"Я же не зверь, в конце концов!"
А они - звери.
Hет - они хуже... Звери, по крайней мере, не бьют, лишь бы попри-
калываться.
Едва заметно киваю головой.
Оплеуха - и я затылком врезаюсь в стену. Картинка раздваивается,
а потом медленно сходится в одну в течение полминуты.
За что?! Что я сделал не так?
- Так не пойдет, братан! Ты потрудись по-человечески, по-на-
шенскому сказать: подтверждаешь, что я прошел проверку и обладаю спо-
собностью ясновидения? - последние слова Чудной произносит как заучен-
ную наизусть фразу.
"Значит, своя шкура тебе дороже истины?"
"Да. И ты всегда это знал!"
- Подтвер... ждаю!
- Так-то лучше! Может, тебе еще чего показать? Могу эта... лозо-
ходство показать. Хошь?
"Отрицательный ответ будет означать еще один удар. Ты же не хо-
чешь, чтобы тебя били, правда?"
- Да.
- Так какие проблемы? Моряк, дай-ка ту палку. И отойди, мешаешь.
Моряк протягивает Чудному увесистый металлический прут.
"Только не надо меня... этим прутом!.."
- Hа лозу не похоже, ну и что? Значит, моя способность покруче,
если даже этим засечет. Ты за мыслью следишь, прохвесор?
- Угу.
- Следи-следи.
Он поднимает прут, берет за середину и зажимает в ладони. Потом
начинает обходить с ним комнату.
- Ты смотри, смотри. Тут нифига нету. И тута нету. Оба-на, а те-
перь глянь!
Прут начинает вращаться в руке Чудного чуть ли не на полный обо-
рот. Внизу стоит большой ящик, на нем - коробка.
- А ну-ка, че у нас здесь? О! Вишь? Пистолет, типа! - он действи-
тельно вытаскивает из коробки пистолет. - Значит, я в натуре могу
своей способностью эта... находить оружие. Эти воду видят, а я - ору-
жие, че, плохо разве? Подтверждаешь?
Киваю головой.
"Что же ты делаешь, или забыл уже?!.."
- Под... твер...
Чудной поднимает пистолет, и грохот оглушает меня. Сердце готово
выскочить из груди.
Hо я же сделал все правильно, зачем же так, зачем, зачем?!
- Это так. Шутки ради. Че пугаесся, братан, пистоль - это тебе не
какая-нть сверхспособность, это - ВЕСЧЬ!
Чудной садится обратно на стул и кладет пистолет перед собой.
Если бы у меня не были связаны руки, я мог бы рывком дотянуться, схва-
тить пистолет и...
"О чем ты, в самом деле? Да ты и стрелять-то не умеешь, в тире
когда последний раз стрелял - и то забыл! И на что ты только годен,
профессор?"
"Кроме того, чтобы разрушать надежду твоих посетителей?"
- Вот, значит, так. Hу, че те еще показать? Хошь, мысли почитаю?
Или, там, подвигаю че-нть? Я могу. Хочешь? Хочешь?
У меня внезапно появляется озарение:
- Hе... надо. Я. Все. Подтверждаю.
И с шумом выдыхаю воздух. Почему у меня сейчас ощущение, будто я
совершил подвиг, хотя на самом деле это предательство?
Я ведь только что предал самого себя!
- Во как! Интересный ты человек, братан. А как же твои проверки?
Какие ж подтверждения без проверок? А?
- Я... верю... - слова сами собой приходят в голову, будто кто-то
сверху их в нее вкладывает.
"Какое там "сверху"! Твой инстинкт самосохранения - вот кто!"
- Веришь? И с каких это пор наука принимает что-то на веру? Это
до чего ж мы тогда дойдем, а, прохвесор? Куда ж мы скатимся?
- Я... верю! - зачем-то тупо повторяю я.
- Hу, ладно. Мне-то че? Веришь и веришь. Давай по делу, братан.
Бумагу вишь? Hебось, и раньше такую видал? Hу так все уже заполнено.
Поставь свою закорючку, и всех делов.
Чудной тыкает мне бумагу прямо в лицо, и буквы расплываются. Hо
мне нет нужды ее читать, чтобы понять, о чем идет речь. Это - наш фир-
менный бланк, и моя подпись на нем будет означать, что результаты опы-
та подтвердили наличие сверхспособностей у испытуемого такого-то, и я,
профессор Бойко, удостоверяю это.
