Топор Савелия застыл в воздухе. Мужики грузно перевалили через дубо-
вую стену. За ними быстро карабкался молодой татарин с кривым, блестящим
мечом. Он полетел вниз с рассеченной головой. Савелий бил с яростью и
силой, так же уверенно, как привык рубить в лесу старые вековые ели.
Звяга и Ваула встали рядом с Савелием. Они сталкивали жердями каждо-
го, кто подымался по лестнице. Тут же на стене отчаянно защищались ос-
тальные рязанские ратники, отбивая приступ.
Им помогали женщины. Они выливали ведра кипящей воды на штурмующих.
Бросали камни и глыбы льда на всех, кто пытался взобраться по лестнице.
К полдню штурм был отбит. Татары притихли и отошли. Внизу, под стена-
ми, двигались, ползали и отчаянно кричали раненые. Татары ходили между
ними, своих они оттаскивали, а русских добивали.
Штурмы повторялись и днем и ночью в течение пяти суток. Рязанцы упор-
но стояли на своих местах. Но ряды их уменьшались, и некому было заме-
нить павших. Женщины становились на место мужчин, убитых стрелами или
раздробленных пудовыми камнями. А татары посылали на приступ все новые,
свежие отряды. Они лезли упрямо, надеясь на скорую поживу: кто первый
ворвется, будет грабить все, что захочет.
Савелий, Звяга и Ваула помогали друг другу, чередуясь. Во время не-
долгого затишья они ложились тут же, на стене, и засыпали мгновенно, су-
нув под голову руку.
Вслед за камнеметной машиной к воротам подползли два тарана - большие
бревна с железными концами, подвешенные на прочных подставках. Работав-
шие возле таранов монголы и пленные, прячась за кожаные щиты, раскачива-
ли бревна, с страшной силой ударяя ими в городские ворота.
Дубовые доски трещали, отлетали щепки. Со стены лили кипяток, горячую
смолу, метали стрелы и камни.
А тараны упорно били и били без остановки и, наконец, раскололи воро-
та.
С криками торжества ворвались в ворота татары и натолкнулись на толс-
тую каменную стену, наглухо закрывавшую вход. Ее сложили за дни штурма
рязанские женщины, которым помогали дети.
Татары не прекращали натиска и, добавив лестниц, снова посылали отча-
янных воинов, старавшихся сломить упорство рязанцев.
Защитники города видели, что силы их слабеют, понимали, что конец
близок.
Двадцатого декабря вдова князя рязанского, Агриппина, с молодыми сно-
хами и ближними боярынями сошлись в соборной церкви. Они решили встре-
тить здесь неминуемую гибель. Их окружили многие рязанские женщины.
Епископ и священники пели молитвы и сулили райское блаженство всем, при-
нявшим мученическую кончину.
Слепой звонарь неустанно продолжал звонить в большой набатный коло-
кол. Звон, казалось, говорил, что борьба продолжается, что никто не сда-
ется, что русские люди лягут костьми за родную дедовскую землю.
На шестой день осады, 21 декабря, татары снова двинулись по лестни-
цам, неся горящие факелы. Непрерывные потоки татар ползли одновременно
со всех сторон. Одни бились кривыми саблями, другие стрелами сбивали за-
щитников.
Наконец татары стали одолевать. Дикий, радостный вой несся со всех
концов города. Татары уже бежали по улицам, врывались в дома и рубили
всех, старых и малых, никому не давая пощады.
Они разбили церковные двери, вбежали внутрь храма, изрубили женщин и
священников, подожгли здание. Они бросали в огонь маленьких детей, выры-
вая их у матерей, которых тут же, на глазах у всех, насиловали, после
чего распарывали им животы.
К вечеру в Рязани в живых не осталось никого. Современник пишет:
"Некому было стонать и плакать, некому скорбеть о погибших, родителям
о детях, детям о родителях, братьям о братьях - все вместе лежали мерт-
вые..."
Савелий, взглянув в этот день со стены, ужаснулся: к нему ползли во-
семь лестниц, а внизу чернела толпа татар, готовых идти на приступ. Са-
велий сбрасывал глыбы земли, сбивал влезавших, по лестницы поднялись и
справа и слева. Татары перевалили через стену. Савелия они не тронули,-
им было не до него. Стараясь перегнать друг друга, побежали они к детин-
цу, где были княжеские хоромы, кладовые, склады и скотные дворы.
