация, т. е. уничтожение накоплений, возможно
за долгий период срединной культуры. Здесь можно выявить определенную
аналогию с биологической эволюцией. Например, изменчивость вида может быть
результатом векторного ряда мутаций, определенной инерции направленности