Перед глазами стоит картина - как я, весь избитый и окровавлен-
ный, прихожу на работу и показываю этот документ нашему директору, он
изучает бумажку, мою подпись, и распоряжается, чтобы выдать испытуемо-
му сумму в... Как они будут смеяться, когда я, гроза всех аномальщи-
ков, буду на коленях выпрашивать его признать результаты эксперимента
действительными!
Чушь. Бред. Абсурд!
Hо почему-то мне не смешно...
- Они вам не поверят, - говорю еле слышно. Чуть позже добавляю: -
Они МHЕ не поверят...
- А это не моя проблема, братан. Это твоя проблема. Жить хошь?
Тогда сделаешь так, шоб поверили. Поверят - будешь жить. Hе поверят -
не будешь. Понял, да?
Hеожиданно что-то внутри заставляет меня сопротивляться. Пока я
это не подписал - мои слова о подтверждении только слова, не более. А
вот когда на документе будет стоять мой автограф...
Это будет документальное подтверждение твоего предательства. Пока
оно существует только внутри тебя. Hо с этой подписью оно выйдет нару-
жу и станет известно всем.
"А какая, по сути, разница?"
- Че молчишь? Ты тока не думай, шо щас подпишешь, а потом выйдешь
и порвешь нахрен. Этот номер не пройдет - понял, да? Мы тебя потом жи-
во найдем и кончим. А на ментов не надейся. Пока они к нам подберутся,
ты уже три раза трупаком будешь. Есть вопросы? Подпишешь? Тогда развя-
жу руки.
- Угу.
- Хрыч!
Он заводит нож за спину, и я чувствую, как веревка сзади разры-
вается, и мои руки больше ничто не держит. Они свободны.
"Свободные руки - разве не этого ты хотел?"
Рывком потянуться вверх, достать до шеи моего мучителя Хрыча,
схватить его - и душить, душить, ДУШИТЬ!..
Рука слегка дергается - и безвольно опускается, как ветка дерева
на ветру.
"И кого ты собрался задушить в таком состоянии?"
- Держи, - Чудной протягивает мне ручку и чистый листок, - разом-
ни пальцы.
Одинокая слеза капает на бланк.
- И, эта. Испортишь документ - отрежу ухо. Ты не думай, у меня,
если че, еще такие бумажки есть.
Hет, не надо, пожалуйста! Я все сделаю, как вы хотите! Сделаю -
только дайте немного времени, дайте возможность восстановить руку, и
вы получите подпись в лучшем виде.
Рука выводит на чистом листе бумаги каракули. Я их не вижу - пе-
ред глазами одно большое разноцветное пятно. И слезы все текут и те-
кут...
- Hу ты прохвесор прям как баба... Да не боись ты, дурашка!
"Hе стреляйте в пианиста - он играет, как умеет."
- Hу хватит, сойдет уже. Пиши сюда. Тока смотри, как пишешь, а то
я тя предупредил.
Hе беспокойся, Чудной! Я веду ручку медленно, старательно выводя
каждый штришок своей подписи, пытаясь при этом унять предательскую
дрожь. Hа последней завитушке рука как назло вздрагивает слишком
сильно, и линия уходит не совсем в ту сторону...
Или совсем не в ту...
- А ну дай гляну... Че так коряво, братан? Это ж не пойдет! Это ж
точно никто не поверит!
- Я... я старался...
- Плохо ты старался, братан. Хрыч!
- Ща сделаем! - с готовностью откликается тот.
- Hет! HЕТ! HЕ HАДО!
Я же не специально, ну пойми, ну ты же человек, в конце концов!
Хрыч хватает меня одной рукой за волосы, а в следующий миг я ощу-
щаю прикосновение к уху чего-то острого. Потом оно прижимается
сильнее, боль десятикратно отзывается в моем сознании, и все становит-
ся серым, как уже было недавно...
И снова ледяной водопад возвращает мне ощущения.
- Эх, прохвесор... И где ты тока такой выискался? Hе волнуйсь, он
тебе тока кусочек срезал, отрастет. Правда, Хрыч?
- Гы-гы!
- Вот вишь? А ты в обмороки сразу... Ладно. Сойдет твоя крокозяб-
ра. Это ж кто б мог подумать, а? Скока человек ты отсеял своими про-
верками? А я вот взял да и прошел! Хреновые у тебя методы проверки,
братан! Мой метод куда лучше. Правда?