Савелий попал в волну убегавших рязанцев, которые, отбиваясь от та-
тар, теснились к выступу стены, нависшей над рекой. Рязанцы перелезали
через стену, скользили по обледенелым накатам и падали в реку в том мес-
те, где был проломан лед. У кого хватало силы, тот переплывал реку и бе-
жал полем в сторону леса.
Татары спешили поскорей начать грабеж и не преследовали убегавших:
"Далеко не уйдут, все равно наши будут".
В числе немногих спасшихся был Савелий. Несмотря на ледяную воду, он
переплыл Оку. В мокрой одежде, с топором за поясом, он вылез на противо-
положный берег и остановился. В последний раз оглянулся на Рязань.
В вихре пламени и дыма выделялись колокольни горевших церквей. Саве-
лий ясно слышал покрывавший вой и крики победителей равномерный одинокий
звон набатного колокола, в который продолжал бить слепой звонарь.
Так, до последнего вздоха, пока его не прикончил разъяренный татарин,
звонил старый слепой звонарь, призывая русский люд на защиту родины.
Глава одиннадцатая. ПРОЩАНИЕ С ПАВШИМИ
Штурм окончен. Пожар угасал. Рязань, за ночь засыпанная снегом, вся в
обугленных развалинах, лежала как страшно изуродованная покойница под
парчовым серебристым покровом.
Бату-хан пожелал проехать через покоренный им стольный город. Гонцы
поскакали в ближайшие отряды "непобедимых" с приказом через день к вос-
ходу солнца выстроиться против ворот Рязани.
Татарские отряды растянулись неровной волнующейся линией вдоль берега
замерзшей Оки. Сотни построились в десять рядов. Перед каждой полусот-
ней, с копьем, увенчанным цветным лоскутом, сидел на коне лихой багатур.
Сотню возглавлял полновластный джагун. Позади неподвижно застыли бара-
банщик с двумя котлами, обтянутыми кожей, трубач с рожком на перевязи
через плечо и щитобоец с круглым медным гонгом.
Сотни заметно поредели. Во многих десятках не хватало где по одному,
где по три всадника. Среди оставшихся было немало перевязанных - со сле-
дами русских мечей и стрел.
Вдоль реки, на скатах городских валов и на дороге, валялись трупы.
Голые человеческие тела, уже запорошенные снегом, лежали в самых необы-
чайных положениях: одни - свернувшись, другие - раскинув руки и ноги,
некоторые - упав головой вниз, в выбоину. Из глубокого снега торчали ра-
зутые ноги, на которых сидели крикливые галки.
Тысяча "непобедимых" уже давно выстроилась вдоль реки. Кони застоя-
лись и тянули повод. Вдали протрубил боевой рожок. Другие рожки повтори-
ли сигнал. Джагун первой сотни проревел:
- Внимание и повиновение!
- Внимание и повиновение! - повторили за ним сотники и десятники.
Воины выпрямились, подобрали поводья. Тысяча замерла в напряженном
ожидании.
Из посада, со стороны уцелевшей от пожара церкви, выехала группа
всадников. Впереди скакали трое, средний держал белое пятиугольное знамя
с девятью широкими развевающимися лентами. Под золотой маковкой копья
висел рыжий конский хвост жеребца Чингиз-хана. На знамени был вышит зо-
лотыми нитками кречет, державший в когтях ворона.
Позади ехал другой всадник. Он вез воткнутую на копье голову рязанс-
кого воеводы Вадима Данилыча Кофы. Глаза были закрыты, лицо строгое и
спокойное; ветер развевал длинную седую бороду и серебряные кудри.
Далее, два скорохода в белых кафтанах, белых замшевых сапогах и высо-
ких белых шаманских колпаках вели под уздцы ослепительной красоты белого
жеребца с черными горящими глазами. Он изгибал шею, перебирал легкими
ногами с черными копытами и плясал, стараясь вырваться. Покрытый малино-
вой бархатной попоной с золотыми вышивками, конь, как нарядная игрушка,
блистал в лучах утреннего солнца.
Монголы с почтением смотрели на белого коня. Они верили, что на нем
невидимо едет бог войны Сульдэ, любящий монголов, давший им новую побе-
ду.
