построят лишь 1 рынок на каждые 12, построенных внелегалами. Ответственные за
муниципальный транспорт Лимы не могли вообразить лет 20 назад, что 95%
транспортных услуг будут предоставлять внелегалы. Эти цифры показывают, что
прогресс не является чистым результатом действий государства. Такой вывод
способен удивить, поскольку противоречит широко распространенному мнению, что
наши правители способны все знать и все сделать. Политический волюнтаризм
затрудняет понимание, как происходят те или иные события, если они нужны
людям, не имеющим никакой власти.
Кто думает, что порядок вещей изменяется лишь потому, что к власти приходят
более настойчивые и умелые, совершают громадную концептуальную ошибку. В
городском обществе, захлестнутом волной миграции, никакой правитель не может
знать всего, что происходит в стране, и новый социальный порядок не может
иметь основой эти -- отсутствующие в реальности -- знания. В обществе, где
специализация делает взаимозависимыми миллионы людей, где существует сложная
система связи между производителями и потребителями, кредиторами и должниками,
работодателями и работниками, в обществе с постоянно развивающейся
технологией, с конкуренцией и ежедневным потоком информации из .других стран
физически невозможно знать хотя бы малую часть национальной деятельности и
непосредственно управлять ею.
В силу этого возможности правительственного вмешательства ограничены. Хотя и
существуют громадные возможности приносить пользу, вовсе не факт, что для
этого достаточно иметь правительственные полномочия. Правители -- это обычные
люди с ограниченными возможностями, сталкивающиеся с огромными и бесчисленными
проблемами. Сосредоточившись на одной, они автоматически упускают из виду
многие другие. Они вынуждены выбирать между общими и частными задачами, между
крупномасштбными и детальными решениями. Если они выделят определенные
проблемы, то утратят возможность управлять страной и обречены на неудачу.
Никакой энтузиазм не увеличит их возможности, и они способны достичь лишь
того, к чему добровольно стремятся большинство перуанцев -- в силу убеждений
или личной заинтересованности. Не правители создают богатство: они заседают,
произносят речи, принимают резолюции и декреты, создают документы,
инспектируют, наблюдают, взимают, но не производят. Производит народ.
Вот почему так важно иметь хорошие законы. Когда правовые институты
эффективны, правители могут сделать много полезного при минимуме действий. Для
этого им необходимо отменить плохие законы меркантилизма, стремящиеся
зарегулировать любую -мелочь, любую сделку, любую собственность, и заменить их
эффективными законами, поощряющими достижение желаемого результата. Лишь
хороший закон способен сделать реальность компактной и управляемой. Лишь
эффективные правовые институты могут как-то уравновесить ограниченность
правителей и сложность перуанского общества.
Возможно, политический волюнтаризм и был успешным в небольшой примитивной
экономике, но он неработоспособен в современном урбанизированном обществе. В
динамичной, непредсказуемой хозяйственной деятельности, охватывающей миллионы
людей, изобретательность в отношении новых открытий и технологий или в обходе
правительственного контроля столь велика, что правительство просто не в
состоянии действовать с той же скоростью, что и общество. Вот почему в
Западной Европы с крахом меркантилизма исчез и политический волюнтаризм.
Промышленная революция была невозможна, пока политики не оставили попыток
непосредственно управлять экономикой.
Левые и правые меркантилисты
Перераспределительная традиция настолько устойчива, что так называемые
демократические партии Перу левого и правого крыла являются в основном
меркантилистскими и, таким образом, имеют гораздо больше общего, чем думают.
Ни один из левых или правых лидеров, будь он на общенациональном или местном
посту, ни разу не попытался устранить препятствия, лишающие простых людей
доступа в правовое общество. Вместо этого обе стороны прибегали к
меркантилистским инструментам. Обе непосредственно вмешивались в экономику и
способствовали экспансии государственной деятельности. Обе укрепляли роль
правительственной бюрократии, пока та вместо главного двигателя не
превратилась в главное препятствие. Вместе, ни разу не посоветовавшись с
избирателями, они произвели на свет почти 99% законов. Обе не сумели передать
в частные руки решение задач, с которыми не справилась бюрократия: либо из
неверия в способности людей, либо из-за незнания, как переложить
ответственность.
Несомненно, существует разница между правыми и левыми меркантилистами: первые
стремятся обслуживать интересы иностранных инвесторов и национального бизнеса,
а вторые перераспределяют блага между нуждающимися. Но и те, и другие делают
это при помощи плохих законов, которые явно идут на пользу одним и во вред --
другим. Хотя цели левых и правых кажутся разными, в результате их деятельности
в Перу потери и приобретения любого человека определяются политическими
решениями. Лиса и волк, конечно, очень разные, но для кролика важно их
сходство.
И левые, и правые, поскольку они управляют меркантилистской системой, более
всего озабочены перераспределением богатства, а не созданием институциональной
основы его производства. Не сумев открыть миллионам мигрантов доступ к
легальному производству, левые и правые в равной степени впали в
замешательство из-за царящей в городах бедности и прибегают к старой
меркантилистской уловке -- подают замаскированную и смехотворно убогую
милостыню. Сегодня и левые, и правые видят проблему в недееспособности
законов. Но, похоже, ни те, ни другие не представляют, что проблема сама
предлагает и решение: использовать энергию, присущую данному явлению, для
создания богатства и нового порядка. Возможно, такое преобразование проблемы в
решение попахивает алхимией, а может быть левые и правые боятся массовых,
общенародных проявлений частной инициативы. Как настоящие меркантилисты, и те,
и другие чувствуют себя спокойно, лишь когда ответы приходят с верхних этажей
власти, в централизованном порядке.
