присутствие понятых, санкцию прокурора и т.д.
Сейчас в прессе много сообщений о борьбе с "несунами", и никто из пишущих и
говорящих на эту актуальную тему не задумывается, на каком нормативном акте
основаны повальные обыски в проходных многочисленных фабрик и заводов.
Обыски, затрагивающие права десятков миллионов граждан, большинство из
которых честные и порядочные люди. Но ни в "Основах законодательства о
труде", ни в республиканских кодексах "Законов о труде", ни в
многочисленных опубликованных правительственных и ведомственных нормативных
актах о труде, в том числе и в типовых правилах внутреннего распорядка, -
нигде нет даже намека на возможность проведения массовых обысков
работниками внутренней ведомственной охраны. Я не знаю, издавались ли когда
и кем постановления, приказы, инструкции об этих обысках. Внутренне
убеждена, что такие неопубликованные акты существуют. Так, трудно
предположить, что администрация многочисленных предприятий однотипно
допускает нарушения закона по своей инициативе, без соответствующих
указаний сверху. Я отнюдь не говорю, что не надо бороться с "несунами", то
есть с массовым явлением мелких хищений государственного и общественного
имущества, но если эту борьбу нельзя организовать без обысков, то должен
быть издан и широко опубликован закон, регулирующий порядок, условия и
методы этих обысков.
Обратимся к иным областям права. В статье 74 "Устава связи"
(опубликованного) было указано на возможность отключения телефонов, если
они используются в ущерб государственным интересам. В 1986 г. это указание
помещено в правилах пользования телефонной связью, опубликованных в
бюллетенях нормативных актов министерств и ведомств за 1986 г. Эти правила
можно прочесть в любом отделении связи. Но они не содержат указания на
условия и порядок отключения телефонов. Многочисленные случаи отключения
телефонов в Москве имели место в 70-х и 80-х гг. Есть отдельные случаи и
сейчас. Недавно отключен телефон в квартире правозащитницы Аси Абрамовны
Лащивер.
Отключение производится по распоряжению начальников районных телефонных
узлов. Все обращения к ним оказываются тщетными. Нет ни устных, ни
письменных ответов на вопросы, чем именно и какие именно интересы
государства нарушены и как и кем это нарушение установлено. Все начальники
телефонных узлов, каждый в отдельности, но синхронно, отвечают: "Мы -
исполнители, нам ничего не известно, мы имеем указания", - и палец
многозначительно указывает в потолок. Что же эти указания даются кем-то по
каждому случаю устно или существует неопубликованный нормативный акт и
опубликовать этот акт нельзя, так как его содержание со всей остротой
поднимает вопрос о прослушивании частных телефонных разговоров?
Еще один пример, из другой области права. Существует особый и довольно
сложный порядок оформления регистрации браков с иностранцами. Этот порядок
отличается от обычных норм, установленных "Основами законодательства о
браке и семье" и республиканскими кодексами. Эти правила (когда и кем
изданные, мы не знаем) не опубликованы, и мужчины и женщины, вступающие в
брак с иностранцами, тыкаются, как слепые, как слепые котята, чтобы
постепенно узнавать, когда и куда надо обратиться и какие документы
представить. Мне известен забавный случай, когда молодой американец,
приехавший в СССР к своей невесте второй раз, уже зная о трудностях
оформления, привез с собой напечатанные на машинке подробные выписки из
правил. К сожалению, ни даты, ни номера, ни названия госорганизации,
издавшей эти правила, он не выписал. Вот так. В Америке знают, а у нас...
то ли издано с грифом "для служебного пользования", то ли с грифом "не
подлежит опубликованию", то ли вообще сохранено в тайне.
И, наконец, еще один пример, хотя и не о нормативном акте в строгом смысле
этого слова, но о неопубликованном документе, имеющем значение для
общественности. Речь идет о статье "Еще раз о наркомании" ("Известия" от 22
ноября 1987 г.). Сообщается, что в августе этого года утверждена и начала
действовать в Москве Комплексная программа по борьбе с наркоманией. В какой
форме и кем утверждена эта программа, в статье не указано, программа не
опубликована. Корреспонденты спрашивают, как может общественность
участвовать в борьбе, объявленной в неопубликованном документе? Как
случилось, что несекретный документ стал для общественности закрытым?
