энергию перелить любовь в активный труд для счастья и спасения несчастных.
Я погрузился в мою молитву, я нес свою радость нового знания в чистоте сердца
всем страдальцам, остающимся в зле только из-за своего невежества и грубых
страстей. В моей молитве не было ни печали, ни раскола в сердце, как бывало
раньше, когда я молился о несчастных, о страдающих. Я нес в своей молитве полное
благословение всему сущему. Моя уверенность и радость жить, зная Великую Жизнь в
себе, не имели теперь тех трещин скорби, которые всегда раньше вливались в мои
молитвы. Меня больше не тревожил вопрос, зачем так много страданий в мире, я
понимал: "Все благо". Я ушел куда-то, слился, растворился в благоговейном
призыве к Али...
Нежная рука легла мне на голову - возле меня стоял И. Он улыбался мне, молча
поднял меня с колен и сказал:
- Ты угадал, мой друг. Там "святая святых" Али. Ввести тебя туда может только
его рука. Я не сомневаюсь, что, встретив тебя здесь, он сделает это. Твоя
молитвенная благодарность ему раскрыла тебе возможность войти туда. Но в эту
минуту твоего счастья выполни до конца твою встречу с Натальей. Окончи ее в
радости, как и начал, и будь счастлив данным тебе поручением.
Я пошел к Андреевой. Душа моя сияла, ни единой темной крупинки не жило во мне,
весь я был полон такой мощью любви, что, казалось мне, чувствовал силу сдвинуть
гору.
При моем приближении Андреева подняла на меня глаза и я прочел в них раздражение
и какое-то нетерпение. Это вызвало у меня улыбку, я готов был взять на себя не
только ее раздражение, но все, что бы она ни вылила на меня, лишь бы облегчить
ей сейчас жизнь и приобщить ее к моей радости. Должно быть, моя любовь
передалась ей. Под моим взглядом она утихла и рассмеялась:
- Ну, можно ли выговорить Вам то, что я только что хотела вам сказать? Простите
меня, я прочла уже все то, что мне было нужно узнать из этой книги, распалилась
желанием поскорее бежать писать мой труд и не могла сообразить в этой сплошной
белизне, где здесь дверь. Вы же ушли, оставив меня здесь одну, - вот меня и
охватило нетерпение. Кроме того, от этого слепящего света, отраженного от белых
стен, у меня сделалась сильнейшая головная боль. Я просто заболею, если Вы не
выведете меня сейчас же отсюда.
Ее страдальческий вид не дал мне времени высказать ей, как я был поражен тем,
что она говорила, и ее нездоровьем. Значит, она не видела, что я был все время
здесь. В комнате царил чудесный свет. Было прохладно в сравнении с жарой вовне.
Но раздумывать было некогда, я взял книгу, спрятал ее в шкаф, подал руку
бедняжке, которая бледнела и задыхалась, и вывел ее на островок, где ей стало
сразу легче.
Я проводил ее через горбатый мостик в ту часть парка, где была расположена
главная часть Общины, и только здесь болезненный вид Натальи стал радостнее и
дышать она также стала ровнее.
- Как я жалею, что у меня нет с собой пилюли Али. Вам сразу стало бы очень легко
и Ваша слабость сменилась бы бодростью.
- Я во время подоспел. Будет очень неплохо, если вы, сестра Наталья, съедите
одну из этих конфет, - сказал И., протягивая Андреевой коробочку с совсем
маленькими белыми шариками. Андреева взяла маленький шарик, проглотила его и
глубоко вздохнула.
- Что это делается с Вашим Левушкой, И.? Чем Вы его закаляете? Не прошло и трех
месяцев, а он становится богатырем. Не говорю уж о сегодняшнем дне. Сегодня он
положительно красавец.
- Да ведь и Вы, Наталья, бываете красавицей, - ответил я ей смеясь. - Но именно
в эти моменты Вы себя не видите, как, к сожалению, и я еще не видел себя ни разу
красавцем.
