минуту он точно ничего не видел, кроме меня и И. Но затем взгляд его различил
карликов, и он неистово закричал, весь дрожа от страха и цепляясь за Франциска.
Карлики, как и Эта, привлеченные диким криком Максы, с удивлением глядели на
него, как смотрят на совершенно неизвестное существо. Макса же, крепко
вцепившись во Франциска, плакал и бился на его руках. И. коснулся его палочкой,
он вздрогнул, еще минутку плакал и затем затих, как бы уверясь в крепкой защите
своих покровителей.
Для меня стало ясно, что все ужасные раны на теле Максы нанесены ему маленькими,
только что раскрепощенными окончательно от зла моими вековыми врагами. Но я
ошибся, предполагая, что все следы зла уже уничтожены. Карма моя с карликами
была уничтожена совсем, но карма их с Максой требовала еще труда и любви наших
великих защитников.
И. подошел к порогу, куда Франциск поднес Максу, поднял высоко над головой свою
палочку, на кончике которой все еще горел огонь. Внезапно огонь сильно
разгорелся в яркое пламя, которым И. коснулся лежавшей у порога тряпки. Смрад,
который и раньше чувствовался в ней, распространился по всей комнате. Дым,
темный, плотный, потянулся из комнаты через дверь. В моем воображении мелькнуло
воспоминание о злом Джине из" Тысячи и одной ночи". Через несколько мгновений
дым весь исчез, и воздух опять стал обычным, благоухающим розами и жасмином. Я
еще не успел прийти в себя, как карлики уже мирно беседовали с Максой, показывая
ему Эта и кубики. Теперь только я мог посмотреть на Бронского и Наталью. Если бы
я не знал, что именно они вошли с нами сюда, - я не узнал бы ни его, ни ее.
Бронский стоял навытяжку, точно часовой на часах с примкнутым штыком, он точно
охранял пороховой погреб. Его обычного живого лица не было. Это была совершенно
белая маска с остановившимися стеклянными глазами. Наталья же, наоборот, вся
сжалась в комочек, точно на пуд похудела. Лицо ее обострилось, все было залито
слезами, и руки она сжала так судорожно, что на них было больно смотреть.
Как ни глубоко затронуло меня все здесь происшедшее, мое славословие Жизни
неслось все той же нескончаемой песнью торжествующей любви, с которой я вошел
сюда. Я еще раз преклонился перед величием Силы и Любви, что были мне сегодня
поданы.
И. коснулся Бронского палочкой, и он рухнул бы на пол, если бы Зейхед и Никито
не поддержали его. Казалось, жизнь стала возвращаться к нему. И. снова подошел к
нему и еще раз коснулся его темени палочкой. Бронский снова вздрогнул, на щеках
выступил румянец, глаза засияли, он схватил руку И. и поднес ее к губам.
- То, что Вы видели здесь, - сказал ему И., обнимая его, - научит Вас нести
верность тем делам и встречам, какие Жизнь будет указывать Вам. Не ищите
облегчить людям их внешнюю жизнь. Ищите проникать в духовное царство каждого
человека и стремитесь там очистить грубые ткани, мешающие каждому видеть свой
путь Вечного Света на земле.
И. подошел к Наталье, коснулся крестообразно палочкой ее лба, груди, плеч и
сказал:
- Неси, сестра, свой подвиг труда для счастья и блага людей до конца земной
жизни в этом теле. Ищи полного самообладания, и не успеешь выйти из этого тела,
как войдешь в новое, юное тело, чтобы снова учиться и учить. Ежеминутно помни,
что для тебя не будет ни минуты отдыха от земного труда. И снова начнешь новый
земной путь, только с тем духовным совершенством, что успеешь выработать сейчас.
Мчись как молния в своих духовных порывах, но всегда держи в сознании мысль, что
каждый порыв духа, который ты замарала раздражением или слезой, увел тебя от
возможности передать труд Али стонущей земле. Ты видишь здесь кольцо бывших
убийц и грабителей, получивших развязку старинных карм, получивших освобождение.
