словно оправдываясь перед собой, делилась со мной своими сомнениями:
"Конечно, все приговоры предрешены, но все-таки кто-то должен их защищать?
Уже то, что я в тюрьму на свидание могу пойти, о близких им рассказать, о
всех новостях, получить информацию об их здоровье, о ходе следствия - ведь
это так необходимо!" Впоследствии, исходя из тех же мотивов, Софья
Васильевна использовала все свое влияние и красноречие для того, чтобы
убедить Александра Викторовича Недоступа, врача, лечившего и буквально
спасавшего в своей клинике диссидентов, не подписывать правозащитные
письма.
В конце декабря 1969 г. она вылетела в Ташкент участвовать в окончании
следствия по делу разжалованного генерала Григоренко. "Дело" содержало
более 6000 страниц! С Петром Григорьевичем и его семьей Софью Васильевну
связывали очень близкие отношения. Она вспоминала, как, увидев ее на
свидании, Петр Григорьевич (уже более полугода не имевший никаких сведений
"с воли") на глазах у обомлевших и не сразу спохватившихся конвоиров
бросился обнимать ее. Софья Васильевна понимала, что просто осудить его по
статье 190-1 властям недостаточно, что они постараются упрятать его
подальше - в спецпсихбольницу, без срока, без возможности общения, с
принудительным "лечением" убийственными дозами лекарств, подавляющих всякую
волю к сопротивлению. И она тщательно готовилась к его защите - читала и
перечитывала литературу по психиатрии, консультировалась с Ю.Л.Фрейдиным,
наводила справки о возможных кандидатурах (для участия в повторной
экспертизе) психиатров, сохранивших врачебную честь и достоинство. В
Ташкенте она подает следователю Березовскому, стиль и методы работы
которого ей уже хорошо известны, обстоятельное ходатайство на пятнадцати
листах - требуя направления дела для окончания следствия в Москву (где
проживали почти все из ста свидетелей по делу и где были изъяты все
инкриминируемые Григоренко "клеветнические" документы), привлечения
дополнительных материалов, изъятия из дела многих материалов, не имеющих
никакого отношения к Григоренко. Главную часть ходатайства занимает
мотивированное требование проведения новой судебно-психиатрической
экспертизы (так как выводы двух имеющихся экспертиз противоречат друг
другу) с включением в число экспертов главного психиатра Советской Армии
Н.Н.Тимофеева, профессоров Э.Я.Штеренберга и Л.П.Рахлина. Но Березовский
ходатайство отклоняет.
[Н.Н.Мейман, С.В.Каллистратова, П.Г. и З.М.Григоренко, Н.А.Великанова,
о.Сергей Желудков, А.Д.Сахаров; на переднем плане Г.О.Алтунян,
А.П.Подрабинек]
В начале февраля 1970 г. Софья Васильевна приехала на суд и в судебном
заседании узнала, что уже после завершения ею защиты в предварительном
следствии по ст. 190-1 УК РСФСР следователь вынес постановление о
привлечении Григоренко к ответственности кроме того еще и по 70-й статье!
Это было беспрецедентно. Софья Васильевна говорила, что следователь
Березовский, а затем и судья Ташкентского горсуда Романова нарушили все
процессуальные нормы, какие только можно было нарушить. Но к защите Софью
Васильевну все-таки допускают, взяв подписку о неразглашении материалов
дела. Все ходатайства защиты в судебном заседании также были отклонены,
адвокату даже не разрешили свидания с заключенным. Единственное, что судья
по ходатайству адвоката вынуждена была сделать, - вызвать в суд экспертов,
давших взаимоисключающие заключения о вменяемости Григоренко. Из-за этого
суд отложили.
27 февраля Софья Васильевна снова прилетела в Ташкент. Но и повторное
слушание (на котором профессор Детенгоф, давший ранее заключение о том, что
"П.Г.Григоренко признаков психического заболевания не проявляет", вдруг
полностью соглашается с диагнозом Морозова и Лунца) было похоже на
спектакль. Дело, состоящее из двадцати одного тома, было заслушано за два
дня. Доставить Григоренко в суд судья отказалась. В зал заседаний никого не
пустили. Определение суда - в спецпсихбольницу - было предрешено заранее.