- Если бы вы были в силах победить свои нетерпение и раздражительность, моя
дорогая, - взяв руку Андреевой и поглаживая ее, ласково говорил И.- Вы бы уже
сегодня могли прочесть те слова в комнате Али, что там для Вас горели. Это
именно о них говорил Вам Али в своем последнем письме к Вам. Вы их должны
прочитать сами без помощи Левушки, и, только тогда сможете работать дальше с Али
и вынести в мир то знание, которое настала пора отдать людям. Али поручил мне
передать Вам, что тот участок вашей работы, где Вы застряли сейчас, не потому
труден для Вас, что Вы чего-то не знаете, но потому, что он требует от Вас более
высокой духовности. Переменить себя Вы не можете. Но вложить в свой труд всю
свою доброту и любовь к человеку Вы можете. Думайте не о труде для человека, а о
любви к Али. Старайтесь так много радоваться своему счастью служить ему пером,
чтобы мысль о подвиге не вплеталась в Ваше усердие. Понятие "подвиг" - понятие
личного восприятия человека. У ученика же может быть только счастье простого
дня, счастье служить Учителю, утопая в радости. Самое простое дело обычного дня
- вот ученичество. Но не подвиг и не дела, которыми люди прославляются.
По мере того как говорил И., Андреева все больше успокаивалась. Ее возбуждение
гасло, лицо смягчалось и глаза теряли огненный блеск.
- Вы дали мне сейчас новое ощущение мира, доктор И. Я пойду сейчас работать
по-иному, чем раньше. Мне кажется, что я поняла все, что Вы мне сказали. -
Поклонившись нам, она ушла к себе.
Когда мы остались одни, И. спросил меня:
- Чувствуешь ли ты в себе еще сейчас ту силу, Левушка, которую ты ощущал в
комнате Али?
- О, да. Сегодня я понимаю, что количество любви может стать любым качеством,
любой энергией. И что такое любовь-Сила, я теперь понимаю.
- Тогда пройдем к леди Бердран. Она уже оправилась настолько, что завтра я хочу
ее выпустить из нашего корпуса снова в общение со всеми. И я хотел бы, чтобы ты
в свой великий день счастья приветствовал ее выздоровление и передал ей часть
своих чистейших вибраций, которыми пронизали тебя великие и милосердные
труженики.
- Как я буду счастлив, И., дорогой, увидеть больную и передать ей часть своей
радости, которая льется сегодня вокруг меня. Ваше присутствие поможет мне суметь
найти язык и способ разделить мою радость с нею.
- Не думай о том, как пройдет встреча. Ощущай, что Али и Флорентиец рядом с
тобой. И ты все сделаешь именно так, как это необходимо.
Мы вошли в наш дом и прошли прямо к леди Бердран, которую я не узнал в
прелестной, свежей и юной женщине, напоминавшей в своем воздушном белом платье
прекрасный цветок, вместо печальной, бледной красавицы, встреченной мною в
первый день приезда в Общину.
В свою очередь, радостно поздоровавшись с И., леди Бердран ответила на мой
поклон приветливо, но так, как кланяются человеку, которого видят в первый раз в
жизни. Даже легкое разочарование мелькнуло на этом прелестном личике. Я
рассмеялся, подумав, как мы ничего друг о друге не знаем, как женщина и не
предполагала, откуда и с чем я к ней пришел, и огорчилась, увидя "чужого".
- Вы не узнали меня, леди Бердран, точно так же, как и я не узнал бы Вас, если
бы И. не предупредил меня, что ведет меня к Вам. Если раньше Вы были похожи на
бледную изысканную орхидею, то теперь Вы, ни дать ни взять, тот задорный горный
цветок, что растет в здешних горах. Как его ни стремишься согнуть - он все
распрямляется.
- О, теперь я узнала Вас по Вашему смеху и Вашей манере говорить, - протягивая
мне обе руки, ответила милая хозяйка комнаты. - Но как Вы изменились! Если я
поразила Вас здоровым и даже задорным видом, то Вас я и сравнить не знаю с кем и
с чем. Вы были мальчиком, а сейчас Вы можете быть моделью героя для Беаты.
Шутя ответив, что у меня для художницы уже готовы заказы на вещи, более
достойные ее кисти, я пристально приглядывался к американке. И чем больше я в
нее вглядывался, тем больше понимал, какой же силой любви должен был обладать
И., чтобы другое существо могло так исцелиться, закалиться и переродиться в
такое короткое время.
- Чем же Вы были заняты все это долгое время, леди Бердран? - спросил я хозяйку,
когда мы уселись на балконе, где нас покинул И., сказав, что навестит Игоро и
вернется вскоре к нам.
