внелегалов. В Англии, где переход от меркантилистской экономики к рыночной был
довольно мирным, новые законы со временем легализовали сельскую и пригородную
промышленность. Власти вынуждены были признать, что многие пригороды и города
созданы специально для того, чтобы избежать контроля со стороны государства и
гильдий. В Швеции король Густав Адольф основал ряд городов и поселков для
внелегалов и, таким образом, включил их в государственную систему.
Усилия европейских меркантилистов обуздать распространение внелегального
предпринимательства оказались напрасными. В Англии государству пришлось
смириться с тем, что новые производства развивались преимущественно там, где
не существовало гильдий или правовых ограничений. Все понимали, что бум в
хлопчатобумажной промышленности имел причиной более либеральное регулирование,
чем в производстве шерстяных тканей. Делалось даже различие между
предпринимательскими способностями жителей пригородов и жителей городов, где
правила меркантилистская система. В 1588 г. лорд Сесил, министр королевы
Елизаветы I, в своем докладе описывал жителей Галифакса, одного из новых
внелегальных поселений, так:
"Они превосходят остальных в политике и промышленности, умении торговать и
возделывать землю, и на фоне грубости и высокомерия, царящих в их диком краю,
они выделяются мудростью и зажиточностью. Они отвергают старые порядки, если
узнают о новых, более удобных, они предпочитают новые обряды и не держатся за
старые церемонии,,. У них есть природная страсть к изобретениям, соединенная с
крепким усердием" [ Ibid., p. 244].
В те времена внелегалы строили не только новые поселения вблизи городов, но и
дома в городах. В Германии, например, чтобы получить право на строительство,
нужно было пройти испытание. Тем не менее, пишет Клафам, "существовали целые
районы, вплотную застроенные домами, хотя в этих районах нельзя было найти
никого, кто имел бы законное разрешение на право строить дома" [Clapham,
Economic Development of France and Germany, pp. 323--325]. С волной миграции в
городах появилась и внелегальная торговля. В Англии, как пишет Колман,
десятилетия после Реставрации некоторые традиционалисты жаловались на рост
числа разносчиков и уличных торговцев, на беспорядок, который они создают у
магазинов, на появление новых лавочников во множестве небольших городов.
Законные торговцы напрасно пытались избавиться от вновь прибывших. В Париже
судебные баталии между портными и продавцами ношеной одежды продолжались более
трехсот лет и не закончились даже к началу Французской революции.
Внелегалы подрывали самые основы меркантилистского порядка, поскольку были
конкурентоспособны, действовали агрессивно и рассматривали власти как своих
врагов. В тех странах, где государство преследовало внелегалов и объявляло
незаконными, вместо того чтобы абсорбировать, прогресс замедлялся, а
недовольство возрастало, результатом чего было насилие. Наиболее известные
примеры -- революции во Франции и в России.
Крах гильдий и перераспределительных синдикатов
Расширение теневого сектора неизбежно ослабляло меркантилистские гильдии,
основной функцией которых было ограничение доступа к законным формам
предпринимательства. Колман связывает упадок гильдий с "притоком рабочей силы,
изменением структуры спроса и расширением торговли; развитием новых отраслей и
значительным распространением деревенской промышленности, где целые районы
вырабатывали заказную продукцию из давальческого сырья" [Coleman, The Economy
of England, p. 74]. Более того, в странах, сумевших мирно перейти от
меркантилизма к рыночной экономике, государство лишило гильдии исключительных
привилегий, когда осознало, что занятость предпочтительнее безработицы, даже
если работодатель не признан гильдией. В Англии политическая нестабильность,
сопровождавшая упадок меркантилизма, привела к тому, что все меньше и меньше
людей обращались за разрешением к гильдиям, облегчая этим государству резкое
изменение политики.
Коррупция
Подобно гильдиям, угасала и бюрократия. Хотя меркантилизм возвестил длительный
период экономического роста в Европе, чрезмерность контроля означала, что ему
всегда будет сопутствовать коррупция. К концу XVIII в. меркантилистский
аппарат управления ослабел, а кое-где был полностью коррумпирован. Хекшер
упоминает указ 1692 г., в котором говорилось, что во многих случаях инспекторы
посещали мастерские только для взимания условленных взяток, а не для проверки
товаров. Почти все производственные инспектора (назначенные гильдиями или
государством) постоянно обвинялись в коррупции и пренебрежении своими
обязанностями, что объясняли тогда отсутствием гражданской доблести и уважения
к закону.
Рейд утверждает, что даже английский парламент, который в конце XVII в. также
имел право выдавать разрешения на создание предприятий, брал за это взятки. Мы
уже цитировали слова Оливера Голдсмита, заявившего в середине XVIII в., что
никто кроме людей испорченных и продажных не пытался исполнять закон.
Назначавшиеся в пригороды мировые судьи, наделенные административными
функциями, не были особо заинтересованы в утверждении законов и правил,
придуманных в городах и неприемлемых за их пределами. В 1601 г. спикер палаты
общин сказал про мировых судей, что это "твари, которые за полдюжины цыплят
готовы позабыть о целой дюжине уголовных законов". Как и ныне в Перу,
тогдашние чиновники и политики искали причины недееспособности законов не в
том, что это были плохие законы, а в ненадлежащем их исполнении. В памфлете
1577 г. говорилось: "Я пришел к выводу, что лучшие законы в этих условиях
трудно придумать, нужно лишь исполнять имеющиеся". Возвращаясь к падению
меркантилистской системы, Джозеф Рейд утверждает, что все институты
меркантилизма были заражены коррупцией, которая разделила население на тех,
кто мог перехитрить систему, и тех, кто не умел этого. Он считает неизбежным,
что система правовых институтов, поощряющая одних людей нарушать закон и
заставляющая других страдать от этого, в конце концов теряет уважение у тех, и
у других. [Ответы Рейда на второй вопросник, предложенный Институтом.
