В конце октября 1968 г. Софья Васильевна второй раз едет в Ташкент вместе с
адвокатами Ю.А.Сарри и Л.М.Поповым участвовать в процессе над пятью
активистами крымско-татарского движения - Идрисом Касимовым, Шевкетом
Сейтаблаевым, Люманом Умаровым, Леннарой Гусейновой и Юсуфом Расиновым.
Обвинение стандартное - "распространение заведомо ложных измышлений" по
статье 194-1 УК УзССР (аналог статьи 190-1 УК РСФСР). На этот раз
следователем был Ю.А.Воробьев, тот самый, который потом вел следствие по
делу самой Каллистратовой.
Софья Васильевна, как всегда, делает подробную запись судебного заседания,
и уже 31 октября информация о процессе появляется в "Хронике текущих
событий". В адвокатском досье есть дословная запись показаний одного из
подсудимых о том, почему он подписал обращение к деятелям культуры: "У меня
до сих пор перед глазами тот день, когда нас высылали. Отец был на фронте.
Мы только что получили извещение о его гибели. Нас было шесть братьев и
одна сестра, мне, старшему, одиннадцать лет. Полураздетыми, без вещей нас
запихали в грузовик, сестренка была в одном чулочке... Через год в живых я
остался один. Вот этими руками я вырыл шесть могил в песке..." А затем, в
том же досье цитата, определяющая позицию защиты: "Критика отдельных
мероприятий, действий отдельных представителей власти не порочит строй, а
укрепляет строй (ст. 125 Конституции СССР)". Приговор, как и на предыдущем
Ташкентском процессе, был достаточно мягким, подзащитные Софьи Васильевны
И.Касимов и Ш.Сейтаблаев были приговорены к одному году лишения свободы и
освобождены в зале суда.
В начале января 1969 г. Софья Васильевна выезжает в Гулистан, где на
активиста крымско-татарского движения С.Сейтмерова было заведено уголовное
дело по обвинению в хулиганстве, угрозе убийства, мошенничестве при сборе
денег. При допросе свидетелей в судебном заседании Софье Васильевне удается
доказать несостоятельность улик, доказать алиби подзащитного. Обвинение
рассыпается, судья вынужден отправить дело на доследование, в ходе которого
дело прекращают. Листая толстое досье по этому делу, с подробными записями
показаний двенадцати свидетелей, планом расположения домов на улице, где
происходила драка, производственными характеристиками обвиняемого, я нашла
свою телеграмму в Гулистан: "Доехали хорошо, все здоровы, работай спокойно,
крепко целую. Марго". И вспомнила, что перед отъездом мама беспокоилась не
о том, как опять полетит в Узбекистан (хотя она себя очень плохо
чувствовала - обострилась язва желудка), а о том, как я с сыновьями Димой и
Сережей поеду в Карпаты на школьные каникулы кататься на лыжах.
Участники крымско-татарского движения снова обращаются к ней за защитой,
когда в Узбекистане организуют еще один (самый крупный) процесс по делу
десяти активистов. В мае 1969 г. она вылетает в Ташкент вместе с
Н.А.Монаховым и молодым адвокатом Н.С.Сафоновым. Но дело откладывают. В
начале июля к Софье Васильевне обращаются с просьбой о выезде в Крым для
защиты татар, вернувшихся после Указа от 5 сентября 1967 г. на родину и
обвинявшихся в нарушении паспортного режима. Но она больна, и вместо нее в
Крым едет Сафонов, а в Ташкент, где почти одновременно начинает слушаться
"дело десяти", вместо нее отправляется В.А.Заславский. И тут же приходит из
Латвии извещение об окончании следствия по делу И.А.Яхимовича, защищать
которого она согласилась еще весной по просьбе П.Г.Григоренко.