- У меня было так много самых разнообразных занятий, что я даже не знаю, с чего
начать мое перечисление. Первые дни мне все хотелось лежать, голова была так
слаба, что даже читать я не могла. Но Ваш друг и не подумал считаться с моей
слабостью. И первое, что он мне приказал, был физический труд. Мне казалось, что
я нуждаюсь в самом тщательном уходе и заботах, которыми меня окружала моя
дорогая приятельница, Наталья Владимировна. А доктор И., с места в карьер, на
третий день приказал сестре милосердия покинуть меня, уверяя, что мне достаточно
прислуги, которая убирала мои комнаты. Я подчинилась не без удивления и не без
внутреннего протеста, но чувствовать себя хуже не стала, оставаясь целыми часами
без надзора. Еще через три дня мне, как я полагала, чрезвычайно серьезно
больной, было приказано встать с постели и идти купаться. Еще более удивленная,
выполнив все лекарственные процедуры, - не скажу, чтобы мне было весело
отвешивать и отмеривать мельчайшие дозы порошков и капель, которыми был
заставлен подле меня стол, - попробовала сойти вниз. К моей радости, ничего со
мной не случилось. Так, в сопровождении моей горничной я дошла до озера,
купалась, вернулась обратно и все лучше было мое самочувствие. Вечером
неумолимый доктор И. приказал мне отпустить мою прислугу обратно на родину, так
как климат этой части Индии ей вреден. Я была совершенно потрясена. Я привыкла
думать, что благодетельствую всем своим слугам тем, что разрешаю им у себя
служить. Я считала, что большое жалованье моей горничной - это все, что ей надо.
И вдруг доктор И. говорит, что прислуга моя поехала за мной сюда только из любви
ко мне, жалея меня. Что ей было очень тяжело расставаться со своей большой и
дружной семьей и что девушка увядает здесь, так как все, начиная с климата и
кончая духовными волнами Общины, ей вредно. Этого я никак не могла взять в толк.
Я возмутилась! Значит, доктор И. не обо мне думал, а о какой-то девушке из
народа! Но... один взгляд его и вопрос: "Вы, собственно, зачем сюда ехали?" -
меня потрясли и отрезвили. Не много слов сказал он мне еще, а вся моя жизнь
показалась мне сплошным бездельем и жестоким эгоизмом. Мне ни разу и в голову не
пришло спросить мою девушку, где и какая ее семья, или представить себе
возможность ее болезни, радостей или страданий по каким-либо поводам. Классовое
различие казалось мне самой законной и непреодолимой стеной... Не буду Вам
рассказывать подробно всей, довольно нудной, моей внутренней метаморфозы.
Словом, я сама не ожидала, сколько мусора сидело во мне. И каким тяжелым трудом
и испытанием казалось мне, например, самой убирать комнаты. Не говорю уже о
трагедии, когда пришлось вымыть и выгладить свое белье и платье. Теперь, когда
весь мой быт уже стал привычным началом дня, я не замечаю физического труда. Я,
радуясь, делаю все эти простые мелкие дела и именно среди них особенно
сосредоточенно благословляю мою жизнь, мое счастье встречи с Натальей
Владимировной, потому что через нее я встретила доктора И. Когда мы ехали сюда,
Андреева спрашивала разрешения у кого-то, кого она звала Учителем Али. Она была
страшно рада, когда получила, с большим трудом, разрешение взять меня с собой.
Не знаете ли Вы, Левушка, кто это Али? - закончила она свой рассказ-исповедь.
- Я знаю Али, но все, что о нем знаю, могу высказать в немногих словах, потому
что знание мое очень ограничено. Али - это такое необычайное количество
совершенно освобожденной от предрассудков любви в человеке, которое стало почти
беспредельной силой. Но так как ни начала, ни конца его силы я рассмотреть не
могу, то мне она кажется сверхъестественной и сияет для моего малого духа как
явление божественное. Что же касается деятельности Али, то она так же неутомима,
разнообразна и непостижима для меня, как деятельность И. В каждой из этих жизней
нет ни мгновения в пустоте.
- Меня сейчас приводит в ужас, - снова сказала леди Бердран, - какую массу
времени я растратила попусту. Вся моя жизнь, до встречи с Натальей, была одним
сплошным исканием удовольствий и развлечений. Только теперь я начинаю понимать,
что в жизни есть не только радости, купленные за деньги. И все же видеть
