- Мои дружинники понадобятся здесь, для защиты моего преславного го-
рода. Я передумал. Вместо войска я даю тебе воеводу Филиппа Няньку. Он
дороже всякой дружины. Он ополчит горожан, призовет крестьян, быстро со-
берет целую рать. Под его опытным глазом ты отобьешь всех врагов-недру-
гов. Бейся крепко и не бойся! Я хорошо знаю этих табунщиков: поторкаются
в стены, покрутятся и отхлынут назад в свои дикие степи.
- Батюшка, а Рязань-то пала? Стены ее не спасли?
- Рязань! Вон что сказал! Какие у Рязани стены,- кошка перескочит! А
сами рязанцы что такое? Разве это воины? Коротконогие, широкие, как пни.
То ли дело мы - суздальцы да владимирцы: грудь колесом, росту саженного,
красавец к красавцу. Мы всегда били и будем впредь бить рязанцев. Смотри
же, сынок, не отдай Москвы!
- Все же батюшка, дай мне сколько-нибудь ратников. Ты ведь дал моему
брату Всеволоду шесть сотен.
- Так ведь Всеволод едет в Коломну. Она поважнее Москвы. Коломна -
передовой порог Дикого поля. А Москва так себе, перекресточек промеж че-
тырех речонок. Татары, пожалуй, и смотреть-то на Москву не станут. Впро-
чем, выбери десять дружинников, чтобы тебя охраняли. Ты будешь их посы-
лать ко мне с вестями, что у тебя делается. Ну, господь бог да сохранит
тебя в боях ратных! Вернешься со славой, награжу тебя знатно.
- Дай мне тогда в княжение Рязань.
- Ну и дам. Я давно хочу примыслить себе всю Рязанскую землю...
Великий князь Георгий Всеволодович уехал на рассвете вместе с двумя
племянниками и сотней верховых дружинников. Княгиня Агафья Ростиславна,
высокая, дородная, в собольей шубе, провожала мужа до последней сту-
пеньки резного крыльца. За ночь, подняв всех поварих, она приказала на-
печь ему на дорогу пирогов и уложить их в дорожный возок. Она тихо пла-
кала, стараясь сдержать катившиеся слезы, кланялась, прощаясь, в пояс.
Верила словам князя, что скоро он вернется.
Кутаясь в медвежью шубу, князь поудобнее уселся в открытом плетеном
из лозы возке. Три коня, запряженные гуськом, потащили скрипучие сани.
Верхом на переднем коне ехал старый слуга, искусный аргун. Выезжая из
ворот, князь высоко поднял бобровый воротник шубы, чтобы его не узнали
встречные.
На узких кривых улицах города было еще темно. Кое-где в маленьких ок-
нах деревянных домов тусклый красный свет пробивался через пузыри, пока-
зывая, что начиналась повседневная жизнь: топили печи, месили тесто,
выкладывали на досках караваи и пироги.
В городских воротах княжеский поезд из двадцати саней и сотни всадни-
ков задержался. Сторож Шибалка допытывался, кто едет, а князь приказал
дружинникам и слугам никому себя не называть. Шибалка заглянул в возок и
узнал пронизывающие черные глаза. Низко снял он колпак и побежал откры-
вать тяжелые дубовые ворота.
Вслед за всадниками проскользнул за ворота высокий бородатый монах с
длинным посохом.
- Ишь, сколько их бродит, чернохвостых! - проворчал Шибалка.- Пересек
чернец дорогу великому князю, как черный кот. Недоброе сулит такая
встреча!..
Юный князь Владимир и воевода Филипп Нянька помчались немедленно,
чтобы скорее попасть в Москву. Сопровождали их десять дружинников верха-
ми. У каждого был заводной " конь. За ними следовали десять саней, гру-
женных кольчугами и другим оружием, с запасом еды для ратников и ячменя
для коней.
Ехали сперва по реке Клязьме, потом направились зимними путями, нап-
рямик, чтобы избежать речных извилин и перевертов. Всюду, в глухих лес-
ных деревушках, встречали тревогу. Вся северная земля всколыхнулась. Му-
жики вострили топоры и рогатины и расспрашивали, где собирается ратный
люд? Но никто толком ничего не знал, и не было одной головы, чтобы соб-
рать воедино всю русскую силу.