Защитительную речь Софьи Васильевны никто не слушал. "Я выступала перед
пустыми стульями", - рассказывала она.
Мать тяжело переживала полную невозможность добиться хоть какого-то
соблюдения законности, зная, что ее жалоба в Верховный суд будет отклонена.
И она сделала единственное, что могла, - все материалы судебно-медицинских
экспертиз и ответы эксперта на ее вопросы в судебном заседании,
прокомментированные ею с участием Ю.Л.Фрейдина, передала в надежные руки
для того, чтобы Петра Григорьевича могли защищать другими способами.
Благодаря бесстрашному двадцатипятилетнему киевскому психиатру
С.Ф.Глузману, проведшему на основании этих материалов и работ самого
Григоренко заочную экспертизу и передавшему через Виктора Некрасова свое
заключение Андрею Дмитриевичу Сахарову, всему миру стали известны
подробности того, как здорового человека объявили сумасшедшим... Копию
своей жалобы Софья Васильевна также приносит Сахарову, и на ее основе в мае
1970 г. они составляют жалобу в порядке надзора на имя Генерального
прокурора Руденко за подписью М.А.Леонтовича, А.Д.Сахарова, В.Ф.Турчина и
В.Н.Чалидзе. Эта жалоба также была широко распространена в "самиздате" и за
рубежом. В ней были обнародованы все процессуальные нарушения, допущенные
следствием и судом. Очевидно, что без бурной реакции на Западе Петру
Григорьевичу пришлось бы оставаться в психбольнице до 1986 г. Думаю, что
источник этой информации было легко обнаружить, сравнив ее текст с текстом
жалобы Софьи Васильевны (копия последней и поныне хранится в 1-м отделе
Президиума МГКА, но получить ее оттуда мне не удалось), да Бог миловал...
В июле 1970 г. началось слушание дела Горбаневской, которое пустили по
накатанной схеме: заключение Лунца о ее невменяемости (при наличии уже
одной экспертизы, признавшей Наташу здоровой), многочисленные
процессуальные нарушения (так, в обвинительном заключении вообще не было
конкретизировано, в чем обвиняется Горбаневская, а лишь была приведена
формулировка статьи 190-1 "изготовление и распространение заведомо ложной"
и т.д.), отказ доставить обвиняемую в судебное заседание, отклонение всех
ходатайств адвоката и т.п.
Софья Васильевна сражается в суде с экспертом Лунцем (который заявляет, что
для ответа на письменные вопросы защиты ему требуется целый рабочий день, а
потом, под нажимом судьи, составляет эти ответы в совершенно общей форме за
час), подробно рассматривает все находящиеся в деле документы, уличает во
лжи свидетелей обвинения, безуспешно пытается доказать талантливость
Горбаневской как поэта и переводчика, приобщить к делу восторженный отзыв
Арсения Тарковского о переводах Горбаневской, написанный по просьбе Софьи
Васильевны и до сих пор хранящийся в ее досье (другие поэты, в том числе
Евтушенко, не откликнулись на аналогичную просьбу).
После одиннадцати часов судебного заседания Софья Васильевна просит
перенести ее речь на следующий день. Следует отказ (по-видимому, судья имел
строгое указание закончить слушание в тот же день). Определение суда такое
же, как в Ташкенте, - бессрочная спецпсихбольница. Все, что может сделать
Софья Васильевна, - показать Наташе в тюрьме фотографии Ясика и Оси (эти
фотографии сыновей Горбаневской тоже сохранились в досье) и отдать все
материалы процесса в "Хронику текущих событий", которая продолжает
выходить, несмотря на арест Горбаневской.