Преодолевая недомогание, Софья Васильевна 4 июля едет в Ригу. И.А.Яхимович,
выпускник Латвийского университета, филолог, преподаватель (партийный
активист!), работавший последние восемь лет перед арестом председателем
колхоза "Яуна гварде" (и вытащивший этот колхоз из отстающих во вполне
благополучные), обвинялся по статье 190-прим в распространении письма
П.М.Литвинова и Л.И.Богораз "К мировой общественности" (по поводу суда над
А.Гинзбургом и другими) и в составлении двух "клеветнических" писем в ЦК
КПСС. В деле - заключения двух психиатрических экспертиз: первой -
амбулаторной, поставившей диагноз "шизофрения, параноидный синдром", и
последующей стационарной: "паранояльное развитие психопатической
личности... Следует считать невменяемым. Нуждается в прохождении
принудительного лечения в больнице специального режима".
Софья Васильевна заявляет ходатайства: во-первых, о приобщении к делу
материалов, положительно характеризующих подзащитного, характеристик из
районных, советских и партийных организаций, почетных грамот, статей
И.Яхимовича в местной печати; во-вторых - о проведении повторной
судебно-психиатрической экспертизы; в-третьих - о прекращении уголовного
дела за отсутствием состава преступления. В этом ходатайстве она пишет:
"Ст.190-1 (183-1 УК ЛатвССР) в своей диспозиции содержит такой необходимый
признак, как заведомая ложность измышлений. Другими словами, закон
устанавливает уголовную ответственность для лиц, которые субъективно
сознают ложность распространяемой ими информации и умышленно эту заведомо
ложную информацию распространяют. С другой стороны, из текста закона
вытекает, что в уголовном порядке (по ст.190-1) карается не всякая заведомо
ложная информация, а лишь порочащая советский государственный и
общественный строй. Защита имеет основания утверждать, что ни одного из
этих двух признаков в деяниях, вменявшихся Яхимовичу по постановлению о
привлечении в качестве обвиняемого, нет, так как:
а) Во всех трех документах, перечисленных в указанном постановлении
содержится не изложение каких-либо сведений о фактах, а изложение оценочных
суждений о фактах. Такие оценочные суждения, основанные на внутреннем
убеждении человека, могут быть объективно правильными или неправильными,
полезными или вредными, но не могут быть субъективно для данного человека
заведомо ложными. В силу этого, если такие оценочные суждения являются
ошибочными, неправильными, вредными, общественно опасными, то их
распространение может и должно влечь за собой самое суровое общественное
осуждение с применением всех мер общественного воздействия. Но в уголовном
порядке распространение таких суждений преследоваться не может, так как
отсутствует субъективная сторона преступления.
б) Понятие советского государственного и общественного строя достаточно
четко определено в Конституции СССР. Во всех трех документах,
распространение которых вменяется Яхимовичу по упомянутому постановлению,
высказываются суждения об отдельных учреждениях и должностных лицах, об
отдельных актах правительства, а не о советском государственном строе,
который для Яхимовича, как видно из всех его высказываний и показаний,
священен и неприкосновенен.
Таким образом, и в этой части отсутствует необходимый элемент состава
преступления, и речь может идти лишь о мерах общественного воздействия, а
не об уголовной ответственности".
Обоснование ходатайства о судебно-психиатрической экспертизе потребовало от
Софьи Васильевны большой дополнительной работы. К лету 1969 г.
"репрессивная психиатрия" стала привычным инструментом в руках власть
предержащих (достаточно напомнить заключения в "психушки" в 60-е гг.
В.Буковского, П.Г.Григоренко, А.Есенина-Вольпина, Н.Горбаневской,
В.Тарсиса, В.Кузнецова). Но Софья Васильевна до сих пор имела дело с
судебной психиатрией лишь по уголовным делам (в которых заключения о
психическом заболевании служили обычно гуманным целям). Понимая, что
оспаривание выводов экспертизы требует высокого уровня компетентности, она
тщательно изучает и классическую и новейшую литературу по психиатрии,
делает выписки из постановлений Пленумов Верховного суда о порядке
рассмотрения дел, экспертизы по которым противоречивы, консультируется у
нескольких психиатров
Следователь удовлетворил лишь одно ходатайство Софьи Васильевны - о
приобщении к делу восьми документов по представленному ею списку. 27
августа начинается суд. В начале процесса Софья Васильевна заявляет еще
шесть ходатайств, в том числе о вызове экспертов и о доставке
"невменяемого" подсудимого в судебное заседание. Суд удовлетворяет эти
ходатайства. (В информации Софьи Васильевны в "Хронике текущих событий"
отмечено: "Председательствующий на процессе судья Лотко провел все
двухдневное заседание с полным соблюдением процессуальных норм и уважением
права на защиту. На суде Иван Яхимович вызвал симпатии всех присутствующих,
не исключая прокурора и конвойных солдат".) Софье Васильевне удается
убедить суд в необходимости повторной стационарной экспертизы, - дело
откладывается.