Журналисты настойчиво спрашивают: есть ли в утвержденной программе что-то
не подлежащее разглашению, какие-то особые сведения, которые позволяли бы
считать этот документ закрытым? Ответственные работники Управления
внутренних дел Мосгорисполкома, то есть милиция, и руководители прокуратуры
города на последний вопрос категорически отвечают "нет". И все-таки
документ не опубликован. В ответе же редакции зам. председателя
Мосгорисполкома утверждает, что программа является доступной для
общественности. Но ведь не опубликована! И в то же время сообщается, что в
программе указаны приказы и некоторые директивные документы, имеющие
служебный характер. Как написано в статье, "странный подход к гласности".
От себя добавим: не только странный, а убийственный и для гласности, и для
демократии.
Все сказанное дает мне основания для вывода: все без исключения нормативные
акты, регулирующие отношения личности и государства, должны публиковаться в
изданиях, доступных всем гражданам. Осуществление этого необходимого для
установления полной гласности, законности и демократии мероприятия требует
большой работы.
Необходимо:
1. Определить, какие ранее изданные и неопубликованные нормативные акты
указанной выше категории не противоречат закону и необходимы для
поддержания правового порядка в обществе. Все остальные многочисленные
неопубликованные нормативные акты в законодательном порядке признать
утратившим силу.
2. Издать достаточным тиражом сборник действующих ранее неопубликованных
актов, затрагивающих правовые интересы граждан.
3. Отменить Указ Президиума Верховного Совета от 19 июня 1958 г. о порядке
опубликования и вступления в силу законов.
4. Издать общесоюзный закон, которым предусмотреть, что все нормативные
акты, издаваемые всеми управомоченными (как общесоюзными, так и
республиканскими и местными) органами власти, регулирующие взаимоотношения
личности и государства и в той или иной форме затрагивающие права человека,
обязательно должны быть опубликованы для всеобщего сведения и вступать в
силу только через десять дней после опубликования.
Меня спросят, не слишком ли много сил, средств и бумаги потребуется для
осуществления этого мероприятия, не захлебнутся ли в потоке бесчисленных
нормативных актов неискушенные и еще не обладающие правовым мышлением люди.
Выход здесь прост: поменьше издавать нормативных актов, не спешить с
изданием запретительных и ограничительных указов, постановлений,
распоряжений, приказов и инструкций и помнить древнее правовое изречение:
"Все, что прямо не запрещено законом, разрешено". Правда, изречение это
нельзя понимать слишком буквально. Ведь говорить надо не только о
юридических законах, но и о законах морали, нравственности, законах совести
и социальной справедливости. Но это уже вопросы, выходящие за пределы нашей
темы, вопросы, требующие многих лет работы над повышением нравственного
уровня нашего общества.
Открытое письмо писателю Чингизу Айтматову
Дорогой Чингиз Торекулович!
В этом письме, возможно, прозвучат резкие слова, которые до какой-то
степени относятся к Вам. Поэтому оговариваюсь заранее: очень люблю Ваши
повести и романы, глубоко уважаю и ценю Вас как большого, настоящего
художника слова, считаю, что Вы входите в первую десятку писателей - наших
современников. Поэтому постарайтесь без обиды прочитать мое письмо,
продиктованное болью за то, что даже лучшие люди не могут быть до конца
правдивыми перед собой и перед нашим обществом.
Пишу по поводу Вашей статьи "Подрываются ли основы" ("Известия" от 3 мая
1988 г.). Вы начинаете:
"...многие годы после XX съезда, этого мужественного прорыва блокады культа
личности, незаметно затем отнесенного на обочину политического забвения, а
точнее сказать, молчаливо аннулированного, мы, постоянно пребывая в
атмосфере благодушия и неистощимого самодовольства, призванных
демонстрировать псевдостабильность в стране, не пытались думать об этом. Во
всяком случае, вслух никто не размышлял..."
