подставил сухую бересту. Третий складывал ветки можжевельника посреди
юрты, а четвертый, старший из них, Гарди-Гель, продолжал отворачивать
войлоки и шкуры, так как шаманка упрямо лезла обратно в середину вороха.
Скоро береста и сучья загорелись и весело затрещали. Гарди-Гель, ух-
ватив за руки Керинкей-Задан, тащил ее к костру. Смуглое лицо шаманки
было вымазано красными и синими узорами. Седые волосы, заплетенные во
множество косичек, мотались, как змеи. Она укусила Гарди-Гель за руку, и
тот ее оставил. Тогда шаманка быстро напялила на себя шапку, украшенную
головами птиц с длинными клювами и лисьими хвостами, на спину накинула
медвежью шкуру, на грудь привесила медную тарелку, подпоясалась ремеш-
ком. На нем висели войлочные божки. Шаманка схватила большой бубен и ко-
лотушку, прицепила сумку, из которой торчали дудка, баранья лопатка и
передняя нога козы.
Делала она все это быстро, бормоча молитвы, приплясывая и напевая.
Нукеры у костра молча, со страхом косились на нее. Наконец Гарди-Гель
решил, что приготовлений хватит, и встал:
- Теперь идем к Бату-хану.
- Я не пойду без главного шамана Беки.
- Ору-Зан! Бери ее за локти, поведем великую с почтением к Бату-хану.
Четыре нукера подхватили шаманку и, подталкивая сзади коленями, быст-
ро вышли из юрты.
Крепко придерживая вырывавшуюся шаманку, нукеры дотащили ее до юрты,
где на страже стояли "непобедимые" Бату-хана. Керинкей-Задан вошла в
дверцу с важностью, подобающей знаменитой предсказательнице, умеющей
разговаривать со святыми онгонами, узнавать волю неба и предсказывать
будущее.
В юрте собрались главные ханы. От костра веяло теплом. Позади огня,
подобрав ноги в красных сафьяновых сапогах, сидел на ковре Бату-хан.
Прищуренными глазами он рассматривал шаманку. Она остановилась при вхо-
де, склонилась, звеня и грохоча побрякушками, и пала ниц.
Затем со звоном и грохотом вскочила и подбежала к молодой ханше, ко-
торая испуганно отшатнулась к стенке. В знак высшего восхищения шаманка
схватила ее за уши, понюхала обе щеки и вылизала языком уголки глаз.
Погладила, поласкала и уселась рядом.
Шаманка уставилась безумным взглядом на Бату-хана:
- Ты - отрада всех людей, благороднейший и храбрейший Саин-хан! Ты -
падение быстрого беркута! Ты - чернопестрый барс, бродящий с рыканием на
вершине снежной горы! Ты - одинокий сизый коршун, с клекотом носящийся
над скалами! Ты - сердце всего народа! Скажи, зачем ты позвал меня? Все
могу я, все для тебя сделаю!..
Бату-хан ответил:
- Я призвал тебя, великая шаманка Керинкей-Задан! Ты носишь шапку,
наводящую на народы ужас и тоску. Я видел сегодня сон,
- Рассказывай!..
- От него мой ум помутился и сердце расстроилось. Объясни мне сон,
мой путь зависит от этого. Ты умеешь беседовать с грозными желтыми духа-
ми - онгонами семидесяти сторон вселенной. Призови их и спроси, что мне
делать: идти ли мне сейчас, в эту метель, на север, в леса длиннобородых
урусутов, или мне следует переждать? Или повернуть на юг и кочевать там
в теплых долинах на берегах Синего моря? Идти ли мне на Рязань, или на
юг к городу Кивамень?
Шаманка закатила глаза так, что были видны одни белки, и, раскачива-
ясь из стороны в сторону, завыла: "Аюн-ее! Аюнее!". Затем она вынула из
сумки кожаный мешочек и посыпала из него на угли костра зеленый порошок.
Заклубился голубой дымок, юрта наполнилась ароматом медовых степных
трав.
- Рассказывай свой сон, а я призову семьдесят желтых онгонов и спрошу
их: что тебе принесет счастье-удачу, а что - горе-слезы?
Бату-хан наклонился к шаманке и заговорил вполголоса.
- Увидел я сон, будто макушку моей головы жжет, точно раскаленные уг-
ли упали на меня из серой тучи. От этого запрыгали мои легкие и сердце.