Машинопись, Библиотека Института; Heckscher, Mercantilism, vol. 1, pp. 247,
251.]
Волнения и насилие
В конце концов меркантилистская система вызвала заметное брожение в Европе, и
прежде всего потому, что правовые институты этой системы более не
соответствовали изменившейся и усложнившейся городской действительности.
Негибкость меркантилистских институтов фактически исключала мигрантов из
хозяйственной жизни, и они создали собственный ее вариант, добравшись до
городов. Однако были и другие причины волнений. Перемещения, трудности
адаптации к городской жизни, а также перенаселенность, и болезни, которые
мигранты принесли с собой, усиливали брожение. Колман замечает, что уже в XVI
в. в английском парламенте звучали жалобы на "бесконечных попрошаек" и на
значительное увеличение числа "мошенников, бродяг и воров в городах" [Coleman,
The Economy of England, pp. 18--19].
Недовольство вызывала и чрезмерная жесткость регулирования: чем больше было
правил, тем больше их нарушалось и тем больше принималось новых для наказания
нарушителей. Законы множились, ряды контрабандистов и фальшивомонетчиков
ширились, правительство втянулось в череду жестоких репрессий. "Факт состоял в
том, что это был век насилия, и преследование экономических целей требовало
опоры на силу" [Wilson, Mercantilism, p. 27]. Насилие доходило до схваток на
улицах. Причем различия в идеологии или принадлежность к разным структурам
часто становились оправданием насилия, поскольку люди были лишены надежды, и
лишь немногие -- с помощью далеко не бесспорных средств -- могли пробиться
наверх.
Правительство контролировало все, поэтому все надежды возлагались именно на
него. В результате сложилась типичная для меркантилистской жизни картина:
когда заработки росли быстрее, чем цены на продовольствие, хозяева требовали
ограничить увеличение заработной платы, а когда цены обгоняли рост заработной
платы, работники требовали законов о минимуме заработной платы и потолке цен
на продовольствие. Политическое давление привело к закреплению цен, доходов и
заработной платы, а результатом стал такой упадок промышленного и
сельскохозяйственного производства, что ни минимальные, ни максимальные цены
не могли решить проблему дефицита, нехватки продуктов питания и безработицы.
В ситуации кризиса и брожений самые энергичные и уверенные в себе эмигрировали
или примыкали к революционным движениям. В эпоху меркантилизма многие
итальянцы, испанцы, французы и другие европейцы эмигрировали в другие страны в
поисках лучшего будущего. Во Франции преследования гугенотов и теневиков из
текстильной промышленности вытолкнули за пределы страны многих
предпринимателей и умелых работников -- в основном в Англию и Голландию, где
они добились процветания.
Уже в 1680 г. встречаются упоминания о фатализме, вызванном невозможностью
достичь сколь нибудь заметного процветания: "большая часть мелких
производителей считает, что никогда уже не будут стоить и 10 фунтов... и если
они смогут поддерживать жизнь, работая лишь 3 дня в неделю, они никогда не
станут работать 4 дня" [Coleman, The Economy of England, p. 105].
Государственная благотворительность
Раздраженные наплывом мигрантов в города и продолжением брожения, власти
пытались поддерживать мир раздачей продуктов беднякам, прежде всего -- молока,
зерна и супа. При этом бедняков убеждали вернуться в свои села. Когда .в 1662,
1685 и 1693 гг. английское правительство приняло многочисленные законы по
этому поводу, оно поставило условием получения помощи перемещение к месту
рождения или постоянного жительства. Целью было предотвратить поселение
безработных в городах. Когда система оказалась неработоспособной, а людской
поток по-прежнему переполнял города, в 1834 г. был принят новый Закон о
бедняках, который требовал возврата городской бедноты к месту рождения, где им
и окажут помощь.
Это также не сработало, потому что безработица росла, а бюрократия,
'заведовавшая помощью бедным, погрязла в коррупции и перестала
функционировать. Да и деревенский люд находил все новые способы обосноваться в
городах. Однако система помощи тем, кто оставался в деревне, удерживала на
месте семейных и пожилых, а уходила в города в основном холостая молодежь.
Таким образом, в города хлынул поток молодых, полных сил людей, которые с
успехом могли стать и предпринимателями, и революционерами.
Крушение
В большинстве стран Западной Европы меркантилизм рухнул в конце XIX -- начале
XX в., когда достигли предела противоречия системы, уже неспособной управлять
сложным городским обществом. Развитие меркантилистского хозяйства
остановилось, потому что элита предпринимательства занималась разработкой
законов и правил, которые бы защищали их от конкуренции со стороны новых
методов производства, а тем, кто мог бы производить больше -- мешали
существовавшие законы. Предпосылками крушения стало то, что- легальные формы
предпринимательства постепенно задохнулись из-за налогов и регламентов, а
внелегалы открыто нарушали закон и открыто возмущались, что их держат на
задворках общества. Окостенелость производительных структур сказывалась в
плотности внелегальных поселений, окружавших центры городов, в обилии на
улицах разносчиков, попрошаек и нищих, в изобилии контрабандных и подпольно
произведенных товаров. Гражданская жизнь была разрушена насилием.
Хотя меркантилистские общества и обстоятельства их упадка были сходными во
всех рассматриваемых странах, результаты не всегда оказывались одинаковыми. Те
европейские страны, которые перешли от плохих законов к хорошим, постепенно
успокоились и стали развиваться гораздо быстрее, чем те, которые противились
переменам. Правительства, более склонные к компромиссам, приняли правила,
давшие выход созидательной энергии граждан. Поощряя взаимозависимость и