Князь Владимир остановился в лесном поселке покормить лошадей. Он си-
дел возле избы на завалинке. Из лесу показался высокий человек с большой
рогатиной в руке и луком за спиной. Он нес на плече дикую козу и шел
мерным твердым шагом. Охотник остановился перед Владимиром и снял мехо-
вой колпак. На плечи упали белые волосы, пожелтевшие на концах. Он выта-
щил из-за воротника седую бороду, рассыпавшуюся по груди.
Узнав, что перед ним сын князя владимирского, старик опустил к ногам
молодого князя козлиную тушу:
- Кушай, княжич, на здоровье! Полдничай вместе с твоими ратниками.
Слышал я от монаха-странника, что на Русь навалилась несметная сила. Вот
и я не удержался и вышел из своего звериного логова. Уж много лет живу я
в болотах с медведями и сохатыми, да еще бортничаю - кормят меня дикие
пчелки!.. Теперь я поднялся скликать на войну сыновей и внуков, а их у
меня двадцать семь молодцов. Все вместе пойдем отбивать лихих ворогов.
По паре коней на каждого у них да отнимем! Где нам собираться?
- Иди в город, что поближе,- во Владимир.
- Это к батюшке твоему, князю Георгию Всеволодовичу? Нет, к нему я не
пойду! У него рука тяжелая и незадачливая. Тому назад двадцать годов
стоял твой батюшка с суздальским войском на реке Гес, а потом на Липице.
Оттуда он перешел на Авдову гору и зря уложил там все свое войско. Де-
сять тысяч мужиков-суздальцев тогда пало. Да какие все молодцы! А кто
нас рубил? Свои же земляки: новгородские. смоленские, ростовские. А для
чего рубились? Ты не скажешь? Нет, ты этого не знаешь!..
- Знаю. Они хотели отнять княжение у моего отца, князя Георгия Всево-
лодовича.
- Князья промеж себя не поладили: сидеть ли во Владимире князю Геор-
гию Всеволодовичу или его родному брату Константину ростовскому? Брат на
брата с ножом поле". Каин Авеля хотел зарубить. Заставили братья за себя
биться простых мужиков. Нам-то не все ли равно, какой брат будет сидеть
на нашей спине: Константин или Георгий? Так Князья мужиков не пожалели,
и покатились глупые крестьянские головы! О татарах тогда и не слыхивали,
а братья резались хуже татар. Теперь князь Георгий Всеволодович, твой
батюшка, небось почесывается да охает: как бы у колдунов найти живой и
мертвой водицы и поднять против татар этих десять тысяч покойничков? Эх,
княжич Владимир, в том-то и беда, что покойничков никакими ни заговора-
ми, ни молитвами не подымешь! А кто из стариков остался жив, как я, кто
бился в Липице и помнит, что с нами князья сделали, так те за князем Ге-
оргием не пойдут!
- Ты что же речи ведешь супротивные? - рассердился молодой князь Вла-
димир. - Да как звать тебя? Да я тебя за такие слова зарублю на месте!
- Еще одним покойником больше будет, а татары все равно придут. И мы,
мужики, будем с ними драться и гнать из нашей земли,- угодно ли это
князьям или нет. А как будет с ними драться князь Георгий Всеволодович,-
мы еще посмотрим! Я с сыновьями и внуками свою ватагу соберу и других
сторонников призову. Будем татар ловить и на рогатину насаживать... А
ты, княжич Владимир, не серчай на старика и кушай мою козлятину на здо-
ровье, да в бою не показывай татарам хвоста своего коня...
Старик снял колпак, низко поклонился князю Владимиру и, тряхнув седы-
ми кудрями, пошел прочь, высокий и прямой. Из кустов вышло несколько му-
жиков с рогатинами и луками, таких же высоких, стройных, в овчинных шку-
рах, и пошли за своим родовиком след в след, нога в ногу.
Глава пятая. "ИДЕМ НА МУШКАФ!"
Субудай-багатур сказал Бату-хану:
- Выслушай, джихангир, твоего верного слугу. Немаловажное дело впере-
ди. Мы должны немедленно двинуться к городу Машфа и взять его раньше,
чем его займут другие ханы. Там устроены склады товаров, привезенных из
других стран. Там живут иноземные купцы. Там мы захватим большие бо-
гатства, заморское серебро и золото, греческое красное вино и германское
сукно.
Бату-хан с полузакрытыми глазами ответил усталым голосом:
- Сейчас я занят важным делом. Мы успеем это сделать завтра.