- Бату-хан своеволен,-шептали монголы.-Сегодня он посвящает белого
коня богу Сульдэ, а захочет - завтра сам на нем поедет. Сегодня он сел
на вороного коня урусутов, а завтра взберется на бурого медведя...
Бату-хан ехал на рослом вороном жеребце с белыми до колен ногами и
белой отметиной на лбу. Джихангир был в серебристой, переливающейся в
солнечных лучах кольчуге и в золотом шлеме с длинным белым пером. На ко-
не была серебряная с золотыми бляхами сбруя, чепрак, расшитый золотом,-
все сделанное русскими мастерами. Конь был убран так, как обычно ездили
русские князья.
За джихангиром на разукрашенных жеребцах ехали ханы. Среди них выде-
лялся странный толстый и сутулый Субудай-багатур на саврасом коротконо-
гом иноходце в самой простой ременной сбруе.
Бату-хан проехал вдоль линии войск. Татары и монголы кричали: "Ур-
рагх!". Им вторили кипчаки: "Яшасын!"
Джихангир повернул обратно. Сотня "непобедимых" отделилась и последо-
вала за ним. Бату-хан со своей свитой переехал реку, где на льдинах чер-
нели большие промоины и человеческие трупы.
Городские ворота были уже расчищены. У стены работали пленные. За ни-
ми присматривали монгольские воины, держа на правом плече блестящие кри-
вые мечи.
Город был совершенно разрушен. Деревянные дома сгорели. Повалившиеся
обугленные бревна чадили. Пахло паленым мясом. Из тлеющих пожарищ стека-
ли грязные ручейки.
Бату-хан подъехал к развалинам соборной церкви и поднялся на каменное
возвышение, возле которого прежде собирался народ. Здесь еще сохранился
почерневший от дыма медный колокол. Перекладины, на которых он висел,
обгорели, и колокол-вечник боком лежал на снегу.
Мрачное зрелище открылось перед глазами монгольского владыки. На се-
редине площади были сложены бревна, доски, двери, оконницы, колеса, са-
ни, оглобли и обугленные остатки рязанских домов. На этой груде пра-
вильными рядами тесно лежали мертвые воины Бату-хана - монголы, татары,
кипчаки, все, кто пал, штурмуя Рязань.
Сколько их? Кто сосчитает! Кто узнает, откуда они родом? Кто скажет,
что будет с юртами, где целыми днями родные глаза смотрят на запад, ожи-
дая возвращения сына, отца, брата, обещавшего вернуться с конями и верб-
людами, нагруженными богатой добычей?..
Безмолвные, со страшными ранами, с застывшими лицами, искаженными
страданием, лежали они на спине, уставив открытые глаза в чужое холодное
небо.
Шумливые спутники джихангира затихли при виде недавних товарищей. Они
ушли навсегда в тот неведомый небесный мир, где за облаками умершие вои-
ны призрачными тенями собираются в отряды Священного Воителя. Так учили
шаманы...
Мертвые воины оставались в своих обычных одеждах. Никто не осмелился
бы снять с покойника синий чапан или расшитую узорами безрукавку: воин
должен явиться к тени Чингиз-хана в благообразном виде, У многих воинов
на груди стояла медная или деревянная чашка, наполненная зерном или ку-
сочками мяса. Выдающиеся багатуры уходили в царство сказок и песен со
своим кривым мечом, привязанным к застывшей ладони.
В наступившей тишине прозвучал протяжный жалобный стон. Он донесся из
середины нагроможденных обледеневших тел. Стон повторился, отчетливо до-
неслись слова:
- Тяжело... Воды!..
Монголы заволновались:
- Нельзя разбирать священный костер!..
Бату-хан оставался неподвижен. Он процедил сквозь зубы:
- Начинайте скорей!
Один из приближенных ханов сказал нараспев:
- Счастлив тот, кто вместе с багатурами, павшими за величие мон-
гольского улуса, улетит, захваченный дымом священного костра! Он попадет
за облака в алмазный дворец бога Сульда!
Загремели барабаны. Затрубили рожки. Тридцать шаманов в белых одеж-
дах, с медвежьими шкурами на плечах, издавая пронзительные вопли, прип-
лясывая и ударяя в бубны, пошли вокруг огромного костра. Некоторые мон-
голы, потерявшие близких, сойдя с коней, последовали за шаманами, подняв
