спадом и социальными протестами, и -- созданием крайне левого правительства
(очень серьезная угроза). Вместо политики либерализации общества они избрали
путь репрессий и поддержку наиболее радикальных правых сил, что привело к
гражданской войне 1936--1939 гг.
Когда война закончилась, промышленники, финансисты и землевладельцы
объединились с высшим чиновничеством, руководством армии и фалангистами и
установили жестко регламентированную силовую систему управления обществом. В
период 1940--1959 гг. в стране господствовал неомеркантилизм, соединявший
принципы традиционного меркантилизма с фашистским корпоративизмом --
достаточно модным в то время направлением. Всех объединили вражда к рыночной
экономике и либеральному обществу и вера в необходимость меркантилистской
политики. Целью политики были экономическое самообеспечение и ускоренная
индустриализация, а методами -- контроль цен, производства и внешней торговли.
Результатом опять стала необходимость лицензий и разрешений практически для
любой хозяйственной деятельности. Поскольку разрешения выдают люди, создались
благодатные условия для взяточничества и тесного сотрудничества политиков,
бюрократов и привилегированных частных корпораций. Жесткий бюрократический
контроль и планирование плюс карточное распределение удушили экономику;
черный рынок возродился и разросся настолько, что, по словам Дионисио
Ридруехо, система сделала многих испанцев преступниками, заставив жить вне
закона [Cabrillo, Notaspara el ILD].
После окончания гражданской войны на страну обрушились репрессии. Закон 16
октября 1941 г. ввел смертную казнь за некоторые экономические преступления,
хотя более 5 тыс. человек уже были приговорены к каторжным работам и многие
тысячи -- к штрафам. Особенно жестокие наказания предусматривались принятыми
24 ноября 1938 г. Законом об уголовных наказаниях, Правилами валютных операций
и дополнительными постановлениями. Нарушений Правил валютного контроля было
так много, что пришлось соответствующие дела передать специальным судам,
напоминавшим военные трибуналы. Подобными методами пытались обеспечить и
исполнение Закона о контрабанде и мошенничестве от 20 декабря 1952 г., который
также чрезвычайно широко нарушался. В жилищном секторе, при всей суровости
наказаний, уклонение от арендной платы и несоблюдение правил покупки и продажи
собственности стали обычным делом.
В 1959 г. Испания вновь начала движение к рыночной экономике. Место политики
изоляционизма заняли программы сокращения правительственного регулирования,
либерализации цен, сокращения числа управляющих структур, мешавших росту
производства, смягчение законов о труде и ограничений на внешнюю торговлю.
Тому был ряд причин. Во-первых, прежняя система сдерживала экономический рост:
уровень дохода на душу населения в Испании составлял треть от уровня других
европейских стран. Это хорошо понимали и испанские рабочие, эмигрировавшие в
страны с рыночной экономикой, и группы молодых технократов и экономистов,
обвинявших правительство в том, что другие западные страны быстро развиваются,
а Испания продолжает отставать.
Их позицию укрепили успех европейского Общего рынка, осуществление во Франции
планов стабилизации и либерализации, разработанных экономистом Жаком Руэффом,
а также растущее влияние на испанскую политику таких международных
организаций, как Международный валютный фонд (МВФ) и Организация европейского
экономического сотрудничества (ОЕЭС). И хотя процесс либерализации в 1964 г.
вновь затормозился, Испания сейчас движется (и, видимо, необратимо) к рыночной
экономике. Уровень жизни значительно возрос, и Испания, по-видимому, будет все
в большей степени походить на страны Западной Европы, а не на
латиноамериканские режимы, которые она же и создала.
Россия: третье насильственное решение
В России конец меркантилизму положила насильственная революция, которая
привела к созданию кровавой тоталитарной системы и коллективистской экономики.
Результат доказывает, что чем больше подавляются силы, стремящиеся к
переменам, тем более вероятно, что профессиональные революционеры захватят
власть и установят тоталитарную систему. Россия наглядный тому пример,
поскольку в отличие от других европейских стран, которые провели необходимые
реформы после наполеоновских войн, авторитаризм здесь был сохранен, а вместе с
ним экономическая нестабильность и социальные волнения. По меньшей мере до
1905 г. отсутствие парламентского правительства, суровая судебная система,
грубый и жестокий полицейский аппарат не способствовали ни экономическому
развитию, ни поиску, альтернатив. Доступ к рынку был затруднен.
Предпринимательство было возможно только при специальном разрешении властей.
В последней трети XIX в. бедность сельских районов и субсидии на развитие
промышленности позволили городам до некоторой степени индустриализоваться, но
результатом стала массовая миграция в города. Как и в остальных странах
Европы, российские власти и владельцы легальных предприятий не смогли
расширять поддерживаемые государством отрасли промышленности настолько быстро,
чтобы дать место потенциальным предпринимателям и рабочим. В результате
развились все симптомы, характерные для упадка меркантилизма. В 1905 г.
произошли жестокие столкновения с властями, и лишь тогда были проведены
некоторые реформы, открывшие более широкий доступ к предпринимательству и
участию в принятии политических решений. Однако реформы в должной мере не
сработали, а рост занятости в российской промышленности оказался
недостаточным, поскольку в значительной мере подавлялся бюрократической
регламентацией и контролем.
Когда в ходе первой мировой войны производство пришло в упадок и не смогло
обеспечивать страну необходимыми продуктами, возникли благоприятные условия,
чтобы при поддержке народа отстранить царя от власти, что и произошло в
феврале 1917 г. А в октябре того же года власть захватили большевики.