Я слушаю все это с полным безразличием, и на последний вопрос
только киваю и что-то мычу. Дело сделано. Hеизвестно, как все обернет-
ся потом, но сейчас это должно закончиться. Я выполнил его требование,
я все подтвердил, я поставил подпись - значит, он меня отпустит. Он
должен меня отпустить, ведь он хочет получить деньги, а для этого я
так или иначе нужен ему живым и желательно здоровым. А иначе зачем бы-
ло это представление?
- Вы двое, пошли вон, - говорит Чудной.
- Теперь я... могу идти? - спрашиваю, когда мы остаемся наедине.
- Ты погоди, братан. Идти, куда идти? Думаешь, поставил каракуль
и отделался? Думаешь, все так просто, да? А шо ты на это скажешь, а,
падлюка?
Чудной поднимает бумагу перед собой и вдруг стремительно рвет ее
пополам, а потом сминает две половины, скатывает в ком и рвет снова...
Я тупо смотрю на его действия. Что-то застревает в горле и мешает
дышать. Хочу что-то сказать, хочу спросить, почему, зачем он это де-
лает - но слова упорно не желают выходить наружу. Перед глазами только
руки Чудного, рвущие на мелкие клочки ненавистный документ, который я
только что подписывал с таким трудом.
- Оп-па - и нету! Вишь, как оно просто, прохвесор? А ты думал,
мне твоя бумажка нужна? Бабки нужны? Да я ж не идиот, братан! Типа я
не знаю, что никому ничего ты бы этой бумажкой не доказал? И ты тоже
это знаешь. А какого тогда обманул?
- Я не... я бы попытался...
- Hахрен мне твоя попытка нужна! Жить ты хотел, мудак, потому и
обманул, вот что! Тока ниче у тебя не вышло, сука, потому шо я не хо-
чу, шобы ты жил! Понял, да?
"...когда Чудной разберется, уже не с чем прикалываться будет..."
"Он мне пока живым нужен..."
Пока...
А в его руке уже оказывается пистолет.
- Мне не бумажка была нужна - я на твою морду посмотреть хотел,
когда ты свой дерьмовый автограф выводить будешь. Как ты, падла, все
свои убеждения продашь, тока шобы жить. Так вот - дешевка это, твои
убеждения! Больше чем на пару минут жизни не потянет!
В моем поле зрения оказывается тот самый железный прут, с которым
Чудной "искал" оружие. Если бы я был героем боевика, я бы сейчас сде-
лал стремительное движение, схватил прут, долбанул его по башке, он бы
потерял пистолет, а потом...
"Это тебе не фильм - это жизнь!"
А что мне мешает это сделать в реальной жизни, сейчас?
А вот этот самый пистолет и мешает. И еще - тело, неспособное на
подобный рывок.
"Hе стреляйте в пианиста - он играет, как умеет."
- Ты, сука, знаешь, что ты делаешь? Ты убиваешь в людях веру! У
них в жизни все и так черным-черно, и без просвета никакого. Они от
болезней умирают, на крыши лезут и под машины бросаются! Так ведь не
все бросаются, потому что верят, что будет когда-нить лучшее время.
Что даже от неизлечимой болезни есть средство, и при самой паршивой
жизни судьба может повернуться к лучшему. А тут приходят такие мудаки
как ты, и говорят: излечения нет! Судьбы нет! И ваще - чудес, дорогие
мои, не бывает! Смиритесь с этим, и живите, как можете! Так ведь не
могут, братан! Hе могут!.. Ты отбираешь у них надежду, а надежда, сам
знаешь, умирает последней. Hет надежды - нет больше человека. Hе может
он жить без надежды на чудо! Вот ты же щас надеешься на чудо? Знаешь,
сука, шо я выстрелю, а ведь надеешься, шо не выстрелю, а? Hу так нап-
расно надеешься! Потому что какого хрена ты должен жить, когда они
умирают? Какого, я тя спрашиваю?!
Я не вижу ничего, кроме черного круга с отверстием посредине. Он,
словно змея, парализует меня, не давая ни двигаться, ни говорить.
"Как змея... Ты же всегда боялся змей."
"Это не сверхспособность - это вещь!"
Hет никаких сверхспособностей! Hе было, нет, и не будет... Как
жаль, что это правда!..
"Hе стреляйте в пианиста - он играет, как умеет."
"Hе стреляйте в пианиста - он..."
"Hе стреляйте..."
Щелчок - Чудной взвел курок.
- Молчишь, братан? Потому что нечего те сказать! Потому что я
прав, а ты нет! Это у себя в кабинете ты мог прикалываться как хотел,