Софья Васильевна всегда стремилась использовать судебную трибуну, чтобы
донести до людей правду, ее правовая позиция всегда отличалась
принципиальностью. Но при этом, как истинный защитник, она прежде всего
заботилась о судьбе своих подзащитных и не только не подталкивала их к
декларации своих убеждений во время суда, но, наоборот, старалась удержать
их от этого. В этом отношении характерно письмо, которое она в марте 1970
г., будучи в больнице, написала Яхимовичу накануне повторного слушания его
дела:
"Иван Антонович! Адвокату, который придет к Вам с этим письмом, Вы можете
доверить свою судьбу (так же, как и мне), то есть можете быть уверенным в
том, что все, что можно с правовой стороны сделать по делу, - будет сделано
квалифицированно и в соответствии с Вашей позицией.
Очень рекомендую Вам, независимо от того, что Вы не признаете себя ни
виновным, ни невменяемым, - устно (если Вас доставят в суд) или письменно
(то есть заявлением на имя суда, отправленным через администрацию
следственного изолятора) сообщить суду следующее (примерно):
"Считаю себя здоровым. Не имел умысла клеветать на наш государственный и
общественный строй. Но, если суд решит эти основные вопросы иначе, то прошу
передать меня на попечение моей жены, так как, считая себя обязанным
работать (хотя бы и кочегаром) и содержать своих трех дочерей, я даю слово,
что не буду писать и распространять никаких писем и статей политического,
экономического и философского содержания.
Я трудоспособен, физически здоров, и содержать меня в больнице явно нет
оснований".
При этом я очень рекомендую Вам (ни устно, ни письменно) не развивать и не
высказывать своих убеждений. Ни пафоса, ни патетики, ни даже эрудиции - в
данной ситуации, ей-Богу, не требуется. Желаю Вам всего доброго. Жму руку.
С.Каллистратова".
Дело Яхимовича закончилось лучше, чем можно было ожидать. Экспертиза в
Институте им.Сербского хотя и признала его невменяемым, но с оговоркой, что
принудительное лечение может быть проведено в больнице общего типа. В
определении Верховного суда ЛатвССР эта формулировка была повторена, и,
проведя некоторое время в рижской республиканской психиатрической больнице,
Яхимович был выписан оттуда под расписку жены.
Софья Васильевна продолжает вести и "обыкновенные" уголовные дела, но
смыслом ее жизни становится юридическая помощь диссидентам, гражданскую
позицию которых она полностью разделяет. А обыски и аресты продолжаются: в
феврале 1969 г. арестовали Илью Габая и Мустафу Джемелева, в мае в Ташкенте
арестовывают П.Г.Григоренко, в декабре - Н.Горбаневскую - издателя "Хроники
текущих событий". В мае 1969 г. пятнадцать человек (многие из которых -
Татьяна Великанова, Наталья Горбаневская, Сергей Ковалев, Александр Лавут,
Григорий Подъяпольский, Татьяна Ходорович, Анатолий Якобсон, - так же, как
и члены их семей, стали к этому времени уже близкими друзьями Софьи
Васильевны) создают "Инициативную группу защиты прав человека в СССР".
Группа направляет открытое письмо в ООН о судебных преследованиях борцов за
права человека, об использовании психиатрии в репрессивных целях. Софья
Васильевна участвует в составлении письма, но вступить в группу
отказывается, понимая, что подпись под таким письмом будет означать для нее
конец адвокатской деятельности. Она считает, что не имеет на это права, так
как в качестве адвоката она в данный момент принесет больше пользы
правозащитному движению. Это решение далось ей нелегко. Помню, как она,