Софья Васильевна очень плохо себя чувствует, берет отпуск, едет в
санаторий, но в сентябре 1970 г. снова готова к борьбе. К этому времени
властям уже порядочно надоели адвокаты, требующие оправдания невиновных и
мешающие вершить "правосудие". До сих пор (после изгнания из коллегии
Б.А.Золотухина летом 1968 г.) адвокатов не трогали, но найти защитников по
"политическим" статьям тем не менее было нелегко. Теперь же начинаются
репрессии против тех немногих, кто решается на это: в январе 1970 г. суд
выносит частное определение в адрес Дины Исааковны Каминской, защищавшей
Илью Габая, и Президиум МГКА объявляет ей выговор за то, что она "заняла по
делу неправильную позицию, проявила политическую незрелость". Исключают из
адвокатуры Н.А.Монахова, заводят персональное дело на Н.С.Сафонова (весной
1971 г. под угрозой исключения он вынужден подать заявление об уходе по
собственному желанию). Софья Васильевна, единственная из адвокатов,
пытается бороться против исключения Монахова и Сафонова, пишет протесты,
выступает на собраниях. Об этих событиях в нашей семье никто не знает, даже
я, хотя мама доверяла мне полностью и, например, о том, кто издает
"Хронику" после ареста Горбаневской, я знала сразу. Очевидно, она боялась,
что родные, беспокоясь за нее, начнут ее уговаривать "завязать".
Но исключать Софью Васильевну, пожалуй, наиболее строптивую из всех
"защитников правозащитников", Президиум МГКА не решается, может быть, не
желая открытой борьбы с ней на общем собрании (острота и сила ее
аргументации были хорошо известны), а может, из опасения широкой огласки на
Западе, что было бы неизбежно. Они предпринимают обходный маневр -
заведующий консультацией просто отказывается выдать ей ордер на очередную
защиту по статье 190-1: "А вы на меня пожалуйтесь..." Кому было можно (но
совершенно бесполезно) жаловаться, Софья Васильевна знала: "лучшему "другу"
диссидентов - Юрию Владимировичу". Я тогда высказывала маме сомнения в том,
что персональные судьбы адвокатов рассматриваются лично Ю.В. Андроповым.
Только в 1993 г., прочитав публикацию под рубрикой "Рассекречено", я
убедилась, что она, как всегда, была права. Вот отрывки из этих документов:
"Совершенно секретно
Ст-102/10с от 17.VII.1970 г.
Выписка из протокола 102 10с Секретариата ЦК
Записка КГБ при Совете Министров СССР от 10 июля 1970 г. 1878-А
Поручить Московскому горкому КПСС рассмотреть вопросы, поставленные в
записке КГБ при Совмине СССР.
Секретарь ЦК".
И далее сама "записка":
"Секретно
ЦК КПСС
10 июля 1970 г. 1878-А
Коллегия по уголовным делам Московского городского суда 7 июля 1970 г.
рассмотрела дело по обвинению Горбаневской Н.Е., 1936 г. р., до ареста
занимавшейся частными переводами, в совершении преступлений,
предусмотренных ст.ст. 190-1 и 191 УК РСФСР <...>
Комитетом госбезопасности через оперативные возможности до общественности
Запада доведена оперативно выгодная для нас информация в связи с судебным
процессом и происшедшим инцидентом у здания суда.
Одновременно Комитет госбезопасности сообщает о неправильном поведении в
судебном процессе адвоката Каллистратовой С.В., которая встала на путь
отрицания состава преступления в действиях Горбаневской. Более того, явно
клеветнические материалы, порочащие советский государственный и
общественный строй, изготовленные подсудимой, Каллистратова в своем
выступлении на судебном заседании квалифицировала как "оценочные",
выражающие убеждения Горбаневской. Не случайно по окончании процесса Якир,
Алексеева и их единомышленники встретили Каллистратову как "героя" с
цветами.
Такое поведение адвоката в судебном процессе не является единичным. По
имеющимся у нас данным, аналогичные позиции занимает группа московских
адвокатов (Каминская Д.И., Монахов Н.А., Поздеев Ю.Б., Ромм В.Б.) <...>
Нередко они действуют по прямому сговору с антиобщественными элементами,
информируя их о материалах предварительного следствия и совместно
вырабатывая линию поведения подсудимых и свидетелей в процессе следствия и
суда.
Председатель Комитета госбезопасности Андропов".
Вопрос был быстро "рассмотрен":
"Секретно
ЦК КПСС
на СТ-102/10с
Московским городским комитетом партии проведено совещание руководителей
административных органов города, на котором обсуждены задачи и выработаны
меры по выполнению Постановления Секретариата ЦК КПСС от 17 июля с.г. <...>
Председателю Президиума коллегии адвокатов т. Апраксину К.Н. и заведующим
юридическими консультациями поручено принять меры по улучшению
воспитательной работы в коллективах и повышению персональной