Особенно хорошим примером такой тенденции является регулирование уличной
торговли (изложенное в главе о внелегальной торговле), которое муниципальное
правительство Лимы, контролируемое левыми марксистами, ввело в 1985 г. указом
002. Если бы вместо жесточайшего регламентирования уличной торговли власти
занялись устранением препятствий и облегчили теневикам учреждение предприятий
и доступ к легальному рынку кредитов, чтобы они могли строить больше рынков, к
1993 г. вся торговля уже ушла бы с улиц.
Примечательно, что мэр Лимы, прижимая инициативу уличных торговцев,
одновременно открыто поощрил частное строительство рынков прямо в центре Лимы.
Политика левых в муниципалитете была скорее меркантилистской, чем
социалистической, и мало чем отличалась от того, что сделали бы в той же
ситуации правые.
Традиционно левые и правые защищают также протекционистский и разрешительный
порядок, и никто из них не заботился о мерах по интеграции новичков и
облегчению им доступа к рыночной конкуренции. Вместо того чтобы подумать, как
дать народу возможность управлять рыночными силами и заставить их служить
социальным интересам страны, они пытаются заменить эти силы системой
правления, предшествовавшей Промышленной революции в Европе.
Занимаясь проблемами теневиков, левые и правые уделяли мало внимания
реформированию системы права, приспособлению его к новым реальностям
производства. Никто даже не задумывался над тем, что большинство бедных
перуанцев находятся на шаг впереди этих революционеров и уже изменяют
устройство страны. Никто не давал себе отчет в том, что единственная задача
правительства -- руководить переменами, придавая им надлежащее
институциональное оформление, чтобы они сохраняли управляемость и полезность.
В итоге избиратели Перу оказались перед ужасной дилеммой: им предлагают
голосовать за постоянно крепнущее государство либо правого толка,
патронирующее различные частные группы, либо левого толка, решительно
нацеленное на государственный капитализм, который может оказаться еще более
давящим, чем меркантилистская система.
Ясно и то, что для многих владельцев легального бизнеса, ошеломленных
издержками на законопослушание, естественнее сотрудничать с
интервенционистским правительством, с которым можно прийти к соглашению, чем
защищать безличную рыночную экономику, где нет способных защитить их
всемогущих правителей. Для них идеал частного сектора -- это капитализм без
конкуренции, соединение государственной опеки и частного управления --
меркантилизм.
При всем этом, риторика наших традиционных левых и правых весьма напоминает
речи их зарубежных сторонников. За рубежом возникла иллюзия, будто Перу, как и
западным демократиям, свойственна плюралистическая политика, что правое крыло
желает укрепить частное предпринимательство и защитить общественную свободу, а
левое стремится помочь бедным и устранить социальную несправедливость.
Они ошибаются. Традиционные правые не являются носителями принципов, лежавших
в основе промышленной революции, а их социальная философия не совместима с
либерализмом (как его понимали в Европе XIX века). В Перу экономический
либерализм служил ширмой для консервативной меркантилистской политики, а не
орудием разрушения меркантилизма, как это было в Европе. Наши правительства,
когда им было нужно выглядеть привлекательно перед Западом, назначали "чистых"
либералов на стратегические посты, и те применяли свои теории на
макроэкономическом уровне, но не меняли правовых институтов, служащих
внутренней дискриминации. И даже этих людей убирали из правительства, когда
меркантилистский истеблишмент оказывался уж очень недоволен.
Перуанские либералы и консерваторы сходились в том, что дискриминационное
государственное вмешательство необходимо вследствие "культурной отсталости"
Перу. Эти либералы используют современнейший жаргон макротеории и ссылаются на
труды ортодоксальных либеральных экономистов, но когда дело доходит до
внутренних социальных и экономических проблем, они делают выбор в пользу
запретительных правовых механизмов, весьма далеких от либерализма. Результатом
стал своего рода внутренний правовой апартеид, когда деятельность небольшой
части населения вполне легальна, а все остальные действуют отчасти вне закона.
Вот почему в дополнение к законам о городском строительстве было принято
положение о внелегальных поселениях, система правовых норм для легального
транспорта была дополнена исключительными правилами для микроавтобусов, а
рядом с традиционным торговым правом возникли указы, направленные на уличных
торговцев. Традиционные правые никогда не задумывались над созданием законов,
одинаковых для всех. Полагая, что меркантилизм содержит все нужное для
передового либерального общества, и теперь требуются лишь иностранный капитал
и, возможно, более высокая культурная и расовая основа, либералы тратили
большую часть своих усилий на защиту правящего класса, его культуры и
традиций. Они никогда не стремились к проведению реформ и созданию институтов,
необходимых для развития современной экономики, адресованных всем слоям
населения.
Нечто подобное происходит с крайне левыми, поскольку, хотя они и завоевали
симпатии бедных, их экономические проекты безошибочно направлены на
государственный капитализм и не принимают в расчет потенциал, инициативу и
энергию народа. В этом они вполне реакционны. Мы убеждены, что такой подход в
конечном итоге устранит возможность прихода к власти левого правительства
демократическим, ненасильственным путем.
Итак, перед нами удивительный парадокс: большинство традиционных левых и
правых верят, что у нас Перу существует либеральный статус-кво. Исходя из
этого предположения меркантилистские предприниматели обращаются к западным
правительствам и своим союзникам в иностранном частном секторе за помощью в
