коренным образом ст. 7 Закона от 25 декабря 1958 г. "Об уголовной
ответственности за государственные преступления". Отныне нет состава
преступления, именуемого "антисоветской агитацией и пропагандой", а
наказуемыми являются только такие действия, как "публичные призывы к
свержению государственного и общественного строя или к его изменению
способом, противоречащим Конституции СССР".
Но одновременно с этим Указом введена новая ст. 11-1 того же закона о
наказуемости за оскорбления или дискредитацию определенных государственных
и общественных органов и некоторых категорий должностных лиц. В тот же день
принят Указ Президиума Верховного Совета РСФСР, которым соответственно
изменена ст. 70 УК РСФСР, введена новая ст. 74-1 и отменена ст. 190-1 УК
РСФСР. (Очевидно, такие же указы приняты или будут вскоре приняты и в
других союзных республиках.)
Эти указы, уже вступившие в действие, но нуждающиеся в утверждении съездами
народных депутатов, очень важны для нашей работы и заслуживают самого
серьезного обсуждения и критики.
В рамках данной темы необходимо отметить: 1. Изменение ст. 70 УК и отмена
ст. 190-1 УК не снимают вопроса о необходимости реабилитации людей,
неправосудно осужденных ранее по этим статьям при отсутствии в действиях
осужденных состава преступления. 2. Введение новой статьи - 74-1 взамен
отмененной ст. 190-1 УК - это катастрофа на пути к правовому государству.
Если ст. 190-1 в качестве обязательного элемента состава преступления
содержала указание на заведомую ложность "измышлений", то есть клевету, то
новая статья такого указания не содержит и, если она будет применяться и
станет законом, то окажется буквально петлей на шее всякой критики и
непреодолимым препятствием на пути дальнейшего развертывания демократии и
гласности.
И тогда потребуется изрядное мужество адвокатов в новых политических
процессах по этой статье. И если наши худшие предположения подтвердятся и
ст. 74-1 УК станет законом и будет действовать, то новому поколению
адвокатов предстоит большая работа в новых политических процессах.
Вот, собственно говоря, первая часть моей темы.
Теперь о работе Хельсинкской группы.
Хельсинкская группа в Москве была создана в мае 1976 г.
членом-корреспондентом Армянской Академии наук Юрием Федоровичем Орловым,
одним из первых, блестящих и самых активных участников правозащитного
движения. В нее вошли прекрасные люди не только из Москвы. Эта группа
объявила своей целью содействовать правительству СССР в выполнении решений
Хельсинкского акта по гуманитарным вопросам.
Вот здесь кто-то из выступавших до меня сказал, что были репрессированы
почти все члены Хельсинкской группы. А я скажу гораздо больше: все! До
одного! И не только нашей, Московской Хельсинкской группы, но и созданных
следом за ней Украинской, Литовской, Грузинской, Армянской. Все подчистую!
Остались на свободе только те, кого вынудили уехать за границу. Причем это
коснулось не только Хельсинкской группы, но и членов других неформальных
организаций (тогда мы этого слова не употребляли), к ней присоединившихся.
Это коснулось "Комиссии по расследованию злоупотреблений психиатрией", это
коснулось "Комитета защиты прав верующих", "Инициативной группы инвалидов".
Вы не можете себе представить, - молодежь, которая здесь присутствует и
сейчас меня слушает, не может себе представить той атмосферы постоянной
слежки, которую мы не могли не видеть, постоянных вызовов на допросы,
постоянных обысков. Это была атмосфера, в которой мы чувствовали, что
действуем в одиночку, что нас не миллионы, не десятки тысяч, что нас только
сотни, но эти сотни старались все-таки как-то изменить общественную
атмосферу в сторону открытости, в сторону свободы личности, свободы слова,
свободы воли.
