Искать их бессмысленно. Этот незнакомец уже, вероятно, вынырнул
где-то в другом конце аббатства. С моими стеклами".
"Как с вашими стеклами?"
"Увы. Он не смог отобрать записку и довольно остроумно
вышел из положения, захватив мои зрительные стекла".
"Зачем они ему?"
"Затем, что он слышал, как мы с тобой говорили о тайной
записи! Он знает ее важность и рассудил, что без стекол я ее
прочесть не смогу. Притом он уверен, что и показывать ее я
никому не стану. Теперь все равно -- что эта записка есть, что
ее нет".
"Как же он до этого додумался?"
"Во-первых, я сам объяснил их действие стекольщику.
Во-вторых, я надевал их утром в скриптории, чтоб осмотреть
бумаги Венанция. Следовательно, уже много людей знает, что этот
прибор мне необходим для чтения. На самом деле обыкновенную
рукопись я еще, может быть, и без них разберу, но, конечно, не
это, -- он снова раскатал загадочный пергамент, -- где
греческие записи слишком мелки, а то, что наверху, слишком
непонятно".
Он опять приблизил лист к огню, и еще ярче -- будто
волшебством -- проявились тайные знаки. "Венанций хотел скрыть
важные сведения и взял невидимые чернила, заметные только при
нагреве. А может, лимонный сок... Жаль, неизвестно, каким
составом он пользовался. Все может пропасть так же внезапно,
как появилось. Вот что. У тебя глаза хорошие. Давай-ка поживей
перерисуй эти знаки. Только точно. И как можно крупнее". Я все
исполнил -- перерисовал, не понимая. Вышло четыре-пять строчек
совершенно чародейского вида. Воспроизведу несколько первых
знаков, чтобы дать читателю представление, с какой загадкой мы
столкнулись.
Когда я все переписал, Вильгельм глянул, держа табличку в
вытянутой руке. "Это секретная азбука. Ее надо разгадать, --
сказал он. -- Знаки, очевидно, и были худо нарисованы, а ты их
еще больше изуродовал. Но все-таки можно понять, что это знаки
зодиака. Видишь в первой строчке... тут у нас... -- Он еще
сильнее сощурился и еще дальше отодвинул табличку. --
...Ну-ка... Стрелец, Солнце, Меркурий, Скорпион..."
"А что они значат?"
"Если писал совсем простак, он должен был использовать
самую распространенную азбуку: Солнце -- А, Юпитер -- В... И
тогда первая строка выгладит так... Попробуем. Запиши...
RAIQASVL... Он осекся. -- Нет, это бессмыслица, и Венанций был
не так прост. Он перетасовал азбуку, изобрел какой-то новый
ключ. Ключ мы найдем".
"А как?" -- спросил я, обмирая от восхищения.
"С помощью арабской методики. Лучшие трактаты по
криптографии вышли из-под пера нехристиан. В Оксфорде я читал
кое-какие... Бэкон был тысячу раз прав, говоря, что путь к
познанию лежит через изучение языков. Абу Бахр Ахмад бен Али
бен Вашийя ан-Набати много веков назад написал свою "Книгу о
горячечной страсти правоверного мусульманина к загадкам древних
письмен", в которой привел множество рекомендаций, как
составлять и разбирать тайные азбуки, необходимые для
магического употребления, но не менее полезные и для переписки
между воинскими отрядами или между царями и их посольствами.
Мне попадались и в других книгах арабов довольно остроумные
советы. Например, замещать одну букву другой, писать слова
задом наперед, менять порядок букв: писать их через одну, а
потом все пропущенные. Кроме того, вместо букв подставляются
другие знаки, к примеру тут -- зодиакальные. Нумеруются буквы
алфавита, потом буквы секретной азбуки, потом соотносятся
порядковые номера..."
"А какую систему употребил Венанций, мы не знаем..."
"Надо бы проверить все по порядку... И еще множество
других... Прежде всего при разгадывании тайного послания
полагается разгадать, что же в нем говорится".
"А после этого и разгадывать незачем!" -- захохотал я.