Кто это мы? Молодой, но уже прославленный литератор Чингиз Айтматов?
Имевшие имя и возможность широкого выхода в прессу Константин Симонов,
Сергей Михалков и иже с ними? Созвездие известных писателей,
проголосовавших в 1958 г. за исключение из Союза писателей Бориса
Пастернака?
Должны ли "простые", "маленькие" люди, о которых словами Осипа Мандельштама
можно было сказать:
Мы живем, за собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны...,
- включать себя в Ваше понятие "мы"?
Мы и до XX съезда, и особенно после него, размышляем вслух, но нас не
многие слышали, и к рупорам мы доступа не имели. Об этих "размышлениях" Вы,
может быть, и не знаете.
Но Вы не можете не знать "Крутого маршрута" Евгении Гинзбург, "В круге
первом" и "Архипелаг ГУЛАГ" Александра Солженицына, "Мои показания"
Анатолия Марченко, песни, стихи и поэмы Александра Галича. Не можете не
знать созданного десятками писателей потока "самиздата" конца 50-х-60-х
гг., который мы читали, делясь разрозненными страницами, как крупицами
сокровищ.
Как можете Вы утверждать: "Мы... не пытались думать об этом. Во всяком
случае, вслух никто не размышлял..."?!
Входят ли в это "никто" а) Андрей Сахаров, бывший с 1969 г. председателем
Комитета прав человека, созданного им вместе с Валерием Чалидзе? б) Наталья
Горбаневская, Татьяна Великанова, Сергей Ковалев и многие другие,
участвовавшие в издании независимого журнала "Хроника текущих событий" и
почти поголовно репрессированные в годы брежневского застоя? в) члены
Московской группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений, созданной
Юрием Орловым в 1976 г., так же, как и Украинской, Эстонской, Грузинской,
Армянской Хельсинкских групп, члены которых "вслух размышляли об этом" и
все, поголовно, подвергались обыскам, допросам, арестам, осуждениям к
лишению свободы и ссылкам, либо оказывались выдворенными за границу? г)
издатели независимого журнала "Поиски" - П.Егидес, Р.Лерт, В.Абрамкин, С. и
В.Сорокины и другие? д) группа творческой интеллигенции, направившая в 1969
г. в ЦК КПСС письмо с протестом в связи со слухами о предстоящей
реабилитации Сталина к 90-летию со дня его рождения (письмо, разумеется, не
было опубликовано, и поэтому я не знаю достоверно имен всех его авторов)?
Если перечислить всех, кто не молчал, а размышлял и пытался говорить вслух,
то не хватит букв русского алфавита для обозначения пунктов предыдущего
абзаца. Приведу еще лишь один пример. К той же дате, 90-летию со дня
рождения Сталина, трое совсем молодых людей (им было 19-20 лет) - Вячеслав
Бахмин, Ирина Каплун и Ольга Иоффе - составили листовки, содержащие протест
против реабилитации Сталина.
Это ли не попытка заговорить вслух, закричать, прорвать стену молчания? Но
"наши речи за десять шагов не слышны"... Все трое были арестованы,
содержались в Лефортовской тюрьме. Потом Бахмин и Каплун были "помилованы"
(хотя приговора суда, установившего их виновность, и не было), а Иоффе была
помещена в психиатрическую тюрьму (так называемые психбольницы специального
типа, находящиеся в ведении МВД).
Простите, но я не верю, что Вы написали "мы... не пытались думать об этом",
"вслух никто не размышлял" только потому, что не знали о всех описанных
мною и многих других попытках не только думать, не только вслух размышлять,
но и писать, и кричать, не страшась репрессий.
О Бахмине, конечно, Вы могли и не знать. Но имена многих выдворенных за
границу, подвергавшихся обыскам, допросам, арестам, тяжелым наказаниям, Вы,
конечно, знали и знаете. И знаете, что никто из безвинно репрессированных с