Какими были методы нашей работы? Мы выпускали документы по целому ряду
вопросов. Всего было выпущено 196 документов этой группы. Из них 19 до
ареста Юрия Федоровича, а дальше мы уже работали без него. Людей сажали,
люди уезжали, к нам приходили новые, и мы продолжали свою работу. Это были
документы о равноправии народов, документы о свободе совести, то есть
религии, о праве на справедливый суд (это была очень большая тема), праве
на статус политзаключенных, о положении в лагерях. Это были документы о
социально-экономических правах, то есть вопросы права на труд и права на
пенсии. Это были предложения Белградской и Мадридской конференциям СБСЕ.
Наконец, еще документ, один из очень важных: Хельсинкская группа - это
единственная организация, которая протестовала против ввода войск в
Афганистан.
И вот здесь идет речь о том, что у нас не было единой политической
платформы, не было лидеров. Формальных лидеров у нас не было, но я не
согласна, что у нас не было лидера. Лидер у нас был, и когда я назову его,
вы сразу поймете, что это был лидер: академик Андрей Дмитриевич Сахаров. Он
был неформальным лидером, но к нему тянулись сердца и тех, кто пытался
защищать права человека, и сердца тех, кто был обижен и кто искал своих
прав. Он получал сотни писем со всех концов Советского Союза, и на каждое
письмо он отвечал. Мы смотрели ему в глаза и по выражению его глаз
понимали, правильно или неправильно мы поступаем в том или другом случае.
Но, конечно, это был не лидер в формальном смысле. И он даже не был членом
нашей Хельсинкской группы.
Итак, методы нашей работы заключались в том, что мы писали документы.
Больше мы ничего не делали. И первоначально эти документы по почте
рассылались главам тридцати пяти правительств стран, которые подписали
Хельсинкское соглашение, в том числе первый экземпляр посылался в Президиум
Верховного Совета СССР. Но потом мы убедились, что обратные расписки мы
получаем только из Президиума Верховного Совета, и мы поняли, что наши
документы не доходят до глав правительств других стран. И тогда мы прибегли
к другому способу: к открытой, совершенно открытой передаче наших
документов иностранным корреспондентам и, таким образом, добивались их
звучания на международной арене. Тут важно отметить принципы нашей работы:
их было три-четыре. Во-первых, это полная легальность и открытость. Мы
никогда не позволяли себе ни одного анонимного документа, мы ставили
подписи, мы указывали телефоны и адреса. Мы всегда действовали открыто и
легально, несмотря на репрессии, которым мы подвергались. Второе: мы
никогда не прибегали ни к чьей материальной помощи. Пишущая машинка и
шариковая авторучка - вот были наши орудия, таким образом мы работали. И
даже деньги на рассылку наших документов брали из своего кармана. Злобные
инсинуации, когда нас, Хельсинкскую группу, обвиняли в том, что мы чуть не
наемники ЦРУ и других враждебных ведомств в других государствах, - это была
полная и настоящая клевета. Мы всегда работали бескорыстно и открыто. И,
наконец, последний наш принцип был тот, что мы никогда, ни в какой форме,
ни в какой степени не призывали к насилию и отрицали всякую возможность
насилия. И мы всегда и всюду действовали только словом. А против слова,
против идеи на нас действовали тюрьмами, ссылками и арестами, допросами,
обысками.
Я сейчас заканчиваю. Хочу сказать только два слова о том, почему эта группа
прекратила свою деятельность, свою работу. А прекратили мы ее в сентябре
1982 г. Дело в том, что к этому моменту на свободе оставалось три человека
в СССР: профессор Н.Н.Мейман, Е.Г.Боннэр и я. И против меня (против Боннэр
впоследствии было возбуждено уголовное дело, которое слушалось в Горьком)
было возбуждено уголовное дело Московской городской прокуратурой. И вот
тогда мы издали последний наш документ, в котором написали: репрессии,
полный разгром, полностью связанные руки, мы вынуждены прекратить свою
работу. <...>
Я не исчерпала своей темы, но боюсь, что мы все вместе исчерпали ваше
терпение, и я заканчиваю вот чем: когда поэт Габай произносил свое
последнее слово в суде, он сказал: "Сознание своей невиновности,
убежденность в своей правоте исключают для меня возможность просить о
смягчении приговора. Я верю в конечное торжество справедливости и здравого
смысла и уверен, что приговор, рано или поздно, будет отменен временем".