"Не скажи. Требуется вообразить, как могут звучать первые
слова. А потом проверить, распространяется ли правило на
остальной текст. Например... В этой записке несомненно указан
путь в предел Африки. Я почти уверен. И все благодаря ритму...
Попробуй сам вдуматься в первые три слова. На буквы не гляди --
только на их количество... IIIIIIII IIIII IIIIIII... Разделим
эти слова на слоги по две-три буквы. Что выйдет? Та-та-та,
та-та, та-та-та... Тебе ничего не приходит в голову?"
"Нет... ничего..."
"А мне приходит, Secretum finis africae...1 Посмотрим. В
последнем слове первая и шестая буква должны совпасть. Так и
есть: в обоих случаях знак Земли. Первая буква первого слова --
S -- должна быть та же, что и последняя буква второго...
Прекрасно. Она тоже повторяется. Знак Девы. Похоже, мы на
верном пути. Тем не менее, увы, не исключается, что это цепь
совпадений. Надо искать закономерность".
"Где искать?"
"В голове. Придумывать. И проверять. Па эти забавы с
проверками, видимо, уйдут сутки. Больше -- вряд ли. Потому что,
запомни, нет такой цифири, которая при умении и терпении не
поддалась бы разгадке. Но сейчас у нас времени нет. Надо
осмотреть библиотеку. Кроме того, без зрительных стекол вторую
часть записки мне все равно не прочесть, и тут ты мне, к
сожалению, не поможешь, ибо на твой взгляд..."
"Еллинские письмена, невразумительны зело..." -- униженно
лепетнул я.
"Вот именно. Теперь видишь, сколь прав был Бэкон. Учись!
Но не будем унывать. Возьмем пергамент и твои выписки и
отправимся в библиотеку. Я чувствую, что теперь и десять
легионов ада меня не остановят".
Я поспешно перекрестился. "А кто же с нами сейчас
сражался? Бенций?"
"Бенций с ума сходит от любопытства -- что у Венанция на
столе... Но, по-моему, на такие каверзы он не способен. К тому
же он вроде бы предлагал нам союз... Да и слишком труслив,
чтобы соваться ночью в Храмину..."
"Значит, Беренгар? Или Малахия?"
"Беренгар. С него станется. К тому же... Он в ответе за
книгохранилище. Он терзается муками совести, знает, что выдал
важную тайну, в результате чего книгой завладел Венанций.
Должно быть, Беренгар старался вернуть книгу на место.
Подняться в библиотеку мы ему не дали. Теперь он, надо думать,
прячет се где-то в аббатстве. Возможно, мы сумеем захватить его
с поличным -- если Бог поможет,-- когда он понесет книгу на
место..."
"Но те же мотивы могли быть у Малахии..."
"Вряд ли. Малахия имел сколько угодно времени, чтоб
обыскать стол Венанция. Ведь он оставался здесь один --
закрывать здание. Я много думал об этом, но помешать не мог.
Теперь мы видим, что опасался я напрасно: обыска он не устроил.
Делаем вывод: Малахия не знает, что Венанций пробирался в
библиотеку и что-то выносил. Однако это знают Беренгар и
Бенций... а также ты и я. Мог еще знать Хорхе -- из исповеди
Адельма, -- но, разумеется, это не он с такой скоростью
улепетывал по винтовой лестнице..."
"Значит, либо Беренгар, либо Бенций". "А почему не
Пацифик Тиволийский или не какой-нибудь еще монах из тех,
с которыми мы сегодня говорили? И не стекольщик Николай
которому известно назначение моих линз? И не этот странный
Сальватор, который, как мне намекали, неизвестно зачем
повадился по ночам в Храмину? Надо всегда следить, чтобы круг
подозреваемых лиц без веских причин не суживался. Этот Бенций
хочет принудить нас искать только в одном направлении. Кто
знает -- вдруг Бенцию это выгодно?"
"С виду он честен".
"Безусловно. И учти, что первейший долг порядочного
следователя -- подозревать именно тех, кто кажется честным".
"Какая гадость работа следователя", -- сказал я.
"Поэтому я ее оставил. Но видишь -- приходится браться за
старое. Пошли в библиотеку".