Почему могла окончиться вековая драма? Только потому, что юноша, грешивший
постоянно раздражением, нашел самообладание и силу такой чистоты в любви,
которая сожгла в его сердце все нечистые, срастающиеся в жесткие, зубчатые
крючья ткани страстей и злобы. При этой встрече юноши, над которым ты, сестра,
так высокомерно смеялась, со своими врагами, он открыл им ворота сердца. Он
залил их жалостью и состраданием, забыв обо всем, кроме их несчастья. Одно
мгновение полной отдачи себя труду Учителя, одно мгновение до конца отданной
преданности и верности может создать тебе ту новую гармонию, которая в тебе
необходима Учителю для его нового труда с тобою. Не печалься больше
потрясениями, что тебе приходится приносить людям. Чем яснее будет твое сердце,
видя горе и скорбь людей, тем скорее забудешь о своем "Я", так тяжко
переживающем эти печали. И тем ближе войдешь в тесное единение труда с
невидимыми никому, но видимыми тебе самоотверженными тружениками светлого
человечества. Мало еще - для истинного ученика - слышать слово труда Учителя.
Надо еще иметь так настроенным весь организм, чтобы сила твоей мысли и точность
передачи могли включиться в огонь тока Учителя. Забудь навсегда о слезах, смейся
весело. Но бдительно следи, чтобы ни в одном слове не было язвительности, когда
говоришь брату твоему. Возьми новое правило поведения: не говори никогда и
ничего о братьях и сестрах твоих, когда их нет с тобою. И говори только то, в
чем не участвует твое раздражение. Каждый раз, когда слово осуждения готово
сорваться с твоих уст, вспоминай, как мало тебе остается еще жить в этом теле и
как каждое упущенное мгновение разлагает не один только твой дух, но и дух
каждого, с кем ты в это мгновение встретилась. И духовный путь от тебя к Учителю
не может охранить невидимое кольцо твоих защитников и помощников. Чтобы твои
защитники и помощники могли охранять твой творческий духовный канал, необходимо
держать главный приемник - твой организм - в непоколебимом самообладании и
верности. Будь благословенна. Иди любимая и любящая, радующая и радующаяся,
творящая и двигающая к творчеству.
И. еще раз коснулся крестообразно своею палочкой Натальи, склонившей перед ним
колена.
- Подойди сюда, дитя.
И я даже не понял, к кому И. обращался с этими словами. По направлению его
взгляда я понял, что он звал Алдаз. Девушка, спрятавшаяся в самом отдаленном
углу комнаты, вышла сконфуженная, вся зардевшись. Увидев ее, все три карлика
бросили свои игрушки и окружили ее, всеми наивными способами выражая ей свое
обожание. Франциск помог ей освободиться от ласковых, но цепких ручек карликов,
увел их в дальний конец комнаты и приставил кроватки, запретив переходить за их
линию.
- Алдаз, - продолжал И., - ты хочешь дать обет целомудрия, хочешь стать
монахиней и остаться навеки в Общине. Ты любишь детей и хочешь стать наставницей
в доме, где Община собирает сирот и беспризорных детей. В этом ты видишь подвиг
наивысшей любви. Я не спорю, это действительно подвиг: заменить сиротам мать. Но
есть подвиг выше. Есть подвиг великой любви: забыть о себе, о своих желаниях и
выборе. И выполнить тот урок и завет любви, в котором вся великая Жизнь
вселенной нуждается в этот час. Каждый самоотверженный и честный труженик должен
услышать и понять час его наивысшей мудрости, чтобы влить свой труд в мудрость
бьющего часа его родины. И только тогда он выполнит, поймет и отдаст наивысшую
ценность своего воплощения. Родина твоя, Алдаз, страдает сейчас больше всего от
отсутствия чистой, честной и доброй, семьи. Все ее несчастья происходят от
распада этой первоначальной ячейки мира и гармонии. Сейчас моими устами к тебе
идет зов Жизни. Хочешь ли выполнить этот зов Мудрости и стать женой и матерью,
центром семьи для новых людей? Если ты радостно возьмешь на себя этот подвиг
материнства и воспитания, ты дашь возможность сегодня же завершиться бедствиям
трех созданий, по несмышлености своей очутившихся в центре зла. Подумай, друг.
Не забывай, что ты совершенно свободна в своем решении, что тебя ничто не
принуждает, что ты можешь идти своим подвигом заботы о чужих детях и даже не
меньше будешь благословенна и здесь. Ты только не выполнишь в это воплощение
наибольшего урока любви, какой выполнить ты бы могла, но об этом сказано: "Могий
вместить да вместит".