Мы дожили до этого времени. Не все дожили (И.Габай был реабилитирован
посмертно), но мы с вами дожили до того времени, когда эти несправедливые и
неправосудные приговоры отменены самим временем. И дай вам Бог, чтобы вы,
молодые, сегодняшние, которые привыкли к тому, что на демонстрации можно
выходить тысячами, которые привыкли к тому, что можно размножать документы
в свободных журналах, что они расходятся в тысячах экземпляров, дай Бог,
чтобы к вам никогда не вернулось то время, которое мы пережили.
Мы, может быть, сделали мало, но мы сделали то, что сделало возможным
сегодняшнее развитие событий.
Выступление в Центральном доме медиков
"Трибуна общественного мнения у Никитских ворот".
Июнь 1989 г.
Друзья мои! Прежде чем я начну свою беседу с вами, свой разговор с вами, я
хочу познакомить вам с теми, кто присутствует здесь, на сцене.
Рядом со мной сидит Борис Андреевич Золотухин, один из самых блестящих
адвокатов Москвы, участник правозащитного движения как защитник
политзаключенных. Лариса Иосифовна Богораз, ее, думаю, даже и не надо
представлять, - это одна из тех мужественных женщин, которые в 1968 г.
вышли в составе немногочисленной демонстрации на Красную площадь, чтобы
протестовать против оккупации Чехословакии. Леонард Борисович Терновский,
один из тех, кто защищал интересы, может быть, наименее защищенной группы
людей, людей, называемых психически больными и заключаемых в
психиатрические тюрьмы, хотя эти люди зачастую были так же здоровы, как мы
с вами. Отец Глеб Якунин - человек, который руководил "Комитетом защиты
прав верующих". Об этом он вам расскажет сам. Феликс Светов - религиозный
писатель, вам не надо его представлять. Сергей Ковалев - один из первых
правозащитников, человек, который одним из первых вошел в первую
неформальную организацию - "Инициативную группу защиты прав человека".
Татьяна Великанова, которая за свою правозащитную деятельность отбыла пять
лет лагерей и ссылку. Александр Павлович Лавут - один из правозащитников, в
частности защитник интересов крымских татар. И, наконец, Смирнов, которого
я привыкла называть просто Алеша, но могу сказать, что он Алексей Олегович.
Тоже бывший узник лагерей. О себе и о своей работе они все вам расскажут
сами.
Мы с вами будем говорить о правозащитниках прошлого, но говорить мы о них
будем для того, чтобы думать о будущем. Депутат Власов на I съезде Советов
сказал: "Ответственность ныне списывается одной безбрежной, вместительной
фразой: "Все мы вышли из того времени"", - и тут же сам себя прервал: "Нет,
не все!"
О тех, кто не молчал в годы застоя, кто, несмотря на репрессии, поднимал
свой голос громко, открыто и требовал гласности, демократии, защиты прав
человека, о тех, полузабытых сегодня людях, которых можно назвать до
известной степени предтечами перестройки, я хочу рассказать в своем кратком
выступлении.
После ледяного страха сталинских лет, когда только отдельные герои
поднимали свой голос протеста и тотчас же погибали в подвалах Лубянки или
на островах архипелага ГУЛАГ, после XX съезда последовавшая короткая
передышка - хрущевская оттепель - не успела растопить эти льды страха. И
вскоре начались опять преследования инакомыслящих, новые политические
процессы, которые и продолжались в течение всех лет застоя.
Так вот, первые громкие голоса, которые раздались в нашей стране, мы не
столько услышали, сколько прочли в "самиздате". Это был голос Солженицына,
это был голос Сахарова. Это были совершенно разные голоса, но они одинаковы
в том смысле, что будили мысль, давали нам стимул к тому, чтобы обретать
собственные голоса.
Все знают процесс Ю.Даниэля и А.Синявского. Я не стану говорить о них. Они
хорошо известны. Этот процесс повлек за собой первые отзвуки гласности и
первые процессы за вслух прозвучавшую речь (мысль).