Незадолго до этого меньшевики указали на необходимость поощрения частной
инициативы, но большевики резко возразили, что "капитализм" в России уже был и
потерпел неудачу. Разумеется, большевики, не зная об этом, говорили о
меркантилистском хозяйстве, поскольку в России рыночной экономики никогда не
было.
Если из опыта европейских стран и может быть сделан какой-то вывод, то он
заключается в том, что именно массовое переселение крестьян в города,
последствия которого были усугублены противоречиями меркантилизма, привело
экономику этих стран в состояние стагнации. Законы потеряли действенность, а
власти утратили способность управлять.
Струни, Которые постепенно изменяли свои институты и смогли привести законы в
соответствие с действительностью, более или менее плавно перешли к рыночной
экономике и добились процветания. Страны, противившиеся переменам, были
втянуты в бесконечную череду гражданских войн, насилия, политических авантюр,
революций и непрекращающихся волнений. Неработоспособность меркантилизма и
создаваемый им беспорядок стали питательной средой для всевозможных каудильо и
диктаторов, будь то Робеспьер, Фуше и Наполеон во Франции или Примо де Ривера
в Испании. Насилие и институциональный хаос означают, что возможность мирного
и демократического перехода к рыночной экономике полностью утрачена. Нарастает
вероятность того, что в результате напряженной борьбы или бюрократических
интриг триумфально возникнут новые Франко или Сталин. Почти всегда
непосредственным результатом этого оказывались репрессии, а долгосрочные
результаты определялись не демократическим выбором общества, а убеждениями или
своекорыстным расчетом лидера и решениями тех, кто во времена беспорядков или
репрессий сумел подобраться к центру власти.
Из европейского опыта нужно усвоить, что слабеющее меркантилистское
правительство, противящееся необходимым институциональным изменениям,
открывает простор насилию и беспорядку. Ценой массовых репрессий оно может
отсрочить неизбежный переход, но рано или поздно противоречия будут разрешены:
либо торжеством коммунистической диктатуры, либо через демократическую систему
и рыночную экономику.
Глава 8. Заключение
Дееспособность правовых институтов
Насилие
Живучесть меркантилизма
Политический волюнтаризм
Левые и правые меркантилисты
Надежды на человеческий капитал
План перемен
Заключительные замечания
Революции, истинные революции, -- не те, что
лишь изменяют политические формы государства
и членов правительства, а те, что преобразуют
институты общества и отношения собственности,
-- назревают подспудно, пока случайные
обстоятельства не воспламенят их.
Альберт Матиес
Дееспособность правовых институтов
Перуанский меркантилизм -- в упадке. Крайне маловероятно, что он вернет
дееспособность и ситуация перестанет ухудшаться. Когда пишутся эти строки,
несмотря на временное оживление правовых институтов Перу, -- обычное следствие
надежд, сопутствующих избранию нового президента, -- меркантилистская система
продолжает угасать:
8 октября 1985 г., через два месяца после избрания нового правительства,
министр внутренних дел проинформировал парламент о 282 актах захвата земли в
этом году, причем 153 произошли уже в период его пребывания в должности.
Правительство за тот же срок выдало лишь 3 законных разрешения на право
владения землей.
Вследствие вторжения внелегальности во все сферы повседневности, наши правовые
институты постепенно утратили дееспособность. В жилищном строительстве,
например, правительству пришлось так или иначе легализовать права на
собственность, приобретенную в результате захвата, и внелегальные поселения
получили некий не вполне полноценный, но законный статус. Дошло до того, что
сами власти вынуждены были захватывать собственность для реализации своих
жилищных проектов. В сфере городского транспорта государству пришлось признать
захваты маршрутов транспорта пиратами и владельцами микроавтобусов.
Муниципальные власти практически всех городов Перу смирились с необходимостью
вести переговоры с уличными торговцами и с тем фактом, что на каждый рынок,
построенный государством, уличные торговцы строят еще двенадцать.
Правительство сдает позиции, а это значит, что правовые институты перестали
быть инструментами управления обществом и жизнью. Меркантилизм больше не
подходит перуанскому обществу. И поскольку правовые институты уже не выполняют
своих общественных функций -- не защищают людей и не открывают перед ними
возможностей плодотворной деятельности -- большинство перуанцев начали
понимать, что система несправедлива и скорее разъединяет, чем объединяет людей.
До начала массовой миграции последних десятилетий государству была выгодна
удаленность андского населения, рассеянного и изолированного в
сельскохозяйственных общинах и имениях, -- это освобождало ему руки для
поддержания заведенного порядка. Поведение подобных групп не ограничивало
дееспособности государства. В наследство от испанского владычества и
вице-королей страна получила систему жесткого социального контроля.
Привилегированные группы были уверены в наличии достаточного числа рабочих рук
и в том, что сельское население удастся держать вдали от городов. Более того,
рассеяние населения затрудняло организацию восстаний и формирование
революционных масс в городах.
В последние четыре десятилетия, в связи с миграцией и увеличением численности
городского населения в 5 раз ситуация резко изменилась. Аграрная реформа,
проведенная генералом Веласко Альварадо в 70-е годы, завершила разрушение
доминировавшей социо-экономической системы, при которой было легко
контролировать разбросанное сельское население. В настоящее время большинство
перуанцев живут в городах и не желают возвращаться назад, поскольку
экономические и социальные причины, заставившие их двинуться в города,
достаточно весомы. Этих людей уже нельзя держать в изоляции.
Мигранты хотели включиться в обычную законопослушную деятельность, но
поскольку этому мешала правовая система, им пришлось выживать за пределами