Субудай засопел, наклонился к уху Бату-хана с висящей тяжелой золотой
серьгой и едва слышно злобно прошептал:
- На войне один упущенный день, упущенный час - это потерянная победа
и пропавшие труды девяноста девяти лет. Ты тратишь по-пустому важный
день. Гони, выметай к красным мангусам этих плакальщиков и тунеядцев.
Прогони их, или я сам это сделаю! Сейчас пришлю тысячу моих "бешеных" и
сам всех здесь разметаю.
Подбородок Бату-хана задрожал от гнева. Глаза раскрылись и уставились
в упор в лицо Субудая. Он увидел прищуренный глаз, изборожденное шрама-
ми, никогда от рождения не мытое лицо с клочками жестких волос, искрив-
ленные морщинистые губы, покрывшиеся пеной. Субудая начинала охватывать
ярость. Бату-хан боялся вспышек гнева своего воспитателя и смирился. Он
перевел взгляд на просителей-монголов, стоявших на четвереньках, склонив
головы до земли. Вереница их тянулась через всю деревянную церковь, вы-
ходила сквозь двери во двор, на снежное поле. Бату-хан, стараясь скрыть
свое беспокойство, сказал:
- Меня недаром зовут "хороший", "милостивый хан" - Саин-хан! Все, кто
мне предан, имеют ко мне доступ, могут сказать моему лицу свои жалобы...
Субудай быстро облизывал длинным языком губы. Бату-хан еще раз поко-
сился:
- Я окажу милость еще двум жалобщикам, к мы поговорим с тобой.
Бату-хан сидел, подобрав ноги, на церковном престоле. Сквозь раскры-
тые двери иконостаса к нему на коленях приблизился старик в полосатом
кипчакском халате. Бату-хан остановил на нем равнодушный взгляд, и глаза
его опять полузакрылись:
- На что ты жалуешься?
- Меня зовут Назар-Кяризек. Я от самого Сыгнака сопровождаю твое не-
победимое войско... Я служу с трепетом и почтением...
- Что ты, слабый старик, у меня делаешь?
- Я сторожу и кормлю будильного петуха у храбрейшего из богатырей,
Субудай-багатура...
Бату-хан любил слушать жалобы на своего свирепого воспитателя. Он
прошептал: "Дзе-дзе!"
- На что же ты жалуешься? Разве Субудай-багатур тебя обидел?
- Нет, величайший! Но меня наказал аллах,- да будет прославлено его
имя! Со мной вместе ушли в поход четверо моих сыновей,- все лихие джиги-
ты, один лучше другого.
- Это для тебя почетно! Они заслуживают похвалы!
- В первых же битвах с урусутами пал мой старший сын, храбрый Демир,-
да упокоит аллах его душу в садах своих! - и старик, прикрыв глаза рука-
вом, всхлипнул.
- Гордись, что твой сын умер в битве. Чем я могу наградить тебя?
Назар-Кяризек, вытирая нос ладонью, прошептал:
- Я твоя жертва! Твои милостивые слова - моя лучшая награда!
Субудай прошипел:
- Я его знаю, этого старика. Он старается изо всех сил, и ему можно
дать полезное для нас поручение. Стань в сторонке, старик, и жди.
Следующий проситель был в арабской одежде, полосатом шерстяном плаще
и мусульманском белом тюрбане. Его кафтан был изодран и висел клочьями.
Купец подполз к престолу на коленях и стал с хриплым стоном причитать,
ударять кулаками в грудь,
- Чего он хочет? Я не понимаю его речи.
Толмач объяснил:
- Это бухарский купец. Старшина двенадцати других купцов. Они сопро-
вождают твое блистательное войско и скупают у воинов одежду и вещи, зах-
ваченные в битвах. Бухарский купец жалуется, что его обидели твои воины,
избили и отняли все имущество.
Бату-хан оживился. Лицо исказилось хищной улыбкой. Он сказал, ударяя
ладонью по колену:
- Купцы мне полезны! Купцы привозят нужные товары! Купцы необходимы
моим воинам, которые не могут тащить за собой по вселенной все бо-
гатства, захваченные в долгой войне. Кто обидит преданных мне купцов,
тот увидит смерть. Можешь ли ты указать желтых собак, которые тебя огра-
били?
- Число твоих воинов бесконечно, как число перелетных птиц весной. Но
если я встречу моих обидчиков, я их укажу.
Субудай вмешался:
- Позволь мне сказать скромный совет. Назначь этого старика, храните-
ля будильного петуха, защитником и толмачом иноземных купцов. Он хитрый:
сумеет их охранить и себя не забыть.