Второго дня НОЧЬ,
где удается наконец попасть в лабиринт, увидеть непонятные
видения и, как положено в лабиринтах, -- заблудиться
Мы снова двинулись наверх, теперь уже по восточной
лестнице, так как она вела и выше -- на библиотечный этаж.
Фонарь плыл перед нами в высоко поднятой руке. Я припоминал
рассказ Алинарда о лабиринте и готовился встретить любые ужасы.
И был удивлен, когда, вступив в таинственную запретную
область, мы увидели небольшую семиугольную комнату, лишенную
окон, пропахшую прахом и плесенью. Именно этот запах, как
обнаружилось после, царил на всем этаже. Словом, ничего
пугающего.
Комната, как сказано, была о семи стенах. В четырех из них
между вмурованными в камень столпами открывались просторные
двери-проемы, увенчанные полукруглыми арками. Вдоль глухих же
стен шли огромные шкапы, аккуратно уставленные книгами. Над
каждым прибита дщица с номерами; то же отдельно над каждой
полкой. Несомненно здесь воспроизводилась та самая цифирь,
которую мы видели в каталоге. Посреди комнаты стол, на нем
снова книги. Пыль на всех томах лежала не слишком толстым слоем
-- значит, их достаточно регулярно протирали. Пол тоже был
относительно чист. На одной из стен поверх арки тянулась
надпись крупными литерами: Apocalypsis lesu Christi. Шрифт был
старинный, однако надпись нисколько не выцвела. Позднее мы
разглядели, что это достигалось особой техникой: буквы были
вырезаны глубоким рельефом на камне, а потом залиты краской.
Такая отделка часто применяется в церквах.
Мы прошли в одну из арок. Новая комната, на этот раз с
окном, куда вместо стекол вставлены гипсовые пластины, две
стены глухих, одна с проходом, таким же, как предыдущий, сквозь
который мы вошли. За ним новая комната, в ней тоже две глухих
стены, одна с окошком и одна с проходом, уводившим в следующие
помещения. И в этих двух комнатах имелись надписи тем же
шрифтом, что в предыдущем зале, но иного содержания. Первая
надпись гласила: "Super thronos viginti guatuor"1, вторая --
"Nomen illi mors"2. В прочих отношениях эти две комнаты, хотя и
меньшие, чем самая первая, и не семиугольные, как та, а
четырехугольные, не отличались от нее убранством: шкапы с
книгами, посередине стол.
Перешли в третью комнату. Она оказалась пустой -- ни книг,
ни вывески. Зато под окном каменный алтарь. Три дверных проема:
один тот, из которого мы вышли, другой вел в семиугольную
комнату -- ту самую, с которой мы начали, -- третий уводил в
новое помещение, похожее на все прежние, но с новой надписью:
"Obscuratus est sol et aer"3. Отсюда был проход в следующую
комнату с вывеской "Fasta est grando et ignis"4. Тут других
дверей не было, то есть этот зал представлял собой тупик, из
которого всякому вошедшему оставалось только повернуть обратно.
"Разберемся, -- сказал Вильгельм. -- Пять квадратных
комнат, или вернее слегка трапециевидных, в каждой по окну...
Эти комнаты окружают семиугольный зал без окон, но с
лестницей... Элементарно, милый Адсон. Мы в восточной башне.
Каждая башня снаружи имеет пять граней, пять окон. Вот и все.
Эта пустая комната смотрит на истинный восток -- так же как и
хор церкви -- и на рассвете солнечные лучи прежде всего озаряют
алтарь. По-моему, это весьма правильно и благопристойно.
Единственное, что тут необычно, -- гипсовые стекла. Хитрая
выдумка. Днем они прекрасно проводят свет. А ночью скрадывают
все -- даже лунное сияние. Вообще-то не ахти какой лабиринт.
Надо посмотреть, куда ведут две остальные двери семиугольного
зала. Думаю, что здесь я не заблужусь".
Учитель ошибался. Создатель библиотеки оказался хитрее,
чем думал Вильгельм. Не могу толком объяснить, в чем было дело,
но с тех пор, как мы вышли из башни, продвигаться становилось
все труднее. Попадались комнаты с двумя, а то и тремя дверьми.