- Мне выбирать не приходится. Учитель! - мягким, серебристым голосом ответила
Алдаз. - Если ты думаешь, что я могу создать такую семью, какая сейчас нужна
моей родине, да будет на то воля Бога и твоя.
- Счастлива твоя жизнь, смиренная сестра моя, кроме радости, ты ничего не
принесешь тем душам, что будут даны тебе для спасения, рождения и воспитания. -
И. склонился к прелестной девушке и обнял ее. - Иди теперь с миром по своим
делам. Я укажу тебе жениха и все объясню о тех душах, которым предстоит счастье
иметь тебя матерью.
Алдаз низко поклонилась И., так же низко поклонилась всем нам и тихо вышла из
комнаты.
Ко мне подошел Бронский, и я снова был поражен его лицом и его фигурой. Я
подумал, что таким он, по всей вероятности, выходит к толпе, когда играет роли
великих героев. Блистающие глаза, энергия, брызжущая, точно искры, сила,
уверенность, радостность. Я стоял, остолбенев от неожиданности этой перемены в
нем, и привел меня в себя Эта, внезапно взлетевший мне на плечо.
- Что, Левушка, - услышал я смех Никито, - твой воспитанник уже не только не
спрашивает разрешения для себя, но и всех новых приятелей привел к тебе.
Действительно, карлики пытались, подражая Эта, тоже взлететь на мои плечи,
преуморительно подпрыгивая. Видя неуспешность своей задачи, они ловко, точно
обезьяны, карабкались друг другу на плечи, лезли на меня, и первым, чуть ли не
на голову мне, залез Макса. Мои друзья помогли мне освободиться от осады
лилипутов, разобрав всех трех уродцев на свои плечи, чем они остались несказанно
довольны.
Мы вышли из комнаты и направились в столовую сестры Александры. Здесь мы сдали
наших маленьких друзей Алдаз и самой сестре Александре. Малютки не желали
покидать своих мехари, на которых сидели с таким удобством и гордостью, но запах
вкусной пищи и любовь Алдаз скоро заманили их к приборам у стола, где сидело
сегодня много самых разнообразных людей, лечившихся в больнице.
Франциск, подойдя к Наталье и Бронскому, предложил им пройти к нему в комнату,
мы же вернулись обратно домой, где И. предложил нам снова поужинать в отдельной
комнате, чему мы все были очень рады.
Ужин наш был еще более скромен, чем обед, и состоял из зелени и фруктов. Всегда
отличавшийся большим аппетитом, я на этот раз даже не испытывал желания есть и
не замечал, что мне накладывали на тарелку друзья. Все мои мысли, в противовес
хаосу, который наполнял меня всегда раньше, когда мне приходилось испытывать
много разнообразных впечатлений, были четки, ясны и ложились легко целыми рядами
гармоничных образов и воспоминаний.
Встав из-за стола, мои дорогие поручители крепко меня обняли, поклонились мне, и
Никито от лица обоих сказал:
- Благословен твой сегодняшний день, когда ты начал новый период жизни, друг и
брат Левушка. Никогда теперь не ощущай себя одиноким. Ты и твой Господь - вас
всегда двое. Ты и твои великие Учителя - вас всегда четверо. Ты и твои смиренные
поручители - вас всегда трое. Кроме того, глаза твои открылись, ты видел сегодня
бесчисленное множество тружеников живого неба. Не считай больше дня или ночи.
Считай только миг вечного счастья - дежурства у Учителя. Учись жить в труде с
Ним, то есть жить в единении со всеми трудящимися неба и земли. Мы - твои слуги
и помощники во всех делах и встречах, где ты пожелаешь нас позвать. Велико
счастье тех людей, что могли, еще живя на земле, встретиться у ворот Вечности и
познать в ней дружбу и верную преданность.
Оба друга покинули нас. Мы с И. возвратились в наш дом. На пороге моей комнаты
И. обнял меня и напомнил, что меня ждет записная книжка моего брата.
Глава 7 Записная книжка моего брата
Войдя в мою комнату, где я был ласково и бурно приветствован проснувшимся Эта, я
долго не мог собрать своих мыслей в полную сосредоточенность, так я был
переполнен весь искрами радости. Мое восторженное настроение, наконец, вылилось
в славословие Жизни, я почувствовал внутри тот великий мир, ту гармонию и Свет,