Увидел я, что мое девятихвостое знамя покатилось и покривилось. Увидел я
еще, будто злобные, красные, как мясо, враги-мангусы завладели всеми мо-
ими стадами и подданными. Увидел еще я, как они мучают моих верблюдов,
как заставляют подыматься юрту за юртой и откочевывать в далекие места.
Объясни мне, шаманка Керинкей-Задан, что этот сон значит, что мне
хан-небо говорит.
Шаманка вскочила, подхватила свой бубен, забила в него и, закрыв им
лицо, завыла, загукала, заголосила, подражая волку, медведю и сове. Она
стала прыгать на месте, приплясывая, и вдруг, скача на одной ноге, выбе-
жала из юрты. Нукеры бросились за ней. Она подбежала к одинокому дубу и
с необычайной ловкостью влезла на его вершину. Там она продолжала кри-
чать, ударяя в бубен и бросая на север, в сторону урусутов, кости, выни-
мая их из кожаной сумки. Потом она быстро соскользнула вниз и, так же
вприпрыжку, пробежала по снегу и вернулась в юрту. Бату-хан стоял при
входе, наблюдая за всем, что выделывала колдунья. Пропустив ее в юрту,
он снова уселся на ковре.
Шаманка опустилась на колени, прикрыла лицо бубном и низким мужским
голосом сказала:
- Я подымалась на верхушку дерева. Я была на небе под облаками. Я го-
ворила молитвы. Онгоны вслед за мной пришли сюда. Вот они сейчас будут
говорить и объяснять твой сон.
Другим, визгливым, голосом шаманка продолжала:
- Рожденный повелителем земли рязанской, молодой коназ, лучший из ви-
тязей, приезжал с поклоном к тебе, владыке всех народов, а сам он смот-
рел на все восемь сторон и пересчитывал твоих воинов. Он привез тебе по-
дарки, двенадцать прекрасных коней, и среди них - черного коня, на кото-
ром могут ездить только желтые духи онгоны. Что ты сделал с этим красав-
цем конем?
Бату-хан зажмурил глаза, отмахнулся рукой и несколько раз покачал го-
ловой, точно хотел сказать: "Знаю, знаю, о чем ты будешь просить!". Он
ответил:
- Что я сделал? Я убил коназа Рязани и буду ездить на его вороном ко-
не.
Шаманка снова заговорила низким голосом:
- Объясни, великий желтый дух онгон, что означает сон Бату-хана? Не
грозит ли он бедою? Не нужно ли совершить моление, чтобы отогнать ползу-
щее к нам горе?
Шаманка переменила голос и тонким волчьим воем стала продолжать, как
будто говорил другой небесный дух:
- Задуманный поход будет труден. Бородатые урусуты - сыновья ры-
же-красных, как сырое мясо, мангусов. Драться с ними опасно: на месте
одной отрубленной головы вырастают две, вместо отрубленных двух голов
вырастут сразу четыре. Без молитвы нельзя воевать с урусутами, надо при-
нести в жертву девяносто девять черных животных: коней, быков, баранов и
коз - черных без отметины. Надо первым зарезать черного коня, подаренно-
го рязанским коназом...- последние слова шаманка говорила все тише, и
казалось, что они доносились с крыши юрты. Тут шаманка склонилась к зем-
ле и свалилась на бок.
В юрте было тихо. Все ждали, что скажет Бату-хан. Ослепительный, заж-
мурив глаза, говорил:
- Ты умная, как старый волк, ты хитрая, как побывавшая в капкане ли-
сица! Может быть, ты мне скажешь: не лучше ли мне вовсе не идти на север
в леса и берлоги урусутов? Может быть, там все мое войско погибнет,
съеденное рыже-красными урусутами? Может быть, мое девятихвостое знамя
наклонится, как подрубленное, а мои монголы станут кандальниками других
народов?
Шаманка молчала. Бату-хан продолжал:
- Мне многие, у кого душа трясется, как овечий хвост, говорят: "Зачем
идти на урусутов? Там непроходимые старые леса, где бродят колдуны и им
служат медведи. Лучше уйти в степи, к Синему морю, где ветер гонит волны
серебристого ковыля, где пасутся стада белых быков, белых баранов, белых
коз. Там кочевать привольно..." Не эти ли трусливые души научили тебя,
Керинкей-Задан, твоим испуганным песням? Где мой учитель, Хаджи Рахим?
Из-за широких спин монгольских ханов поднялся факих, сухой, изможден-
ный, с длинной седеющей бородой, в высоком колпаке дервиша,
Скрестив руки на животе, он тихо сказал:
- Внимание и повиновение! Я слушаю тебя, Бату-хан!
- Как поступал Искендер Двурогий, когда предпринимал поход? Искал ли
он земли с хорошими пастбищами?
- Нет, джихангир, он искал только отряды своих врагов и обрушивался
на них, как падающий с неба беркут.
- Съедал ли он перед боем своего лучшего вороного коня?
- Нет, джихангир! Своего любимого вороного жеребца Буцефала он водил
с собой всюду в походах, даже когда Буцефал сделался старым.
- Спасибо тебе, мой мудрый и верный учитель. Хаджи Рахим, А что ска-
жет мой боевой учитель Субудай-багатур? Нужно ли нам идти на урусутов
или отступить для отдыха к Синему морю?
Субудай-багатур, ворочая злым и недоверчивым глазом, сказал:
- Войско здесь застоялось. Запасы кончились. Метели усиливаются. Пора
направиться быстро на города урусутов. Там можно откормить и людей и ко-
ней. На вороном коне рязанского князя ты въедешь в город Рязань, хотя бы
семьдесят семь тысяч мангусов старались тебе помешать. Шаманке Керин-
кей-Задан, чтоб она не голодала, подари привезенную рязанцами мороженую
тушу черной свиньи, большую, как лошадь. Жертвы семидесяти семи желтым
духам онгонам мы принесем в городе Ульдемире, захватив табуны урусутских
коней. Пусть Керинкей-Задан старательно помолится, чтобы онгоны прекра-
тили метель. Трудно идти в таком глубоком снегу. Если метель будет еще
злиться девять дней, она засыплет нас снегом навсегда.
Субудай-багатур замолчал. Задрав шаровары на левой ноге, он усердно
чесал искусанную вшами волосатую ногу. Военачальники посматривали друг
на друга, и веселые искорки перебегали в их глазах.
- Спасибо тебе, всегда мудрый Субудай-багатур! Я ожидал от тебя таких
слов. Завтра мы снимаемся с нашей стоянки. Войско пойдет девяносто де-
вятью черными потоками и ворвется в рязанские земли. Я поеду на вороном
коне с белыми до колен ногами и белой звездочкой на лбу. Он принесет мне
счастье-удачу. Мой белый конь Акчиан, завернутый в войлоки, будет уведен
кипчакскими конюхами к Синему морю. Он родился в Арабистане и едва ли
перенесет медвежий холод. Мы не будем вырезать всех урусутских харакунов
- земледельцев. Нужно захватить их как можно больше и гнать впереди. Мы
погоним их первыми на приступ городских стен.
- А чем их кормить? - спросил один хан.
- Зачем кормить пленных? Пусть они сами кормятся! Пусть едят павших
коней и все, что хотят. Сегодня мы будем отдыхать без заботы. Завтра
снова начнется кровавый пир.
Глава пятая. МОНГОЛЫ НАСТУПАЮТ
Первым в вихре снежной пыли ушел тумен "бешеных" Субудай-багатура.
Своими знаменитыми переходами, меняя в пути коней, Субудай пробивался
через сугробы. Он посадил на коней нескольких половецких пленных провод-
ников. Они указывали ему едва заметные степные тропы. Субудай держал
проводников возле себя и расспрашивал обо всем, что ему казалось стран-
ным и необычным,
Быстрым налетом его передовой разъезд захватил в лесу трех охотников.
На поясах у них мотались десятка два белок.
Около них вертелась черная лохматая собачонка. Пленных привезли к Су-
будаю. Он сидел на саврасом заиндевевшем иноходце. Из-под лилового мала-
хая с наушниками виднелся только его сверлящий глаз.
- Что вы тут делаете? - спросил Субудай через половецкого переводчи-
ка.
- Белкуем.
Переводчик объяснил Субудаю, что охотники ходят по лесу, бьют стрела-
ми и ловят в западни белок.
- А где вы спите ночью? Уходите назад в свой дом? Где ваша юрта?
- Нет! Пока мы промышляем, мы спим в лесу. Изба далеко. Разве можно в
нее возвращаться с охоты?
- Как далеко?
- Дней шестнадцать ходу.
- Как же вы спите в лесу? Как заяц в снегу?
- Зачем, как заяц! Мы копаем в снегу яму до самой земли, чтобы было
сухо. И тогда уже на земле разводим костер. Мы спим возле костра, как на
печке, или ложимся на то горячее место, где горел костер.
- И тепло?
- Как в избе. Снимешь полушубок, набросишь на плечи, греешься и
спишь.
- А какой делаете костер? Из чего? Из веток?
